Фильм удалось посмотреть до середины. Мне сдается, я видел больше половинок фильмов, чем кто-либо из живых, и память моя забита как неоконченными, так и безначальными сюжетами. Увидев, как Джерри Монтизамберт, администратор, делает мне знаки из прохода, я тихо выругался: фильм, как назло, был хороший, «Меж двух времен»про парня, который перемещается во времени. Пришлось пробираться к выходу мимо полусотни человек, у каждого из которых было по три коленки.
В фойе из-за киоска с попкорном вышел Джек Белайсек.
Извини, что не дал досмотреть, Майлс. Взгляд, устремленный на Бекки, давал понять, что извинения и ей адресованы.
Пустяки, Джек. Что у тебя случилось?
Вместо ответа он вышел на улицу. Я понял, что он не хочет ничего говорить в фойе, и мы последовали за ним.
В общем, это не срочно, сказал он у ярко освещенных афиш. В смысле, это даже и не болезнь. Я просто хотел, чтобы ты взглянул.
Мне нравится Джек. Он писатель, и хороший, по-моему, я читал одну его книжку, но сейчас я немного на него обозлился. Вечная история: весь день люди думают, звать им доктора или нетдело вроде бы терпит, а вечером почему-то решают, что лучше все-таки вызвать.
Если не срочно, Джек, почему бы не подождать до утра? Тем более что я не одинвы, кстати, знакомы?
Да, улыбнулась Бекки.
Конечно, подтвердил Джек. Я знаю и Бекки, и ее папу. Он пораздумал и предложил: Давайте возьмем и ее, если она не против. Пожалуй, так даже лучше, жене спокойнее будет. Не знаю, понравится ли Бекки то, что она увидит, но это точно интересней, чем ваше кино, гарантирую.
Бекки кивнула в знак согласия, и я больше не стал ни о чем спрашивать, зная, что Джек далеко не дурак. Сказал только:
Ладно. Поедем в моей машине и поговорим по дороге. Потом я тебя подброшу обратно, и ты заберешь свою.
Мы втиснулись на переднее сиденье втроем и поехали к Джеку за город. Он так и не сказал ничего по каким-то своим причинам. Ему лет сорок, у него тонкое подвижное лицо и преждевременно поседевшие волосы. Умный, рассудительный человек. Я это знаю, потому что несколько месяцев назад он меня вызвал к своей жене. У нее внезапно подскочила температура в сочетании с крайней слабостью, и я, порядком напуганный, диагностировал пятнистую лихорадку Скалистых гор. Можно очень долго практиковать в Калифорнии, так никогда и не столкнувшись с этой болезнью, я понять не мог, где больная могла ее подцепить. От нее я и назначил лечение, честно сказав Джеку, что это мой первый случай такого рода, если ему требуется мнение другого врача, то пожалуйста. При этом я добавил, что крепко уверен в своем диагнозе и что любое сомнение в нем может привести к нехорошим последствиям. Джек выслушал, задал пару вопросов, подумал и предоставил мне лечить его жену, как я сочту нужным. Месяц спустя она уже печенье пекла, Джек мне привез его в офис. Я уважаю людей, умеющих принимать непростые решения, и ждал, когда он заговорит сам.
За черно-белым знаком границы города он наконец подал голос:
Наш проселок налево, если забыл. Зеленый дом на холме.
Я кивнул и стал подниматься в гору.
Остановись на минутку, ладно? Хочу кое о чем спросить.
Я притормозил на краю дороги, не выключая двигатель.
Врач ведь обязан сообщать о некоторых вещах, верно?
Не столько вопрос, сколько утверждение. Я кивнул.
Об инфекционных болезнях, продолжал он, об огнестрельных ранах, о трупах. Это обязательно, Майлс? Он отвел взгляд. Есть ведь случаи, когда врач может нарушить правила?
Это зависит, пожал плечами я.
От чего, например?
От врача, вероятно. И от конкретного случая. В чем дело-то, Джек?
Не скажу пока, сначала ответь. Он снова посмотрел на меня. Допустим, это огнестрел, а ты о нем не заявишь. Зная, что у тебя будут неприятности, если об этом узнают, могут даже лицензию отобрать. Можешь представить себе обстоятельства, в которых ты, рискуя своей репутацией, а то и лицензией, нарушишь врачебную этику и не заявишь властям?
Я снова пожал плечами.
Не знаю, Джек. Может, и есть такая ситуация, в которой я бы согласился пойти на это. Эта таинственность начинала порядком меня раздражать. К чему ты, собственно, клонишь? Никаких обещаний давать не стану, учти. Если в вашем доме есть нечто, о чем я обязан сообщить, то, скорее всего, сообщу, вот и все.
Этого хватит, улыбнулся он. Верю, что ты решишь правильно. Поехали дальше.
Я снова тронулся и увидел при свете фар женщину в фартукеона шла нам навстречу, обхватив себя руками: вечера здесь холодные. Теодора, жена Джека.
Я остановился, подъехав к ней.
Здравствуй, Майлс, сказала она и заглянула в открытое окно. Не могу сидеть там одна, Джек. Извини.
Надо было взять тебя с собой, кивнул он. Я сглупил, что не взял.
Я открыл Теодоре заднюю дверь, Джек познакомил ее с Бекки, и мы поехали к дому.
Глава четвертая
Зеленый каркасный дом Джека стоит на склоне холма. Встроенный в фундамент гараж был открыт. Джек попросил меня заехать туда, включил свет, закрыл двери и провел нас в смежное помещение. Подвал был как подвал: древнее корыто для стирки, стиральная машина, лошадка-качалка, кипы газет, банки из-под краски, штабель картонных коробок. Джек прошел к другой двери и задержался, взявшись за ручку. Я знал, что у него там хороший, хотя и не новый бильярд; он говорил, что часто гоняет шары в одиночестве, это помогает ему сочинять.
Приготовьтесь, сказал он Бекки, посмотрел на жену, открыл дверь и зажег свет.
Лампы в бильярдных всегда яркие и висят низко, чтобы не светить в глаза игрокам. Эта, под четырехугольным абажуром, освещала только стол, оставляя в тени всю комнату. Бекки ахнула в полумраке: на зеленом столе под лампой в 150 ватт лежало что-то, прикрытое прорезиненным чехлом, определенно труп.
Вперед, сказал мне Джек. Сними чехол.
Раздраженный и напуганныйписатель явно пересолил с загадками, я сдернул тяжелую ткань. На зеленом сукне лежало обнаженное тело. Мужчина, пять футов десять дюймов примернорост лежащего человека определить не так просто. Белый, очень бледный при ярком свете. Это выглядело постановочно и в то же время реально до ужаса. Вес небольшой, около 140 фунтов, но упитанность в норме и мускулатура хорошо развита. Возраст определить опять-таки трудново всяком случае, не старик. При виде его голубых, очень ясных глаз, глядящих прямо на мощную лампу, мои собственные глаза заслезились. Ни ран, ни других очевидных причин смерти. Я обнял Бекки за плечи и сказал Джеку:
Ну-с?
Посмотри как следует, невозмутимо ответил он. Ничего странного не заметил?
Мое раздражение усилилось. В этом мертвеце действительно было что-то странное, но я не мог понять, что, и сильно из-за этого злился.
Брось, Джек. Я вижу, что он мертвый, ничего больше. Кончай туман нагонять, говори, в чем дело.
Пожалуйста, Майлс, не сердись. Я просто не хочу влиять на тебя и навязывать свои впечатления. Если я прав, то хочу, чтобы ты это сам увидел, а если мне примерещилось, то так и скажи. Присмотрись к нему хорошенько.
Я медленно обошел вокруг стола, рассматривая покойника под разным углом. Остальные посторонились, уступив мне дорогу.
Ладно, примирительно сказал я в итоге, тебе не мерещится, Джек. А если мерещится, то и мне видится то же самое. Для начала, такое тело, живое или мертвое, не часто увидишь. Такими бывают туберкулезники, которые чуть ли не всю жизнь провели в санаториях. Все прочие люди, кроме них, с годами неизбежно приобретают шрамы и другие отметины, но он-то далеко не туберкулезник. Это здоровый мускулистый мужчина, который никогда не играл в футбол и хоккей, не падал с лестницы, не сломал ни единой кости. Не пользовался, так сказать, своим телом. Ты это имел в виду?
Именно, кивнул Джек. Что еще скажешь?
Ты как, Бекки? Я посмотрел на нее через стол.
Нормально, сказала она, прикусив губу.
Теперь лицо. Я посмотрел на него еще разбелое, абсолютно спокойное, с фарфоровыми глазами. Я не сказал бы, что оно детское. Костяк вполне сформирован, это лицо взрослого человека, только незавершенное, что ли. Я не мог найти нужного слова.