Не жалуюсь, тот был, как всегда, скромен, если ему перепадало что-то жирненькое.
И как вот всё это, я обвёл рукой себя, прикажете понимать?
Меня в тот день горцы в плен взяли и в свои горы привезли. Лошадь подстрелили, зараза такая. Поставили тут на рабские работы, требовали, чтобы я письмо о выкупе домой написал.
А ты что?
Да, вот так сяду и начну писать: «Дорогая мама, я пошёл на войну, чтобы побольше заработать, поэтому высылай мне все свои сбережения: я в плен попал.» Уж лучше сразу со скалы спрыгнуть.
И вот это, я опять обвёл рукой вокруг себя, тебе дали за большие успехи в рабском труде? И на совет старейшин пригласили из чувства глубокого уважения?
Кудрявый самодовольно улыбнулся:
Жить надо уметь, командир
Уж научи, как, будь любезен!
Надо их веру принимать. Для начала. Потом сделать что-нибудь полезное. Я вот тут, в горах, три клана успел помирить, парламентёром ходил по их сёлам, с вождями договаривался. Несколько раз мне глотку перерезать собирались, но ничего, отбрехался. Так что уважаемым человеком стал, жену вот получил, детей завёл
Ух, ты! А, это как тут свататься, и вообще?..
Да так же. Помирил их с соседним кланом, а потом мне вдруг объявляют: «Давай бери себе жену за свои такие успехи. У нас вдова молодая есть: муж ей нужен, чтобы кормить, содержать, помогать по хозяйству.» Отказываться было невозможно, так как этим я оскорбил бы вождя, а оно мне совсем ни к чему.
А убежать не думал?
Конечно, думал. Но за мной постоянно присматривали, даже когда веру их принял. Хрен тут от них убежишь: они ж свои горы как свои пять пальцев знают, а у меня до свадьбы и коня-то не имелось. А потом женился, и привык как-то, два пацана родилось. У жены до меня ещё и своя дочка родилась, от первого мужавот так и живём теперь. Я уже несколько раз за Божегорию ходил воевать: и на коня заработал, и лавку свою в столице открыл: мы там вино продаём, которое делают в разных поселениях, даже из тех, с которыми раньше враждовали. А также виноград сушёный, вяленую конину и ещё кое-что, по мелочи Кудрявый снова улыбнулся, довольный собой. Здешний народпростой такой: им бы лишь мечами махать, и до меня никому не пришло в голову торговлю в столице организовать, а я теперь им сделал источник дохода. Конечно, от этой лавки, в основном, выручку вожди имеют и используют так, как сами считают нужным, но и мне на кусок лепёшки хватает, и он мне подмигнул многозначительно. Я думал и продажу коней организовать, да только тут, такое дело, травы очень мало: одни только камни кругом, и поэтому поголовье скота никак не увеличишь, только в расходах увязнешь. Винограддругое дело: он растёт на таких склонах, где даже овец пасти трудно.
Услужливая молодая женщина поднесла нам пиалы с кислым молочным напитком, который Кудрявый с удовольствием начал прихлёбывать:
Пей, командир: после баранины через полчаса обязательно надо кумыс пить, чтобы желудок нормально работал.
Я прихлебнул: кислятина. Но, раз положено, сделал несколько глотков.
Если ты ловкий такой, то что же у себя дома торговлю не организовал?
А на какие шиши, командир? Я же младший в семье: отцу старший брат помогать началон и все дела под себя утянул. Отец мой жив ещё, наверное, так что сколько ж мне ещё дожидаться раздела наследства? А тут мне для начала деньги, можно сказать, всем миром собирали: сумел я убедить того, кого нужно Но, если бы прогорел, то мне бы точно башку срубили, как пить дать. Здесь с этим строго: чуть что не такголову с плеч долой. Зато охрана у моей лавки такая, что вся шпана её за лигу обходит.
Слушай, а почему тебе разрешили взять меня с собой? Ведь не хотели же? И что такого им вождь сказал?
Он сказал: если джигит сказал своё слово, то мы все должны уважать его решение. Мы не можем убивать наших воинов за свои решения, иначе будет разлад и хаос, а потомвсеобщая гибель. Примерно так.
Да-а-а-а, умный дедушка попался
Вечером мы, ради встречи, выпили пару кувшинов вина, которое Кудрявый в столице продавал. Уложили меня спать в комнате с детьми.
Утром я оседлал возвращённую мне Чалку и тронулся в обратный путь. Кудрявый провожал меня до королевского тракта. Быть может, мы накануне ехали какой-то другой дорогой, но только я не увидел ни обрывов, ни реки, шум которой вчера слышал вполне явственно. Мы молчали. Говорить, собственно, было не о чем. Конечно же, я ни полсловом не обмолвился своему бывшему подчинённому, за каким таким лешим меня понесло к королевскому замку, затерявшемуся в местах, известных лишь Нечистому, а он тактично не спрашивал, помня о дисциплине и субординации. У них тут, однако, очень странные понятия о патриотизме и служении Его Величеству. Ведь только деревенский простачок мог бы поверить, что возле королевского замка совершенно случайно оказался конный наёмник, которому вдруг захотелось привязать кобылу и погулять по природе, и поэтому его следует отпустить восвояси. Конечно, такого любителя гор нужно непременно доставить «куда надо» и вытрясти из него всю душу. Но, вот, поди ж ты, один джигит сказал: «Он мой гость!»- и всё, пойманный сразу становится неприкосновенным, которого никому нельзя трогать и который может топать на все четыре стороны. Что он делал, зачем, какие такие последствия могут бытьвсё становится неважным.
Мы созерцали снежные вершины гор. Один раз остановились возле родника с пронзительно холодной водой и напились. Пожалуй, ради такой красоты имело смысл и остаться, но я всё-таки в душе человек городской, и сельская идиллия, тем болеегорная, не по мне. Зимой тут наверняка ветра ещё те
И вот он, королевский тракт. Я еду один. Мы попрощались с Кудрявым, похлопали друг друга по плечам, и едва ли теперь снова встретимся. Я ничего ему не рассказал не только о цели своего путешествия, но и о Ведит, даже намёком. У меня наша с ней длительная поездка породила непонятные мне пока чувства, и, опасаясь их растерять, я не желал болтать о них направо-налево. К тому же, у меня закрепилась уверенность, что девушке, в её положении, сейчас вовсе не нужны новые приключения, и лучше ей отсидеться в спокойном месте, где есть и заработок, и бесплатный ночлег.
А вот как оно будет потомя и сам не знаю. Мне, для начала, нужно ещё на родину как-нибудь добраться. Пока я дома обустроюсь, пока то, да сё, да пока нынешний конфликт (война?) завершитсяслишком много воды утечёт. Как знать, может этот безжалостный поток времени смоет и мои чувства, а в чувства девушек я вообще не особо-то и верил. Поэтому мне не то, что Кудрявомудаже себе-то сказать было нечего. Да и не те у нас с ним сложились отношения, чтобы выкладывать друг другу самое сокровенное. То, что он не забыл понятия вечного братства тех, кто служил в «ночных совах», уже хорошо. Вот тот же Сазан: даже если бы у него имелся приказ о моём задержанииуверен: в этом случае он бы меня просто «не узнал». И я, в свою очередь, никогда не стал бы его убивать, даже при силовом прорыве из столицы.
На дорогу мне навстречу выехали два горца. Я сразу узнал «зазывалу», пытавшегося вчера меня отвлечь, и поэтому резко обернулся назад. Ага, и кто бы сомневался: там из леса выехали ещё трое, причём у одного вся левая сторона лица представляла собой багрово-синий кровоподтёк. Это, стало быть, тот, которого я в той вчерашней стычке кулаком приложил.
Я подчёркнуто-неторопливо отвёл Чалку к обочине:
Так, в чём дело? Я же гость вашего джигита.
Ай-ай, зачэм так гаварыш? опять начал глумиться Зазывала, натягивая «горский» акцент. Ты уже нэ гость. Ты уже путник.
Ах, вот оно что Закон суров, но лазейку-то всегда найти можно. И ведь верно, не поспоришь: я уже не в гостях.
Я неторопливо вытащил метательные ножи. Кажется, горцы не поняли, что этоне простые ножики колбасу резать, а опасное оружие ближнего боя.
У вас и так много вдов. Зачем вам ещё пять? спросил я спокойным, рассудительным голосом. Или вы все неженатые?
Послышался дружный шелест выхваченных мечей. Один всадник снял с плеча аркан. Этот для меня сейчас самый опасный враг.
Зачэм так гаварыш, дарагой? Зачем вдов? Сдавайся давай. Мы нэ будем тебя бить, слово даю.
Воины между тем постепенно приблизились, прикрываясь щитами. Но арканщик скакал без щитаи тут же словил мой нож в открытую грудь. Ну да, зачем нам доспехи, они же только лишняя тяжесть. Хрипя и задыхаясь, неудачливый арканщик стал валиться наземь, ухватив вонзившийся нож за рукоятку.