В этот раз Лена всё же заговорила с ним:
Лёш, мальчикам сегодня разрешили в парке погулять. Ты им помоги, они ещё никогда на улице не были.
Хорошо. Он, заставляя себя, подошёл к окну, взглянул на яркую клумбу в кольце тёмно-серой асфальтовой дорожки. Конечно помогу, не волнуйся.
Ты иди к ним. Сейчас ко мне тётя Аня придёт, я не одна буду. Иди, ладно?
Он послушно вышел из палаты, на мгновенье задержавшись у двери и взглянув на бледную девушку с плотной повязкой на глазах. Каково это ничего не видеть, не чувствовать, не двигаться? Наверное, это как быть в родильной камере, или Как тот мозг в лаборатории
>*<
В палате мальчишек ощущалось радостное ожидание: они сейчас впервые выйдут на улицу. Анри и Митя, сидя в небольших инвалидных креслах, сдвинули покрытые пока ещё короткими мягкими волосами головы и о чём-то шептались. Шери, подкатив кресло к подоконнику, перекладывал мелкие игрушки и, услышав шаги Лёшки, поднял голову:
Здравствуй. Хочу взять их с собой. Вот это Тошкина собачка, это самолётик Эрика, а это зайчик Поля. Он разложил на подоконнике фигурки. Получится, что и они с нами, да? Ты не хмурься. Ой, я сейчас вспомнил, какой ты был, когда тебя сделали и к нам привезли. Большой, белый, руками машешь без толку. Мы тогда так веселились. Не сердись, мы маленькие были, нам всего по два года было, только Анри и Эрику три, но они медленнее развиваются первые образцы.
Лёшка кивнул, думая, насколько эти слова могут поразить постороннего человека, ведь «образцы» и «сделали» никак не вяжутся с понятием «человек». И, не удержавшись, задал давно мучивший его вопрос:
Шери, ты ведь старше меня, а ребёнок. Почему так? Никто тебе этого не говорил?
Говорили, не мне, а просто в лаборатории, я запомнил. Мальчик взглянул на него невероятно взрослыми глазами. На нас отрабатывали методику, втайне от твоего отца. Ему говорили, что всё проверяют на компьютерных моделях, а на самом деле делали нас. Сначала линию Пуанкаре, потом Ньютонов, затем Дираков, Менделеевых, и нас, Шрёдингеров. Они планировали вообще мозг без тела создать, но ещё не знали, как обмениваться с ним информацией, вот и решили сначала сделать мозги с ма-аленькими телами, чтобы мы могли хотя бы видеть и говорить. И под нас зрительную систему ввода информации в компьютер придумали. Говорят, она теперь во всех больницах для паралитиков используется. А так нам тела не нужны были. Ну и записали в нас то, что умели лучшие учёные. В каждого сразу по несколько профессий, чтобы хоть одна сработала. А психологически нас не развивали. Если бы не Лена, мы бы там, наверное, с ума сошли. Лежишь, экран перед глазами, формулы, чертежи, никто не поговорит с тобой, только задания дают и за невыполнение наказывают, током. Мы оборудование. А тебя делали по-другому, ты идеальный образец, пример всех их технологий. В тебя очень много всего вкладывали, и эксперимент на три года запланировали. Нас-то за несколько месяцев минимуму научили, только чтобы работать смогли. И хотели уже отбраковывать, когда Лена пришла. Но оказалось, что когда мозги в теле, они лучше работают, если тело развивать. Потому Лену и держали, а что она с нами подружилась, им всё равно было. А она нас учить стала, пока массаж делала. Тошка тогда первый её «мамой Леной» назвал. Мы же не знали, что такое «мама», думали, что так любую девушку или женщину называть надо, если она добрая. Потом привыкли. Но она нам не мама, а друг. И мы теперь уже не маленькие. Знаешь, говорят, мы и ходить сами сможем, и даже бегать. И работать так, как сами захотим. Мы решили: сделаем проект одного корабля, так, как все мы хотели, а потом уйдём из науки. Я книжки детские писать хочу, Анри игрушки нравятся, Митя ещё не решил, чем займётся. Может, потом передумаем, но наука нам надоела! Мы жить хотим, просто жить. Жалко, что мы не будем совсем людьми.
Почему? Лёшка слушал, поражаясь тому, насколько Шери взрослее и в то же время непосредственнее, чем он, насколько открыт миру. Почему вы не будете людьми? Вы уже люди, с самого начала.
Нет. Мальчишка качнул головой, в короткой щёточке волос блеснули солнечные искорки. Нас ведь делали мозгами, мы стерильны, даже органов таких нет, одна видимость: за мальчиками-лежачка́ми ухаживать проще. Ну и генетика, конечно, её-то менять нельзя.
А характеры? Вы любому мужчине фору дадите!
Так это не совсем то. Характер, генетика, внешние признаки это ещё не всё Миша, привет! Дядя Витя, ты уже пообедал? Значит, можно гулять, да?!
Боль в голосе Шери исчезла, теперь в нём звенели еле сдерживаемый смех и радость от предстоящего чуда.
Лёшка помог Шери вывести кресло в коридор, вошёл в большой лифт, улыбаясь про себя от предвкушения радости ребят, потом толкнул дверь в парк. Мишка протянул детям защитные очки: глаза мальчишек, всю жизнь провёдших в подвале, к тому же всего неделю назад перенёсших операции по коррекции зрения, ещё не привыкли к солнечному свету. Все трое, забывая дышать, замерли, глядя на великолепие красок и бескрайность чистого неба над головой. Лёшка думал, что они станут кричать от восторга, но они молчали, только медленно ехали по дорожке, то запрокидывая головы вверх, то всматриваясь в цветы на клумбах, и иногда обменивались одним им понятными жестами. Лёшка вспомнил такой же день три года назад, когда он, совсем ещё ребёнок, в первый раз вышел в парк, не веря, что всё это может существовать в действительности, что это не сон деревья, травы, гуденье пролетевшего жука, свежий ветерок. А ведь он к тому времени уже довольно много гулял в крытом парке на крыше центра.
Лёшка отошёл к кустам, краем глаза замечая, как мальчишки поднимают на ладонях игрушки погибших братьев, и сжал зубы от накатившей боли. Почему то, что должно быть обязательным, что жизненно необходимо для каждого человека, недоступно столь многим? Почему кто-то живёт, запертый в четырёх стенах, лишённый почти всего? Почему любая мелочь становится для них недостижимой мечтой? Кто считает: «этот достоин полноценной жизни, а этот всего лишь абстракция, винтик, строчка в балансе, которую можно заменить на другую, а то и вычеркнуть, если того потребуют политика, выгода, религия»?
Тебе опять плохо? раздался тихий голос Мишки. Я надеялся, что всё прошло ещё весной.
Думаю о них. Лёшка кивнул на застывшие у старого клёна креслица мальчишек. Шери сегодня сказал, что они не смогут быть полностью людьми, их слишком искалечили.
Смогут. Мишка встал рядом. Они скоро бегать будут. Им ведь этого никогда не разрешали, а теперь они быстро окрепнут, нам фору дадут.
Я о другом. Я единственный полноценный человек среди големов, остальные не просто стерильны они только видимость мужчин и женщин.
Ну, не видимость протянул Мишка, странно глядя на друга. Генетика, анатомия
Они стерильны, у них нет многих органов и не может быть семьи. Человеку нужна семья, нужно кого-то любить, быть любимым, нужны дети, внуки. Они это понимают, хотя пока полностью не осознают разница возрастов, сам знаешь. И им больно от этого понимания. Они так и останутся всего лишь мозгами, лишёнными полноценной жизни со всеми её чувствами, радостью, они лишены будущего.
Лёшка говорил, понимая, что впервые это были именно его мысли о человечности, а не «так принято» общества. Мишка, как раз следивший за снова двинувшимися по дорожке креслами, резко обернулся:
Я не ожидал от тебя такого! Ты Ты сейчас сказал то, о чём я профессиональный психолог с десятилетним стажем даже не думал! Это же так естественно знать, что тебе доступно всё. И кажется, что все эти возможности мелочи, они необязательны, когда мозги в порядке. Мы жалеем сумасшедших, но им-то как раз легче. Они не знают, чего лишены, в отличие от думающего человека. Ты прав: нет ничего «необязательного», человек должен иметь все возможности. Не переживай, их стерильность не приговор. Если можно создать искусственного человека, то уж с такой проблемой мы справимся, нужно будет всех учёных из центра в лабораториях прикуём, чтобы свои преступления исправляли. Мальчишки будут нормальными людьми! Но ты Я было решил, что в тебе память уроков Кэт проснулась. Прости Не думал о профессии психолога? У тебя получится: ты и эмпат, и в то же время великолепно умеешь защищать себя от чужого влияния. Говорят, Лепонт был хорошим эмпатом, но использовал это лишь для своей выгоды. Ты умнее его. Пойдём к остальным, а то нас потеряли уже.