Лёша, посади их на окно, тихо попросил Шери. Мы их не поднимем, они для нас тяжёлые, а так смотреть будем. Это Мяв, да? Лена о нём рассказывала. А это кто?
Мишка взял из рук Лёшки своего медведя и немного шутливо представил:
Это мой лучший друг и тёзка, его тоже зовут Мишка. Ему уже тридцать лет, он очень умный. И он хочет жить у вас, потому что я вечно занят, а ему скучно и нужны верные друзья. Примете его к себе?
* * *
Лёшка ожидал, что после приезда Нины Ивановны ему придётся переселиться в палату к мальчишкам, а то и в небольшую гостиницу рядом с больницей, но пожилая женщина, отозвав его в сторону, попросила:
Я уже старая, девочке помочь не могу, за мной самой присмотр нужен. Анечка человек очень хороший, но слишком она эмоциональна, это тоже пользы не принесёт, только расстроит Леночку. Медсёстры здесь опытные, помогут девочке, обиходят её, за это я не волнуюсь. А вы, Лёшенька, беспокоитесь за неё, и, если потребуется, и поддержите, и защитите. Не смотрите на меня так, молодой человек. Знаю, что могут сказать что неприлично это. Но я жизнь прожила и научилась разбираться в людях. И вы, и Мишенька и волосинки на её голове не тронете, я это вижу, а обо всём остальном медсёстры позаботятся. Пойду я, отдохнуть надо. До утра оставляю Леночку на вас!
Лёшка проводил её к лифту, около которого уже ждали Виктор и тётя Аня, и долго стоял, глядя на закрывшиеся за ними хромированные двери.
Ты что, брат, окаменел, что ли? толкнул его Мишка. Что тётя Нина сказала? На нас Лену оставила, да?
Да. Лёшка, отмерев, взглянул на друга. Я думал, она здесь ночевать будет.
Она человек умный, знает, что её слёзы Лене видеть не стоит. Пойдём поужинаем, и разбегаемся по палатам. Я мальчишкам сказку обещал, а Лена наверняка с тобой поговорить захочет.
Мишка ошибся: Лена с Лёшкой почти не говорила, только удивилась немного, что бабушка разрешила ему ночевать в её палате, и, как показалось Лёшке, обрадовалась этому. Но лишь ненадолго прикрыла глаза это сейчас заменяло ей кивок и, спросив разрешения, включила экран:
Миша, мальчики, можно я послушаю? Мне тоже интересно.
Мишка улыбнулся в камеру и стал рассказывать о приключениях мальчишки, летавшего на другие планеты и то дружившего, то воевавшего с разными волшебниками. Сказка была интересная, рассказывал он умело, и Лёшка, проверив, всё ли у Лены хорошо, и устроившись на узкой кушетке, слушал, закрыв глаза и представляя себе яркие, залитые солнцем планеты, громадные, немного похожие на пурпурные маки, цветы, странных животных и создававшиеся добрым волшебником переливчатые звенящие шары, цепочками взлетавшие в голубое небо.
>*<
Первую половину следующего дня оба парня снова провели в палатах раненых бойцов, а потом ещё и к задержанным из центра зашли, в основном по просьбе Родионыча: он хотел, чтобы Лёшка посмотрел, не скрываются ли под видом рядовых сотрудников причастные к созданию големов люди. Конечно всех их следовало бы отправить в СИЗО и тюремную больницу, но пострадавших при штурме было много, обвинения им ещё не предъявили, только задержали «для выяснения личности», и целое крыло больницы оказалось занято почти здоровыми, недовольными и потенциально опасными людьми, которых, впрочем, охраняли очень хорошо.
Вообще в больнице тогда находилось человек пятьдесят из центра. Почти все они пострадали от угарного газа, пущенного директором по всем этажам трёх корпусов в цехах тогда работали люди из неофициально введённой ночной смены. К счастью, парни из штурмовой группы успели отключить насосы, и только на нижнем уровне подвала, куда газ подавался в первую очередь, его концентрация оказалась опасной, да и то лишь для ослабленных детей и девушки, находившихся как раз рядом со спрятанными вентиляционными отверстиями систему «газовых камер» в центре продумали великолепно. Кроме детей всего трое охранников-големов оказались столь же чувствительны к газу: у них быстро развился отёк и так изувеченных мозгов. Остальные люди отошли от отравления очень быстро, и теперь всего семи из них требовалась медицинская помощь: они пострадали от травматики и осколков стёкол.
Лёшка шёл по коридору, заглядывая в палаты, всматриваясь в лица людей, иногда даже перебрасываясь с ними несколькими фразами. Его не узнавал никто, а вот он узнавал многих. И взглядом указывал Мишке и сопровождавшему их охраннику из конторы на тех, кому требовался особый надзор, а то и полная изоляция. Его удивляло, что мужчины относились к своему положению спокойнее, чем немногочисленные, почти не пострадавшие, хорошо устроенные, но недовольные вообще всем женщины. Некоторых он помнил: помощницу отца, медсестёр, уборщицу, работавшую в подвальных лабораториях. Все они знали, что делали, и ни к одной из них у него не было никаких чувств ни жалости, ни ненависти. Они были для него пустым местом человекоподобные существа, добровольные рабы, отказавшиеся от человеческой личности ради науки или денег.
Когда он уже направлялся к выходу, его окликнул знакомый голос:
Вы не поможете девушке? Здесь так не хватает человеческого тепла, участия, все такие чёрствые, бездушные.
Он взглянул в красивое лицо, мотнул головой и ответил вроде бы невпопад:
Я не Лепонт.
И вышел из коридора, успев заметить, как на лице бывшей медсестры проступило удивление от узнавания «хорошо слепленного красавчика». Больше он в то крыло не заходил, только краем уха слышал, что медсестра пыталась убедить парней из охраны, что она задержана случайно: «Разве может такая милая девушка сделать что-то плохое?»
>*<
После обеда, когда у мальчишек и Лены закончились обязательные процедуры, парни снова пришли в палату к детям, где кроме Виктора застали незнакомого мужчину, который назвался приглашённым психологом. Когда они заходили, он как раз с некоторым удивлением спрашивал мальчишек:
Вы так спокойно отнеслись к смерти братьев. Разве это вас не расстроило? Вы не были к ним сильно привязаны или уже смирились с их гибелью?
Мишка, побелев, хотел вмешаться и силой вышвырнуть незнакомца за дверь, но остановился, услышав ответ Шери:
Они были. Они жили, мы были вместе. Сейчас их нет, но мы их помним. Мы не можем их вернуть, но можем помнить и жить ради них тоже. Но мы не смирились. Смирение ведь от слова «мир», значит, смиряться мириться с теми, кто приносит боль и смерть? Нет, мы не будем с ними мириться! Они и такие, как они, кто бы они ни были наши враги, пока живы мы и они. Смирение плохое слово, оно врёт, заставляет считать врагов правыми. Надо не смиряться, а бороться! Миша, Лёша, вы пришли? А нам бабушка книги принесла!
Голос Шери, всего за секунду до этого полный боли и спокойной, осознанной ненависти, зазвенел радостью. Анри и Митя, по характеру намного более тихие и робкие, только заулыбались.
Мишка, взглянув на отца, понял, что тот пытался остановить профессионального умника, и схватил психолога за шиворот:
Лёш, помоги проводить этого господина в коридор. И чтобы я вас больше не видел! Профессионал! Вы читайте. Мне позвонить нужно, скоро вернусь.
Лёшка, более крепкий, чем такой же высокий, но не настолько спортивный Мишка, перехватил у него из рук ворот умника и поднял того со стула:
О насилии чтоб и не вякал! Пош-шёл вон!
Мужчина молча вылетел в коридор, подхватил выброшенные следом папку с тестами и планшет и поспешил к лифту.
Если хоть слово журналюгам пикнешь прибью! крикнул ему вслед Мишка, тоже выйдя из палаты, но направившись не к лифтам, а к окну там можно было поговорить по кому, не привлекая излишнего внимания. Вопрос с направлением «светила психологической науки» он решил быстро, правда, не стесняясь начальства, высказал свои мысли в точных, но непечатных выражениях.
Пока он говорил по кому, Лёшка подсел к мальчишкам, и Шери указал ему на стопку книг:
Это бабушка привезла. Мы ещё не читали: книги тяжёлые, неудобно. Ты почитаешь?
Лёшка взял верхнюю книгу старую, в потёртой белой обложке с яркой картинкой: девочка, лев, чёрная собачка и две большие, в рост девочки, куклы тряпичная в забавной островерхой шляпе с широкими полями и железная с топором в руках. На титульной странице был указан год издания тысяча девятьсот девяносто восьмой. Потом шло небольшое предисловие редактора, которое парень и стал читать: