Не веришь, дурачина? фамильярно спросил собеседник. Ну хоть у проводницы спроси.
Гриша только вздохнулпопался же ненормальный. А ненормальный продолжал настаивать:
Да хотя бы лист с маршрутом на стене коридора посмотри.
Слушай, отвяжись.
Нет, не отвяжусь. Потому что ты дурак и слепец.
Григорий пожал плечами. Ладно, еще часи можно будет распрощаться. А пока он миролюбиво сказал:
Пройдусь.
И вышел из купе.
В окнах темнела ночьни огонька, ни контуров пейзажа. Только коридорные лампочки отражались в стекле. Григорий повернулся от окнаи увидел прямо перед собой маршрут следования. Щурясь, приблизил глаза к ломаной линии и прочел пункты: Криворожкино, Ведьмина поляна, У-Черта-На-Рогах, Козлиное Копыто, Перекресток Трех Дорог и конечный большой черный кружочекСатанинский Лог. Бумага была за стеклом, привинченным к стенке блестящими шурупами.
«Розыгрыш!»подумал Григорий.
Тут, толкнув Григория, мимо протопал лысый пожилой мужчина и вломился в купе проводницы.
Выпустите, умоляю, дайте сойти! зарыдал он туда. Я откуплюсь! Его толстые руки стали вытаскивать из карманов пачки денег и протягивать внутрь.
Григорий подошел ближе. Из купе вальяжный женский голос отвечал:
Милый, разве она не стала твоей?
Кто? ошалело вопросил мужчина.
Светочка Половцева, твоя секретарша.
Стала, сник мужчина.
Давно ты к ней бегаешь?
Недели три Месяц
А просил всего одну ночь коварно заметил голос.
Да ни одна баба этого не стоит! взорвался лысый.
Раздался громкий плеск, и просителя окатило водой, будто из ведра.
Да хватит ныть! разозлился голос. Подпишешь контракт и ступай себе домой.
Но я п-передумал! Я не хочу заключать сделку!
Ты ее уже заключил. Остальноеформальности, беззлобно сообщил голос и вслед за тем расхохотался жутким, визгливым смехом, который эхо разнесло по всему вагону.
Несчастный, промокший с головы до ног дядька попятился от купе, развернулся перед носом ошеломленного Григория и припустил куда-то в конец вагона.
А дверь купе захлопнулась. Григорий подошел к ней, прислушался и нерешительно постучал, быстро придумывая, что сказать. «Спрошу чаю. А там видно будет». Еще он вдруг вспомнил, что проводница до сих пор даже билеты не проверила.
Но все мысли покинули его мозг, когда дверь, будто сама собой, бесшумно отъехала в сторону. Никаких полок в этом купе не было. А стояла роскошная мраморная ванна на золотых затейливо изогнутых ногах.
В ванне полулежа, облокотясь на бортик, читала книгу русалка. Вернее, это была проводница. Но вместо ног у нее был толстый, будто от огромной селедки, хвост. И прическу она поменялараспустила прежде затянутые в узел волосы, и они, отливая синевой, струились по плечам и слегка прикрывали белую грудь.
Григорий стоял и ошалело глядел на девицу.
Ты тоже хотел бы сойти? томно спросила она, легонько шлепнув хвостом по водеотчего на пол полетели брызги.
Григорий молча закрыл дверь и побрел по коридору Хвост, без сомнения, был настоящим. Ваннатоже. Как они затащили эту огромную ванну в купе? Она же в дверь явно не пролезет. Да при чем тут ванна?! Хвоствот что поразительно! Розыгрыш? Телепередача какая-то?
«И населенные пункты по маршруту Григорий шел мимо белого прикрученного листа. Козлиное Копыто! Криворожкино!» Тут на глаза ему попался стоп-кранкрасная рукоять покоилась за стеклянной коробочкой, как нечто незыблемое, вечное, то, что могло спасти от сумбура и нереальности. «Я покончу с вашими издевательствами! Юмористы!» И Григорий, натянув рукав пиджака на кулак, ударил по стеклу. Оно осыпалось.
Григорий, улыбаясь, схватился за рычаг, предвкушая собственное падение по инерции, разборки с начальником состава и штраф. Но ничего из этого не последовало. Потому что рычаг вдруг сделался скользким, теплым и мокрым. В руке Григория, к его ужасу, извивался огромный, раздвоенный алый язык. А стеклянные остатки коробки на стене вдруг стали оскалившимися клыками, сжавшими руку.
Григорий вырвался и побежал. Увидел номер своего купе6и ринулся туда. Купе было пустым.
Окно! Выпрыгнуть в окно и разбиться к чертовой матери, только бы прекратить этот кошмар!
Григорий отдернул дешевые желтые шторки Окна не было! Не может быть! Он же сам закрыл его, когда сел, чтобы не дуло!
Он кинулся в соседнее купе. Трое якутов вповалку храпели на полу, на оленьих шкурах. Вместо окна на стене висела оленья с ветвистыми рогами голова. И голова эта жевала пучок мха.
Закричав, Григорий выскочил обратно в коридортам-то уж точно были окна, он сейчас, только что пробегал мимо них. Его встретила голая, ровная, бесконечно длинная и совершенно глухая стена. И он побежал вдоль нее. Скореев тамбур и на площадку! Двери же у них остались! Как бы ему хотелось, чтобы остались.
И двери были. С обеих сторон. Как прежде. В безумной радости кинулся он к левой. Распахнул, не боясь встретить ни ветер, ни скорость, ни темноту. Единственное, с чем он не ожидал столкнуться, это с еще одной дверью. Он рванул ее. А там ждала еще одна. И снова за алюминиевую холодную ручку. Еще дверь. Он распахивал их одну за другой, и они с лязгом открывались. В конце концов он отчаялся, упал на площадку и заплакал от бессилия.
Кто-то положил ладонь ему на плечо и ласково прошептал:
Ну что ты, милый. Иди в купе.
Он повернулся. Прямо перед собой он увидел бледное лицо проводницы. А потом своими алыми, в размазанной помаде губами она поцеловала его прямо в губы. И он потерял сознание. Последнее, что он помнил, был запах тины и водорослей от накрывших его лицо смоляных кудрей.
Стук колес. Шорох. Тихое бормотание: «Карту крапом, ведьму храпом, на порог, вилы в бок» Григорий, ежась от тянувшего откуда-то холода, повернулся. Напротив сидел Серега, вертел, тасовал, подбрасывал карты своими большими, неожиданно проворными пальцами. Печатка посверкивала в тусклом свете единственной в купе лампочки. «Сон. Какое счастье». И окно на местешторки весело трепыхались от ветра. Вот откуда сквозняком тянуло.
Все твои разговоры дурацкие, сказал Григорий соседу.
Чего?
Дверь купе распахнулась, заглянула проводницаволосы забраны в узел, форма на месте, ногитоже.
Подъезжаем, сказала она. Будут какие-то пожелания?
Ага, сказал Серега. Спляши-ка джигу.
Григорий решил, что шутит сосед грубовато. Но проводница, вместо того чтобы призвать пассажира к порядку, вытащила шпильку из волос. Они рассыпались, обдав Григория уже знакомым болотным запахом. Потом она скинула туфли на каблуках и, грациозно вскидывая голени в сетчатых чулках, принялась плясать. Серега рассмеялся, сказал Григорию:
Это что-то вроде последнего желания. Ну как у смертников.
Поезд дернулся, остановился. Проводница надела туфли, одним движением собрала волосы. Погрозила Сереге пальцем:
Шалун. И ушла.
Серега поднялся:
Идем, горемыка.
Куда? Григорий тоже встал.
В Сатанинский Лог.
В окне было не видно ни зги.
Я никуда не пойду.
Серега криво улыбнулся:
Как хочешь. Знаешь, какая следующая остановка?
Нет. И знать не хочу.
Узнаешь, сказал Серега. Если останешься.
И какая остановка?
Серега наклонился, снова обдавая перегаром, и сказал тихо и серьезно:
Адследующая станция.
Несмотря на очевидную абсурдность заявления, Григорий почему-то поверил. И видимо, это отразилось на его лице, потому что Серега сказал:
Ничего, может, еще отыграешься.
Григорий заметил, что из коридора их внимательно слушает тот лысый, что водил шашни со своей секретаршей. Отодвинув его, в купе снова заглянула проводница и заботливо осведомилась:
Выходишь, Сережа, или едешь дальше?
Выхожу.
И картежник потопал по коридору.
Я тоже! Григорий выдернул свою сумку из-под лавки и ринулся следом.
Из всего поезда в ночную мглу высыпало человек пятнадцать. Они собрались толпой, освещаемые желтым светом окошек вагона: две женщины, остальныемужчины. Три пьяных оленевода едва держались на ногах и не падали только потому, что цеплялись друг за друга.