Оставшиеся быстро опомнились, приподняли щиты, закрывая даже головы, и судорожно пришпорили коней. Получилась не лавинная атака, а бестолковый навал. Я тоже стронул Чалку в сторону тех, кто располагался ближе ко мне, к Зазывале, и всадил второй нож в шею коня его товарища, вырвавшегося вперёд. Животное всхрапнуло, шарахнулось, а горец, не ожидавший внезапного рывка в сторону не раз проверенного коня, потерял ориентир и не смог нанести мне удар, так как его пронесло немного правее меня, чем требовалось для атаки. Зато я, выхватив меч, успел ударить его кончиком по затылку, а потом, возвратным движением, отвести меч Зазывалы, мчавшегося с левой от меня стороны.
Я ещё и ещё раз дал шпор Чалке, вырываясь на простор дороги, оставляя Зазывалу позади. На меня налетели сразу двое, обходя с двух сторон. Я переложил меч в левую руку, отбил удар одного воина, а второмутому, который явился с синяком, метнул нож в живот, так как он, замахиваясь на меня, полностью открылся, отведя щит.
Никаких чудес: в «ночных совах» мы в свободное время не пухли от безделья, а непрерывно тренировались. Как всадник должен располагать свои ножи, чтобы, оказавшись один против нескольких врагов, метать их один за другим? Меня бывалые бойцы этому научили, и вот сейчас я этой наукой вовсю пользовался.
Итак, мясорубка ещё не началась как следует, а уже трое врагов вышли из боя. Зазывала, развернувшись, правильно оценил ситуацию и удержал своего последнего горячего друга, что-то прокричав ему на своём языке.
Стой, стой! крикнул он уже мне, забыв про акцент. Мы тебя не видели, ты нас не видел, понятно?
И что, потом мне в спину ударите из засады?
Зачем так говоришь? Мы не шнырги какие, мы в спину никогда не бьём.
А как же кровная месть?
Какая месть? За смерть в честном бою никто у нас не мстит никогда.
Что ж, горцы, надо признать, обладали и особой мудростью. Видя, что ситуация становится безнадёжной, что стенку врагов никак не проломить, и поэтому бой превращается в тупое избиение до последнего человека с обеих сторон, они не менее дружно бросали поле брани и уносились прочь. Но при этом горцы трусами не были: если напали на них, а не они сами, то в этом случае их воины стояли до последнего живого и спину не показывали.
Я тронулся дальше в путь, опасливо оглядываясь назад. Но Зазывала с последним уцелевшим уже хлопотали возле своих товарищей и на меня не обращали никакого внимания.
Душевные разговоры
Вернулся я в столицу только под вечер и без сил завалился спать, оставив Чалку необмытой: только седло кое-как снял и корма задал. Но, едва моя голова коснулась подушки, как в дом с шумом и грохотом вломилась толпа:
Бросай меч! Бросай, кому сказал!!!
Да что ж это такое, в самом-то деле Ни работу человеку сделать не дают, ни после работы заслуженно отдохнуть.
Я, пружиной выброшенный с кровати, стоял «в чём мать родила», сжимая меч, поводя им из стороны в сторону и пытаясь спросонья сослепу разобраться, что здесь, чёрт подери, происходит. В комнатке оказалось полным-полно народу: хозяйка дома в одной ночной рубашке, с растрёпанными волосами и ополоумевшими глазами, и стражникина меня смотрело несколько копий, угрожающе покачивая стальными наконечниками, едва-едва не задевая остриё моего меча. Горели чадные факелы, заливая дом оранжевым светом, из-за которого по стенам метались дрожащие тени, хотя никто особо и не двигался.
«Эдак избу спалят, дурни, а виноват, конечно, буду я.»
Убедившись, что в доме находятся служителя закона, я сразу бросил оружие на пол. Не дурак я играть в войнушку с такими: это ж вопиющая уголовщина, а я человек честный, скрывать мне нечего и божегорскими властями сопротивляться не намерен.
Мне сразу кинулись заламывать и вязать руки, предварительно врезав под дых, чтобы я нагнулся в нужную позицию. Аж в глазах потемнело, и сознание едва удержалось. Хозяйка, видимо, не привычная с таким картинам, невольно охнула, как будто бы именно ей саданули, а не мне.
А у них тут всё не по-детски, надо признать. Серьёзный подход к делу! Хорошо, хоть не по тестикулам. Не успело моё тело отойти от побоев горячих горных парней, практически головорезов, как мне стали вкатывать от имени закона. Что-то я давненько не припомню, чтобы меня в течение одного года вот так волтузили чуть ли не каждый день Расскажи про такое кому из наёмниковтак ведь засмеют.
Эй, ребята, а полегче нельзя? Я ж не брыкаюсь.
Их начальник подошёл и врезал мне по лицу. Во рту появился вкус солёной крови, а один зуб оказался выбит. В мотнувшейся голове зазвенело.
Эх, совсем по-глупому зуб потерял! Это ж не первый мой выбитый Эдак скоро к приличным девушкам свататься не подойдёшьна смех поднимут: как старикашка беззубый.
Вот и не брыкайся, услышал я как сквозь туман уверенный, солидный такой голос, практически без издевательской интонации. Тащите его на улицу, красавчика.
Меня мешком выволокли во двор и затолкали в тюремную каретуогромный чёрный несуразный ящик, к которому по недоразумению приделали огромные колёса. На дверце, которую за мной с силой захлопнули, оказалось оконце с металлической решёткой.
Пока меня тащили и грузилипо пути успели несколько раз пнуть, как будто бы я в эту карету никак не помещался. Я напоследок и головой успел долбануться. Мы ещё даже в дорогу не тронулись, а у меня уже болела половина всего тела.
«Мда, тут за чужое здоровье особо не переживают»
Давай трогай!
Невидимый для меня кучер щёлкнул кнутом, колымага дёрнулась, и я ушиб колено об лавку, вернее, выступ в форме узкой лежанки, под которой не имелось свободного пространства. Для кровати её сделали узковатой, для ступенькишироковатой, для лавкинизковатой. А вот ногу в потьмах зашибитьсамое то.
Я, связанный, кое-как уселся на эту скамью, которая всю дорогу била меня по заднице. На крестьянской телеге хоть сено есть, а тутничего, кроме затхлого запаха.
Интересно, на чём меня спалили? Раскрыто убийство народного дозора? Горцы всё-таки решили заработать (или смыть свой позор? отомстить?) и сдали меня замковой страже? И то, и другое? хотя для смертной казни или пожизненной каторги вполне хватит любого события. Буду вот помогать божегорцам адские смеси делать, в том же самом замке, куда так сам упорно стремился. Хотя нет: Ведит говорила, что у них мужчин с уголовным прошлым к работам никогда не привлекали, и даже на порог не допускали, только уголовниц. Но такие порядки установились в Нихелии, а тут вполне могут оказаться другие соображения. Мужик ведь чисто физически может больше наворочать, нежели женщина. Ладно, гадать пока бесполезно, подождём, что мне тут скажут.
Карета остановилась, и меня бесцеремонно выволокли наружу: открыли дверцу, схватили за локоть и рванули к себе. Этот рывок в моих рёбрах отозвался прондительной болью, и я чуть не вскрикнул. Сволочи, неужели нельзя было вежливо попросить выйти? да куда бы я делся, вышел бы сам. Правда, мы и сами с пленными особо не рассусоливали Темнота стоялахоть глаз выколи, но, несомненно, мы заехали не в гостиничный двор. Опять меня подхватили и потащилитак я и пешком ходить разучусь, при таком-то обращении.
Каменное здание мрачного вида. Тёмные коридоры, неподвижные часовые. Кабинет с неровно горящим факелом, начальник за грязным столом. Невелика, видать, птица, и это для меня первая приятная неожиданность: ведь чем выше начальник «стражи»тем хуже тебе будет.
Хозяин кабинета порывисто вскочил. Нестарый, лет 30, левая щека обезображена глубоким шрамом, и даже часть левого уха отрублена. Но какие у него глаза Я таких даже у самых отмороженных убийц не видел. В них отражались отблески факела, и создавалось впечатление, что они мерцают дьявольским огнём из преисподней. А в остальном ничего особенного: форменный китель, отдалённо напоминающий те, какие красовались на страже, меня повязавшей, но только явно выдающий старшего по званию. Какие-то цацки на грудито ли награды, то ли знаки различия; в полутьме не разобрать.
А кто это к нам пришёл? Да это же сам господин Клёст залетел в наши края! а голос у него такой ласковый, никак с бешеным взглядом не сочетается.
Охрана охотно заржала, поддерживая плоскую шутку. Ну, раз «здрасьте» не говорят, то представляться, значит, не нужно. Вот только факт, что меня раскрыли наизнанку, оказался для меня неприятным сюрпризом. Я внутренне поджался.