* * *
Не стало Серёги, и вместе с ним растворились в горечи и кручине слабость моя и жалость. Вернулись мы в Гилянский залив, вновь жгли селения шаха, выжгли посады Баку и в довершении ко всему одержали славную победу над флотом шаха, которым командовал сам Менед-хан. Хан сковал свои плоскодонки-сандалии цепью, не хотел выпускать казаков, вот жадность его и погубилаон сам себя посадил на цепь. Из пятидесяти плоскодонных лодок-сандалий ушли только три, остальные мы сожгли и пустили на дно недалеко от Свиного острова. Менед-хан спасся. Вместе с ним ушла горстка солдатлишь малая часть из четырёх тысяч воинов его славной армии. Мне в аманаты достался его молодой сын Шамбалда.
С такой победой можно было возвращаться домой. Слава наша гремела по всей Руси. О нас говорили не только в казацких станицах и городках, не только на улицах Астрахани, Царицына, Симбирска, Казани, Москвы, но и в европейских столицах. Даже на далёком Альбионе узнали имя Стеньки Разина.
Мы повернули к дому, увенчанные славой, перегруженные богатым ясырём и нам никак нельзя было избежать встречи с Астраханью.
За такие подвиги простит нас государь, помилует! говорил я казакам.
Как назло, по дороге наткнулись на две персидские бусыещё одно искушение, не могли же мы их оставить. Одна была набита товаром купца Мухамеда-Кулибека, вторая везла от шаха Аббаса II в подарок великому государю Алексею Михайловичу чистокровных шаховых аргамаков. Таких коней казаки не упустят.
Встали в устье Волги на скалистом острове Четыре Буграсудили, рядили, как прорываться через Астрахань на Дон. Знали, что ждёт нас со стрельцами князь Львов Семён Иванович, но не знали того, что получил князь от государя грамоту с царской милостью к казакам Стеньки Разина и отпущением всех вин и предложением служить ему, великому государю. Видать, слава «защитника православных и победителя басурман» мешала московским боярам покончить с вольным атаманом.
В землянку заглянул Иван Черноярец:
Батька, от князя Львова человеккличут Степаном Скрипициным.
Веди Степана, я отодвинул от себя кубок с исфаганьским вином.
Не думал, что пропустятна горизонте мелькали струги князя Львова. Ближе подходить к нам боялись, но вынуждали вновь поворачивать в Персию. Казаки были готовы прорываться домой с боями.
В землянку спустился стрелецкий сотник, сопровождаемый Черноярцем.
Что скажешь, Степан Скрипицын? Вишь, почти тёзки! я налил стрельцу вина в стоящий рядом пустой кубок.
Стрелец смело поднял кубок и осушил его одним махом, затем вытер рот и усы малиновым сукном кафтана.
Воевода, стольный князь Семён Иванович Львов просил сказать, чтобы вы шли в Астрахань с миром, а оттуда домойна Дон.
Это что ж такая часть?! я весело подмигнул Черноярцу.
Есть у воеводы выданная вам охранная царская грамота.
Ого! воскликнул Черноярец.
А ещё велел передать, чтоб пушки, которые взяли на Волге и в Яицком городке, вернули, а с ними и беглых служилых стрельцов.
У нас нет беглыху нас все вольные! отрезал я. Значит, нас в Астрахань приглашают?
Князь Львов будет ожидать на берегу с царской грамотой
Ну-ка выйдем, Степан! я поднялся с деревянной лавки.
Мы вышли наверх. Свежий ветер с Волги впился в кудри, растрепал волосы, ухватился за бороду. Полы голубого, прошитого золотой нитью кафтана раздулись, затрепетали. Вокруг бурдюги собрались казаки, тревожно поглядывающие в мою сторону.
Гей, соколы! я хлопнул сотника по плечу. Человек к нам от князя Львова. Говорит, есть на нас грамота царская, а в ней прощение и милость. Ждут нас в Астрахани, не как разбойничков, а как гостей почётных.
Казаки весело засвистели, закричали, славя атамана и великого государя.
Черноярец, подготовь воеводе подарки за весть и встречу. Шубу ему подбери соболью, жемчуга, каменьев побольше, золочёных кубков фарабатских. На Астрахань!
На Астрахань! разносило эхо казачий крик, заглушая крики чаек и плеск тёмных, глубоких вод.
* * *
Не убейте его, поганцы! кричал в волнении дьяк. Казнить некого будет!
Меня несколько раз окатили холодной водой. Я застонал, но не торопился открывать глаза. Вместо спины у меня была одна огромная, тёмно-красная ранаона уже не понимала, что такое боль. Палач стоял надо мной, тяжело переводя дыхание, устало вытирая с маленького, заросшего чёрным волосом лба бисеринки пота. Они висели, поблёскивая в чёрных кустистых бровях, сверкали среди ресниц. Замаялся.
Бей его, злодея! Бей! кричали где-то в стороне чьи-то озверевшие голоса.
Хватит! донёсся густой бас воеводы Земского приказа князя Одоевского.
Он всегда молча наблюдал за ходом пытки, никуда не вмешивался, внимательно вслушивался в горячечный бред истязуемого, хмурился, иногда снимал тяжёлую бобровую шапку и протирал тряпицей лысую голову.
Меня вновь окатили водой.
Братца его послушаемо нём забыли, напомнил тот же бас.
Раздался вздох палачаон склонился надо мной и тут же в нос ударил тяжёлый запах чеснока и кислого вина.
Убери рукисам встану! простонал я с угрозой в голосе.
«Заплечный» удивлённо отшатнулся в сторону.
Я с кряхтением поднимаюсь на колени. Холодный земляной пол то приближается, то вновь отступает, словно я ещё в Хвалынском море на палубе струга. Наконец пол стремительно взмывает вверхна нём видны засохшие ржавые пятна, которые стремительно растут перед глазами. Я проваливаюсь в красную пелену, под поверхностью которой спряталась тьма. Я ухожу на дно омут засасывает меня всё глубже и глубже.
Гей, робяты! зову я во тьме.
Здесь мы, батько, рядом
В голове гудят колоколанас встречает Астрахань многоголосым и всё усиливающимся шумом.
* * *
После почти двухлетнего персидского похода мы вошли в Астрахань 21 августа 1669 года.
Мои струги и струги сопровождавшего нас князя Львова крепостные стены встретили пушечным боемстрельцы не жалели зелья. Завидев нас, они дружно закричали:
Слава атаману-батюшке, Степану Тимофеевичу!
Вот ужо он потолкует с боярами и приказчиками! говорили в толпе.
У казаков разговор короткийкаменья за пазуху и в омут!
Патриаршие и государёвы струги разграбил, а людей боярских посёк, как уходили в Персию.
На Яике голову старосте отрубили и стрельцов посекли.
Многих наших православных из басурманской неволи освободил.
Так и надо шахам да ханам!
Погоди, не зря вернулисьскоро и до наших доберётся!
а в царской грамоте милость и прощениегосударь к себе на службу зовёт!
Конечносокол донской не чета царским воеводам!
Смотритевон он!
Смотрите!
Князь Львов добродушно смотрит на меня. Высокий, статный воевода с чёрными усами и коротко стриженой бородой. На плечах мой подарокбогатая соболья шуба.
Видишь, как тебя встречают, атаман?! Герой!
Хороша встреча! соглашаюсь я и низко кланяюсь столпившимся на берегу людям.
Нарастает их приветственный крик:
Слава атаману Степану Тимофеевичу!!! Слава!!!
В другой раз зайдустанем под городом, говорю я воеводе.
Князь Львов что-то порывается сказать, но я его останавливаю:Скоро приду, и обо всём потолкуеми про грамоту, и про пушки, и про полонянников.
И аргамаков, что в подарок государю везли, вставляет воевода и улыбается, обнажая здоровые, крепкие зубы.
И про аргамаков, соглашаюсь я. А пока дозволь, князь-воевода, моим казачкам вход в город. Товара у них много, пусть торгуюттвои купцы будут довольны.
Пусть отдохнут, погуляют, соглашается князь, кабаки государёвы сидят без уловной деньги.
Я смеюсь:
До этого мои робята всегда были охочи.
Струги Львова поворачивают к Астраханимы идём дальше.
Нечего нам торопиться, говорю я Якушке Гаврилову и Фролу Минаеву, пусть бояре посидят да подумают, чего ещё от Разина можно ожидать. Пусть напугаются.
Есаулы смеются:
Ладная встреча, батькаждали нас!
Вот и закончился поход за зипунами, вздыхает Минаев и сдвигает на затылок красную запорожскую шапку.