Тогда им сейчас психологически должно быть около двух лет, если их делали по той же методике, что и меня. Умеют сами есть, ходить, одеваться, и всё.
Ещё они умеют говорить, в основном отвечать на простые вопросы. Но не только это. Врач побледнел, потом так же быстро покраснел и под конец пошёл пятнами. Их учили сексу, всех и девушек, и парней. Приходится прикасаться к ним очень аккуратно, иначе они сразу готовы. Их что эти два месяца?..
Скорее всего их учили дистанционно, ещё до рождения. Лёшка вспомнил свои тренировки через спарринг-манекен. Врач слушал, не до конца ещё веря всему этому.
Да, я знаю методику восстановления утраченных двигательных функций через подключение к такому «аватару», но чтобы этот способ предназначался для подобного?! Как нам теперь быть?
Думаю, если некоторое время их не провоцировать, рефлексы забудутся. Советую быть осторожнее не с этими, а с охранниками их наверняка тренировали, как и меня, но более жёстко, на прикосновение они могут отреагировать ударом. Я плохо разбираюсь в медицине, знаю лишь то, что пережил сам.
Лёшка ещё раз взглянул на девушек, невольно вспомнив подслушанный разговор Кэт с её компаньоном. Они бы без сомнений поставили клейма на лица «секс-кукол».
Скажите, их можно нормально воспитать, сделать людьми?
К сожалению, нет. Врач прикрыл дверь в палату. Их всех ждут десятилетия в психбольнице. Возможно, они смогут освоить какую-нибудь простую работу помогать садовникам в парке или уборщикам, санитарам. Но и только, полноценного разума у них нет.
В палате мальчишек было тихо и сумеречно, в свежем воздухе едва заметно чувствовался аромат полевых цветов букет стоял на тумбочке у окна.
Мы специально его поставили, тихо объяснила медсестра. У детей аллергии на пыльцу нет, и они ведь никогда не видели цветов, не знают их запаха. Пусть порадуются.
Лёшка, стоя у полуоткрытой двери, смотрел на детей бледных, никогда не видевших дневного света, даже во сне не доверявших миру, хмурившихся и сжимавших прижатые к груди кулаки. На подоконнике лежали единственные их вещи горстка крохотных игрушек, пластиковых и самодельных, всё, что бойцы штурмовой группы смогли найти в лаборатории. Парни тогда обшарили все углы, сами, без чьей-либо просьбы.
Когда они проснутся? Лёшка обернулся к врачу.
Пусть ещё сутки поспят. Им это не повредит. Мы за это время сможем подготовиться к тому, что им сказать. Ваш друг ночевал здесь, обещал, что и дальше будет смотреть за ними. Он ведь психолог?
Да. Лёшка прикрыл дверь. Очень хороший психолог.
Но здесь особый случай. Мишка подошёл так тихо, что никто его не заметил. Таких ситуаций раньше не было и, очень надеюсь, не будет больше никогда! Как и тебе, им нужны не тренинги, а любовь и дружба людей. Я вызвал сюда родителей. Ты не против? Лене нужен женский уход, медсёстры это не то. Мы с отцом займёмся мальчишками. Руководство конторы это одобрило. Пойдём обедать?
>*<
Родители Мишки приехали во второй половине дня и, не разобрав оставленные в гостинице вещи, поспешили в госпиталь, появившись в тот момент, когда Мишка с Лёшкой обсуждали, как сказать мальчишкам о смерти братьев. Тётя Аня, мягкая, тёплая, принёсшая с собой домашний уют, подкатилась к Лёшке и, обняв его, заплакала, уткнувшись вроде бы ему в грудь, но из-за разницы в росте получилось, что почти в пояс.
Миша всё рассказал. Я не думала видела, что ты другой, но такого и подумать не могла! Как они могли?!
Через минуту она немного успокоилась, отстранилась, обняла сына. И сразу же спросила:
Чем мы можем помочь?
Виктор, до этого как раз успевший обнять Мишку и пожать руку Лёшке, предоставил ей право действовать, готовый поддержать любое решение жены.
Надо бабушку Лены привезти. Мишка немного виновато посмотрел на родителей. Я хотел тебя, мам, попросить, не наших. У тебя лучше получится.
Где она живёт? Тётя Аня сразу собралась и, казалось, стала выше и стройнее.
В Дебрянске. Завтра сможете съездить? Она пока ничего не знает.
Сейчас сколько? Начало четвёртого? Виктор взглянул на часы. Пообедаем и поедем, как раз часам к восьми будем у неё. Твои коллеги дали нам мобиль, хороший.
Можно мне к девушке? Тётя Аня была готова действовать.
Она сейчас спит. Лёшка сам хотел увидеть Лену, но и его в палату не пускали.
Хорошо, тогда пообедаем и поедем. Ей ничего не говорите. Тётя Аня направилась к лифту. Где здесь поесть можно?
Я провожу.
Мишка кинулся за ней, а Виктор задержался.
Лёша, я хотел спросить. Сын тебя братом считает, да и мы за этот год привязались к тебе. Ты не против быть нашим племянником? Он запнулся, и Лёшка понял причину: Виктор не хотел задевать память его настоящего отца и вместо «сын» в последний момент сказал «племянник».
Да! Он серьёзно взглянул на Виктора. За Лену и мальчишек я отвечаю, но кем они меня посчитают никто не знает. А Мишка мой брат, кроме него у меня никого нет. И кроме вас.
Виктор протянул ему руку. Далеко не всегда нужны объятия или что-то подобное, иногда хватает и рукопожатия, чтобы показать человеку, что он тебе дорог.
Договорились. Пойду, а то моя меня потеряет. Бабушку мы привезём!
И Попросите её, чтобы взяла Мява. Она поймёт.
>*<
Вечером в палатах Лены и мальчишек установили обещанную аппаратуру.
Теперь вы можете говорить с детьми. Если нажать эту кнопку один раз, включится микрофон, два видеокамера, объяснял врач. А вот этой чувствуете, что у неё рифление другое? можете дать сигнал перед началом связи.
Лена лежала в своей кровати не обычной для спина́льников, с растяжками, а сделанной специально под неё, чтобы исключить любое движение, ведь позвоночник у девушки был цел, пострадал именно спинной мозг, и, чуть шевеля пальцами, нащупывала кнопки. После нескольких минут тренировки она слабо улыбнулась:
Всё поняла, спасибо вам, Арсений Денисович. Когда можно?..
Вы уже сейчас можете поговорить с детьми. Они ещё спят, но, думаю, это им не помешает, а то и поможет.
Можно мне их увидеть?
Да, включите камеру и экран.
Лена нажала кнопку, и на укреплённом над её кроватью экране появилось изображение соседней палаты. Девушка, близоруко щурясь, всматривалась в лица спящих детей, потом закрыла глаза:
Шери, Анри, Митя. Остальные Тошка Она прикусила губу и замолчала, но и сейчас не заплакала, может быть, потому, что не смогла бы вытереть слёзы. Она теперь полностью зависела от других людей. Через несколько минут девушка заговорила:
Милые мои, надеюсь, вы меня слышите. Я рядом, в соседней палате. Всё закончилось, нас спасли и теперь лечат. Вы должны держаться, слышите? Лаборатории больше нет и никогда не будет! Вы сможете ходить, вы увидите мир, вы будете делать то, что захотите сами. Только держитесь, пожалуйста! Я рядом.
Голос девушки креп с каждым словом, она старалась передать мальчишкам всю свою любовь, веру в будущее, всё своё стремление к свободе, так долго скрываемое ради них. Лёшка слушал её, уткнувшись лбом в холодное оконное стекло, за которым шумел вечерний ливень. Слушал и понимал, что не знал Лену. Он только вчера понял, что не осознавал своего отношения к ней, что его неприязнь была направлена не на неё, а теперь понял и то, что кроме имени и внешности ничего о Лене не знал. Ему раньше казалось, что всё просто: она любит мальчишек как мать, а его совсем не любит. Но и это оказывалось не так. Сколько ей было, когда она попала в центр? Двадцать один двадцать два года. Она не могла быть матерью этим детям, даже если они называли её мамой. Скорее Лена стала для них старшей сестрой, или Тем, кем была для Мишки Жаклин.
Сейчас, сравнивая Лену и тётю Аню, Лёшка видел разницу. Именно мамой была тётя Аня, мамой для Мишки, теперь и для него, наверняка станет ею и для мальчишек это суть этой маленькой женщины, долгие годы мечтавшей о большой семье. Она знает, что такое любить своего ребёнка. Лена же тогда сама была ребёнком и жертвовала собой ради мальчишек не как мать, а как друг, сестра, осознанно делая этот выбор. Мишка прав: любовь бывает очень разная, но всегда это любовь.