ДВЕРИ!!! Эхо заметалось по лабиринту подхваченное кривыми коридорами.
ДВЕРИ!!!
Ромка, ты не кричи, они ведь везде, твои двери, разве ты не видишь?
Я огляделся. Действительно, голос не шутил, вдоль стен коридора тянулись двери. Их силуэты были чуть светлее серых стен, почти сливались с ними, но я разглядел.
Только какая из них моя? Я медленно шел по коридору, вглядываясь в его стены и загадочные двери, касался руками их светлых проемов.
Они все твои, сказал голос.
Все?
Все. Выбирай любую.
Я домой хочу, жалобно попросился я.
Ты знаешь, где твой дом? голос звучал удивленно.
Да, ответил я, не испытывая особой уверенности.
Какие вы глупые и одинаковые. До сих пор все еще как слепые щенки.
Я ухожу, объявил я, сравнение со щенками задело.
Ты обижаешься?
Нет. Я остановился перед одним из светлых проемов. Что теперь?
Иди.
Я могу пройти? Так просто?
Кактак, Ромка?
Сквозь этот проход?
Ты можешь, Ромка.
И я могу вернуться?
Если захочешь.
Для чего построен этот лабиринт?
Это не лабиринт, снисходительно ответил голос.
Что это?
Что-то вроде начальной школы.
Начальная школа. Я рассмеялся. Шутишь?
Иного объяснения ты не поймешь. Торопись, Ромка, иначе скоро будет поздно.
Почему поздно? Куда ведут остальные двери?
В другие миры.
Что-то толкнуло меня в спину, и я упал грудью в светящийся дверной проем и увидел склонившееся надо мной полное бородатое лицо, полускрытое маской, белую докторскую шапочку на голове.
Архангелы, прошептал я.
Это хорошо, что вы очнулись, прогудел голос с неба. Борода шевелилась, обнажая желтые искуренные зубы. Очень хорошо. Теперь дела пойдут на поправку, и через несколько дней из реанимационного отделения переведем вас в травматологическое. Сейчас спите. Вам надо много спать, с неба опускалась белая широкая ладоньзакрыть мне глаза.
Вот и все, кажется, так все и было. Вскоре я действительно научился видеть «двери». Или их вызывать? Что одно и тоже. Вот только исчезнуть в них не торопился. Тем, кому предлагал, оказались гораздо смелее меня. Мне страшно не знать, что ТАМ, за этими дверями. Что ТАМ меня может ждать? Но, думаю, что в лабиринт просто так не попадают.
Это все можно назвать выдумкой, реальностью, мистикой, чем угодно, когда человек находится на грани жизни и смерти, как раз на пороге горизонта-терминатора, разделившего небо и землю. Ведь что-то в таких ситуациях с нами происходит, нечто, не вписывающееся в нашу реальность. Об этом тоже писали, может, наша смерть и есть переход в четвертое измерение, только не по собственной воле, а вынужденный, навязанный. Выбирать дано не каждому. У меня не было божественного света и туннеля. Может быть, я не добрался до него. Был лабиринт, были двери. Тысячи дверей. Бесконечное множество. И как оказалось, я еще не выбрал свою дверь, но предлагаю другим, на выбор. Иногда я думаю, ту ли дверь выбрал и в свой ли мир вернулся? Что такое наш мир и прочие, о которых мы только догадываемся?
В том-то и дело, здесь недолго до сумасшествия, и именно поэтому я не тороплюсь уйти, потому что ни в чем не уверен
Вышли из моей квартиры. Ещё не было семи, на дворе непривычно светло, апрельские вечера набирали силу после долгих зимних ночей.
Леонид Петрович был одет в новенький черный плащ. Под нимон раздевался у меня в квартиреновенький, наверно, сегодня и купленный строгий черный костюм-тройка. На ногах блестели натертые суконкой и начищенные гуталином ботинки. Интересно, о каком мире он мечтает? В руках небольшой дорожный баул, новенький и пахнущий не дерматином, а настоящей кожей. Недешевая сумочка.
Вы как на свадьбу собрались, Леонид Петрович?
Он растерянно улыбнулся.
Вполне возможно. Вы же сами не знаете, что меня может ожидать там?
Не знаю. Почему-то подумал про лабиринт и еле видимые проемы дверей; не подскажут, сам не увидишь. Беспечно спросил:
Заела повседневность?
А вас?
Терпимо, не так уверенно ответил я.
Завидую вам.
Почему?
Пройдя дворами, вышли к улице, перешли на другую сторону, останавливаясь у прозаической троллейбусной остановки.
У вас такой редкий божий дар.
Так получилось, усмехнулся я. Подождем «четверку». Нам до «конечной».
Угу, Леонид Петрович поднял воротник плаща. Если на конечную, то, кажется, там есть небольшая парковая аллея?
Тополиная. Запрокинув голову, посмотрел на небо. Его вновь заволакивали черные дождевые или снежные тучи. Быстро темнело. Подумал с сожалением об оставленном дома зонтике.
Можно спросить?
Спрашивайте, я оглянулся на Леонида Петровича, он задумчиво протирал очки.
Вы сами можете проходить в те двери, которые открываете? смущенно пробормотал он.
Я уже говорил, что никогда не пробовал, но думаю, что смогу.
Тогда странно, Леонид Петрович близоруко посмотрел на меня, будь у меня такая возможность, я только и делал бы, что путешествовал из одного мира в другой.
Кто знает, может, вы уже сегодня получите этот дар, в том месте, куда думаете попасть, сухо обронил я.
А вы деньги решили собирать?
С вами много не соберешь, да и какое вам дело?
Извините, не хотел вас обидеть, он водрузил на нос очки. Хорошая профессияпроводник.
Гид, уводящий за горизонт, отозвался я с сарказмом.
А зачем вам деньги?
Послушайте, Леонид Петрович, не на шутку рассердился я, советую вам заткнуться и подумать о себе.
Извините за бестактность, но вы не похожи на алчного человека, поэтому я не понимаю
Вам всегда все надо понимать? перебил я. Наш троллейбус
Этот номер почти всегда перегружен, особенно в это время. Мы едва втиснулись в его нутро, распаренное, полного такого букета запахов, который уже невозможно разбить на отдельные части и идентифицировать по отдельным составляющим, и вскоре слились с трепещущей, тихо переругивающейся троллейбусной массой.
Глядя в темное окно с мелькающими огнями домов и магазинов, тихо досадовал на глупые вопросы Леонида Петровича и потихоньку злился на самого себя. «Он прав, деньги действительно ни при чем. Все упирается в привычки и природную трусость. Один раз я умирал. Второго раза не хочется» Вспомнил Людмилу и её слова: «Ты знаешь, Роман, я верю, в то, что там совсем иной мир».
Где ты теперь и что делаешь? Не могу представить, как и не могу поверить, что с ней может быть что-то плохое. Как говорил Володя Буртик: «Светлые люди притягивают свет».
Однажды в руки мне попала газета, где сообщались интересные факты, в частности о людях, исчезнувших без следа. В бывшем Союзе исчезало около ста тысяч людей в год. Официальная статистика. Что если треть не пропадает, а уходит? Уходят легко, налегке, не оборачиваясь, и чтоб никогда больше не вернуться в наш рукотворный дурдом. Неужели я так люблю свой мир, что не могу отважиться его покинуть? А если тебе будет гарантировано возвращение? И потом, ты можешь и сам не захотеть возвращаться.
Конечная! прокашлялся и впервые объявил остановку динамик. Двери с шипением открылись, мы вышли на улицу.
Сразу же от остановки начиналась в это время пустынная и неухоженная тополиная аллея, освещенная редкими фонарями и уводящая в сторону от города. Аллея была посвящена, как это у нас когда-то водилось, какому-то достославному коммунистическому съезду или решениям пятилетки. До чего руководители не додумаются, чтоб увековечить свои нерукотворные деяния. То мавзолеи, то аллеи. Лучше бы уж аллеи. В конце этой аллей находился никогда не работавший фонтан. Его украшали бронзовые и мощные парень с девушкой, сидящие на непонятном металлическом блине, поднявшие к небу лица и ладони. За фонтаном стояла арка, украшенная полинявшими от дождей чугунными трудовыми орденами и лентой с давно осыпавшимся лозунгом, который, очевидно, призывал к миру, труду и маю. В проеме арки можно было рассмотреть холм со старой железнодорожной насыпью. Иногда по ней проезжают товарняки, груженные шпалами, цистернами с дизтопливом. Через эту арку и должен был уйти Леонид Петрович. Арка, уводящая никуда, за горизонт. Вечером здесь особенно таинственно и, можно сказать, привлекательно. Несколько раз я пользовался услугами этой арки. Здесь почти всегда можно открыть ворота. Спиной к фонтану можно увидеть сквозь арку железнодорожную насыпь, похожую на древний курган, в ясные ночиблестящие над ним звезды. Очень хорошо видна Большая Медведица