Что произошло?
Это я ударил, Хвалей вышел из строя.
Что? Маркулис обвел взглядом Хвалея и медленно поднимающегося, держащегося за кровати, Рыжкова. Наконец, взводный выпрямился, встряхнул головой и осторожно дотронулся до челюсти.
Рядовой Хвалей вретударил я. Схватив Димку за ремень, попытался втащить в строй, но он упирался.
Я спрашиваю, что здесь происходит? Холодные глазки Маркулиса застыли на мне.
Я ударил младшего сержанта Рыжкова! выкрикнул Димка.
Дурачок! Он все еще наделся защитить меня. Кто ему поверит? Разве он способен кого-нибудь ударить?
Кто тебя ударил? Маркулис повернулся к Рыжкову.
Комвзвода кивнул на меня.
Некстати объявился Лукашевич и выслушал объяснения Маркулиса.
Хорошо, хотя, что здесь хорошего? Займись рядовым Клоном, а я, старлей плотоядно посмотрел на Димку, Хвалеем. Попрошу в мой кабинет.
Просто я не успел его ударить, на ходу стал объяснять Димка.
Идите в кабинет и там все расскажете. А вы, Лукашевич посмотрел на Рыжкова, пишите докладную на проступок Клона. Он пробежал глазами по хранящему невозмутимое молчание взводу. Все подпишитесь, как свидетели. Взглянул на меня. Ты понимаешь, что бесследно это не пройдет?
Так точно.
За мной, бросил Лукашевич Димке направляясь в кабинет.
Все, рядовой Клон, вы допрыгались. Губа вам обеспечена, Маркулис злорадно улыбнулся.
Сегодня? спросил я с надеждой.
Завтра. Сегодня отбудешь наряд, который тебе объявил младший сержант Рыжков.
Комвзвода, услышав свою фамилию, несмело приблизился.
Обещаю, Клон, тебе даром это не пройдет, прошипел он.
Даром никто ничего не получает, философски заметил я.
Маркулис сухо улыбнулся.
У тебя был шанс, Клон. Поверь моему словупопадешь в штрафную роту.
Разве они существуют?
В наших войсках все есть. Встать в строй.
Есть.
Чую, не видать тебе губы, прошептал Сергей.
В здоровом теле здоровый нож, ответил я, вспомнив одну из поговорок Гнеденка.
Забегая вперед скажу, что на губу я действительно не попал. Откуда у Сергея Губова такое невероятное чутье? Вышел из обыкновенной семьи: вечно пьяный и молодой папа фрезеровщик и мамапередовой маляр. Десять лет назад, она сорвалась с антресолей, раскрашивая стены конференц-зала к октябрьскому празднику. Сергей сам смастерил для неё кресло-каталку.
Глава 3Пикет, НЛО и Тьма без остатка
После отбоя, для солдата наступает темное время суток. Около одиннадцати вечера объявился Оганесян. Он заступил дежурным по части. Я раскрыл рот и хотел доложить, что за несение дежурства происшествий не произошло: война не началась, секретные материалы остаются в секрете, НЛО по-прежнемунеопознанные летающие объекты, но он отмахнулся от рапорта.
Опять что-то натворил? Лукашевич готовит на тебя закладную.
Так точно! Ничего особенного.
Алыча Кавказа, вертел в руках папку, в ней он обычно приносил конспекты жены.
Кто с тобой дежурит?
Младший сержант Куликов.
Это кто? у комроты плохая память на имена.
Он из молодых сержантов.
Где он?
Пьет чай с Аникиным.
Пусть пьет, кивнул Оганесян. Когда появится, поставишь на тумбочку и ко мне в кабинет. Есть работа, надо за ночь написать курсовую.
Есть.
Командир роты задумчиво прошел мимо оружейной комнаты, посмотрел на пломбы, заглянул в дежурку и ушел в кабинет.
Спустя четверть часа появились Аникин и Куликовобладатель крупного женского таза. Глаза обоих удовлетворенно лучились. На Заводе Куликов работал электрокарщиком, судя по его поведению он раньше всех получит новую сержантскую лычку.
Так, рядовой Клон, подступил Куликов, почему санузлы до сих пор не помыты? Сдаете пост и отправляетесь убирать.
Никак нет, бодро ответил я.
Что? Куликов опешил и ища поддержки оглянулся на Аникина. Старшина сжал челюсть, но с места не сдвинулся.
Я подмигнул и улыбаясь пояснил:
Пришел командир роты, приказал явиться к нему в кабинет.
Кому?
Не тебе конечно.
Убирайся, прошипел Куликов.
Материал, который надо было оформить в курсовую работу, оказался интересным. Он был посвящен жизнедеятельности Чингиз-хана.
Настоящее имя монголаТемучин. После смерти папаши, уважаемого в степи нойона, он собрал шайку удальцов и занялся разбоями и набегами на соседние племена. Постепенно восстановил утраченные земли отцарайон реки Онон и земли вдоль северо-восточного Байкала. Объединил монголов и в 1206 году, на курултае, его провозгласили Чингиз-ханом, то есть Ханом Ханов, или Великим Ханом. Многим это не понравилось и как обычно, началась гражданская война, закончившаяся полным объединением монгольских племен.
С 1211 года он воевал с Китаем. Вырезал половину населения поднебесной, разрушил почти все города.
Я каллиграфически выписывал ремарки из дневниковых наблюдений посла Хорезм-шаха Ала-эд-Дина Мухамеда о взятии монголами столицы китайской империи ЦзиньЯньцзина. У китайцев с именами проблемапока произнесешь, язык окостенеет, лучше наших скороговорок. Оганесян, уткнувшись головой в кипу тетрадей, похрапывал под белый шум, снежащего телевизора. Передачи давно закончились, а дела монгольские его интересовали меньше всего.
«Кости убитых образовывали горы, почва стала жирной от человеческой плоти, и гниющие повсюду тела вызывали болезни, от которых некоторые (из нашего посольства) умерли. У самых ворот Яньцзина возвышались холмы из костей и ясно говорили нашим глазам о взятии несчастного города, шестьдесят тысяч девушек бросились с его крепостных стен, чтоб избежать рук монголов».
Странная жена у командира роты, другой темы для курсовой работы не нашла, чем описывать зверства средневековых фашистов. Конспект разонравился, я отложил ручку и посмотрел в окно. Сегодня самая короткая ночь22 июня. Часы на стене показывали три часа утра, в предрассветных сумерках хорошо просматривались корпус штаба и бегущий к нашей казарме полковник Плохотниченко. Наш мальчишьплохишь.
Товарищ капитан, я потрепал Оганесяна за плечо.
Что такое? Смирно! Налево! заорал спросонья капитан.
К нам Плохишь сейчас пожалует.
Кто? Оганесян зевнул, развел в стороны руки. Написал?
Нет. К нам в казарму зашел полковник Плохотниченко.
Я тебе покажу: кумкоролю, сватминистру, Оганесян потряс кулаком и вылетел из кабинета, на ходу одергивая китель, расправляя ремень портупеи. Я вышел следом.
Командир роты успел встретить полковника возле дверей.
Товарищ полковник! За время несения дежурства никаких происшествий
Отставить, прервал Плохишь. Полковник глубоко дышал, стараясь восстановить дыхание. Его красное лицо стало лиловым, на носу проступила четкая карта кровеносных сосудов.
Так. Капитан. Давайте команду: «Сбор». Учениягриф «Зеро», протянул Оганесяну запечатанный сургучом пакет.
Могли заранее предупредить, товарищ полковник, обиделся Оганесян.
Сам не знал. Палец Плохиша указал на потолок, наверху мутят. Полковник увидел меня. Ты чего, солдат, уши развесил? Буди сержантов.
Есть!
На тумбочке вытянулся в струнку Куликов.
Слышал, что полковник сказал? Буди сержантов.
Полковник ушел в соседнюю казарму поднимать автовзвод, а я занял место дневального с интересом наблюдая за суетящейся алычей Кавказа.
Оганесян подбежал к оружейной комнате, вскрыл конверт. Высокий восточный лоб покрылся морщинами.
Что такое команда «Сбор», мы знали. Своего рода учения, для повышения солдатской боеготовности и чтоб служба медом не казалась. Сборы объявлял командир роты, по предположениям Губы, после ссор с женой. Сорились они часто. Оганесян появлялся перед рассветом и расстроено орал:
Рота подъем! Сбор!
Четыре часа утра, прекрасное время для глубокого сна, когда сознание бойца блуждает среди иных миров, окруженное прекрасными, обнаженными гейшами. И вот, в эту глубокую иллюзию вторгается ослиный рев Алычи Кавказа. Гейши разбегаются, миры рушатся, а резкий переход в суровую явь ничего хорошего не обещает. Настроение портят часы висящие над входом в казарму, когда выясняется, что до подъёма оставалось два или полтора часа.