Воздух за первым пологом показался для Эмми прохладен и приятно-свеж. Второй и третий заставили накинуть капюшон и задернуть молнию под самое горло. Четвертый бросил им в лица мороз и горсть мокрого холодного снега. Солнечный луч скользнул по глазам неяркий, призрачный луч тусклого полярного солнца. Задрожала земля. Белый мамонт топнул ногой, заворчал на гостей сверху вниз, кося черным, недоверчивым взглядом. Уперся, заградив путь, мотнул лохматой башкой по земле скользнул, взрыхлив белый снег, желтый обломанный бивень. Абим показал ему кулак. Туземка шагнула вперед, взмахнула руками, залопотала на своем, быстро и ласково. Белый зверь замер, мотнул головой. Поросший клочковатой сизой шерстью хобот описал в воздухе круг, опустился вниз. Туземка улыбнулась, протянула руки и почесала его. Нежно и ласково. Ветер смахнул повязку с ее лица, солнечный луч скользнул, вспыхнул узором на острых скулах. Эмми сморгнула только сейчас заметила, как та еще молода. И на руках кокетливые, расшитые в бисер котятами варежки.
Что это было?
Культурные особенности, как говорит шеф. Забей, сестра, мы сюда больше не вернёмся. ответил ей на ухо Абим. Штурмовики собрались вокруг. Белый мамонт косил на них сверху вниз черным, с багровыми жилками, глазом.
Туземцам понадобилось полчаса, чтобы свернуть меховой дом и еще полчаса чтобы навьючить и построить зверей для марша. Эмми досталась корзина на мохнатом боку. Удобная можно упереться коленями, спрятать голову в жесткую шерсть и поспать. Что она и сделала. Снился ей опять шеф. И туземное, мать его, уважение.
Когда проснулась была уже ночь. Беззвездная северная ночь подсвеченная багровым и алым огнем ракетных тормозных выхлопов. Облака мерцали, переливались над головой. А прямо впереди ряд ярких белых огней. Бетонная, в два человеческих роста стена. Защитный периметр. Над головой, низко прожекторный луч. Белый, ослепительный столб света прошел поверху, чудом не зацепив макушку лохматого зверя. Эмми невольно дёрнула руки к ушам, ожидая оглушительный рев сирены общей тревоги. Абим хлопнул ее по плечу. Все, мол, хорошо, готовься. И полез на шею, наверх, ловко карабкаясь по ремням сбруи. Стена близко, рядом почти. Обледенелый бетонный вал с двойным рядом проволоки поверху. Под током на сигнальных лампах горели багровым огни. Луч прожектора плясал над головой, выписывая восьмерки позади них, на пустом голом поле. Погонщица на загривке крикнула, зверь под Эмми глухо взревел. На мгновение замер, повел лохматой башкой. И зацепил бивнем колючую проволоку.
Ловко, невольно подумала Эмми, глядя, как длинные желтые бивни легко выворачивают из станин колючую проволоку. Брызнули искры, мигнули и погасли багровые злые огни. Мамонт вструбил довольно, сделал два шага назад. Корзина под Эмми мотнулась, зарылась глубже в лохматую шерсть. Эмми решила залезть наверх, вслед за Абимом. А то с глубины плохо видно. Прежде, чем она успела схватиться за ремень зверь рванулся вперед. Заскрипела упряжь, мышцы под толстой мохнатой кожей напряглись, завились узлом. Взвился хобот, ударил в уши трубный, довольный рев, тут же забитый глухим рыком взлетевшего транспорта. И треск. На глазах Эмми целый участок стены пошел трещинами, дрогнул и закачался. Посыпались камни, взлетела в воздух серая пыль, и периметр рухнул с оглушительным грохотом.
Ничего себе, оторопело подумала Эмми, забираясь таки наверх. Погонщица присвистнула, мамонт довольно взмахнул лохматой башкой. Эмми потерла виски.
Вот это лоб. Крепкий.
Бетон старый, тут же поправилась она, глядя вниз. Под ногами зверя крошились в труху разбитые плиты. Мигнул зеленый огонь, в ночном небе над ними развернулась, зависла крылатая тень остроносый патрульный флайер. Рукоять люггера привычно толкнулась в ладонь. Но флайер, мигая, висел неподвижно и луч прожектора скользнул опять мимо, впустую по черной земле. Абим схватил ее за плечо, улыбнулся, показал пальцем назад. Во тьму у стены, прямо за хвостом белого мамонта. Там с земли тоже мигал огонек. Неяркий, прерывистый свет ручного фонаря длинная вспышка, короткая, длинная. Погонщица присвистнула, сзади, из корзины, махнули в ответ. Со спины зверя начали срываться и падать на снег мешки и длинные мягкие свертки. Абим сверкнул зубами, оскалившись ей во весь рот:
Контрабанда
И показал средний палец вдаль, черному кубу здания таможенной службы. Мелькнула яркая вспышка, тени легли, расчертив лица холодно-рыжими полосами. Очередной транспорт взлетел. Мамонт замер, помотал головой. Абим оставил Эмми, полез, цепляясь за ремни, вверх, на загривок зверю. Рация в ухе хрипнула, сказала тихо пора. Эмми оглянулась и впрямь, пора. Слева, рядом, в сугробе бетонный, уродливый гриб. Их цель. Вход в технические коридоры порта.
Штурмовики прыгали по одному вниз с бока замершего зверя. Спускались на ремнях, отталкивались, падали в сугроб, перебегали рысью к раскрытому люку. Первая группа, потом вторая, третья неясные чёрные тени на белом снегу. Мигнул зеленым фонарь, рация в ухе прохрипела голосом сержанта заветное: «путь чист». Эмми пересчитала глазами людей все, кто нужно, уже был внизу, на мамонте остались только она, черный Абим и туземка. Схватилась было за лямки спускаться, оглянулась в последний момент. Абим еще на загривке, позади нее. Вспышка света яркая, мертвенно-бледная выхватила из тьмы его черное лицо, белки глаз и белые зубы. Туземка-погонщица помахала ей. Ткнула вниз пальцем спускайся мол, не задерживай. Луч прожектора чиркнул, заиграл на щеках, вспыхнул изумрудным ореолом на шерстяной шапке. Абим протянул ей руку будто прощаться хотел. А потом выхватил нож и, с маха, в один удар перерезал погонщице горло.
Тело Эмми решило «что делать» раньше ее головы. Она еще пыталась понять что произошло, а руки уже сами собой рванули лямки, мышцы стянулись пружиной, и ноги послали ее в полет прочь, подальше от бока мохнатого, хрипящего зверя. Упала рыбкой в сугроб, перекатилась, вскочила на ноги. Кровь ударила в уши, оглушительно заскрипел на зубах серый снег. Чёрный провал люка впереди, штурмовик у входа машет ей давай, мол. Медленно, очень медленно. Эмми прыгнула туда быстро, почти физически ощущая спиной топот ног и тяжелое дыхание лохматого хобота.
Обернулась только у входа, застыв на миг в спасительной тени бетонного свода. Мамонт еще не понял ничего так и стоял, замерев, лишь хобот ходил взад-вперед да на макушке дрожали смешно мохнатые большие уши. Абим догнал ее в два прыжка. Огромный, черный, весь, с ног до головы в алой дымящейся крови. Подхватил на бегу за плечо, подтолкнул, закинул внутрь. Захлопнул толстую стальную дверь. Глухо щелкнул замок, отрезая их от внешнего холодного мира. Вспыхнул фонарь. Алым, тревожным огнем, отразившись тусклым мерцанием в темном стекле обзорного экрана. Эмми прижалась к стене, и: звеняще, яростно, люто, сбрасывая минутный ужас в слова, бросила в лицо Абиму:
Ты что, охренел?
Руки сами собой опустились на пояс, вниз. Под большим пальцем оглушительно щелкнул предохранитель люггера. Абим не отвечал. Замер, скрестив руки, задрав в потолок белые, чужие, невидящие глаза. Качнулся вдруг. Затянул одной нотой, непонятный, скребущий за душу звук:
Май Муэлле.
Голос был не его: густой, низкий, вибрирующий. Нечеловечески низкий рык, страшный до звона в ушах и холодной струйки по ребрам. Эмми шагнула вбок, вдоль стены. Аккуратно, без лишних движений. В руке люггер, на поясе нейроплеть. На лестнице вниз плескалась такая укромная тьма. Абим качнулся на каблуках. С лезвия кривого ножа сорвалась, упала вниз капля алой крови. Потом резко, встряхнулся вдруг. Мелко, по-собачьи, махнул большой головой, вытер нож. Аккуратно собрал в склянку кровь. Протянул Эмми, улыбнулся, бросил короткое:
Будешь?
Улыбка плясала у него на лице. Широкая, белые зубы сверкают меж губ. И голос нормальный. Совсем. Эмми аккуратно повела головой, не зная, что сейчас думать
Зря. Видела, как эта коза вела мамонта? Я видел. Без поводьев, без палки, даже без рук. Ладонью и голосом, только. Магия это, сестра. Колдовство настоящее. Шеф смеется, а зря.