На лестничную клетку сразу соваться нельзя. Пустили робота-«крабика» с видеокамерами. Ага, вот и «сюрприз» замаскированная ниша под потолком, в ней небольшой пулемёт, направлен аккурат на выход с лестницы. На робота пулемёт не отреагировал, значит, им управляет программа. «Крабик», подчиняясь приказу людей, пополз по стене, добрался до ниши. Всё, пулемёт обезврежен, можно двигаться дальше. Командир четвёртой группы замер, слушая отчёт коллег из первого корпуса, потом передал новости остальным:
Администрация взята. Хозяин пытался пустить газ, программу отменили, но на нижнем уровне могут быть пострадавшие. Нужно ускориться.
Новая дверь, закрывающая лестницу на нижний уровень. Опять в ход пошла взрывчатка. Отступить на верхний пролёт. Ударная волна, изначально слабая, но усиленная тесным пространством лестницы, бьёт вверх, поднимая цементную пыль. Бегом вниз, оставляя за собой две четвёрки шестую и подоспевшую к ним третью. Они разберутся с первым уровнем, а им нужно дальше.
Всё повторяется: недавно поставленная дверь, таран, «крабик», уничтоженный пулемёт; и последнее препятствие стальная, в металлическом косяке, дверь на нижний уровень. Да сколько же их здесь?! Хорошо, не усиленных, но с каждой теряется столько времени! За дверью уже ждут, и их позиция выгоднее. Взрыв, срезавший петли и замок, их только ненадолго оглушил. Слезоточивым газом их не взять они тоже в противогазах. Надо пробиваться с боем. Время уходит. Если в лабораториях газ
Паш, плевать, прём дуро́м! кричит кто-то из дебрянских. Иначе не успеем.
Двое парней сдвигают щиты, пробиваются к двери, выламывая её домкратом, протискиваются внутрь, прикрывая друг друга и остальных. От выстрела в упор бронекостюмы и щиты полностью не спасают, и оба всё-таки не выдерживают. Зато пост охраны взят, все противники лежат, словив ампулы. Раненых ребят эвакуировать нельзя наверху пока тоже идёт бой. Их оттаскивают в укрытие, суют в руки аптечки: парни в состоянии помочь себе сами.
Миш, ты!
Он молча кивает и отходит прикрывать раненых и лестничную клетку. Всё верно: он новичок, почти балласт, здесь же он на своём месте.
Снова дверь, а взрывник тот самый Пашка, что сейчас шипит от боли в сломанных рёбрах.
Лёш!
Он чётко, как на учениях, обводит липким жгутом узловые точки. Укрыться за стеной, нажать кнопку взрывателя.
Теперь идут не четвёрка и пятёрка, а две тройки. За дверью прямой коридор, и вроде бы можно сразу идти до конца. Но необходимо зачистить все помещения. Хорошо, двери здесь прочные, но обычные, таран справляется с ними без труда. Первая лаборатория пуста, вторая тоже. Дальше. Едва начавшая закрываться и застывшая в нескольких сантиметрах от стены дверь, которая должна была перекрыть коридор. Молодцы парни, чётко в администрации сработали. А вот с газом плохо концентрация довольно большая.
Третья лаборатория, скорее даже небольшой цех. Прозрачные стены родильных камер, за которыми в жидкости виднеются полусинтетические ещё, не успевшие обрасти живой плотью тела «серийных образцов». Им месяца два, наверное, они только начинают осознавать себя. Большие младенцы. Задыхающийся, ошалелый, но всё ещё не потерявший сознания лаборант тянется к кнопке отключения питания. Лёшка, сообразив первым, сбивает его с ног:
Хоть один из них пострадает сдохнешь!
В лаборатории остаётся один из бойцов следить за лаборантом, да и позаботиться, чтобы тот от удушья не окочурился. Процент газа высок, надо спешить.
Ещё одна дверь, ярко освещённое, с чистым воздухом об этом сигналят датчики помещение. За стеклом камеры человеческий мозг с идущими от него проводами, вживлёнными приборами. За пультом оставшийся поработать ночью учёный-фанатик с горящими глазами. Лёшка помнит его: он снимал карту работы мозга парня и вечно говорил о слиянии человеческого и машинного разума, пытался сделать сверхкомпьютер. На экране горят несколько слов: «Больно! Не надо! Больно!»
Эта частная тер Учёный отлетает к стене, Лёшкину руку перехватывает командир группы:
Стой! Не сейчас. Может, ему можно помочь.
Он ребёнок! Лёшка заставляет себя опустить ствол. Ампулы не пробьют стекло, не спасут того от мучений.
Варвары! Будущее за киберорг пытается подняться с пола учёный, но кто-то, не выдержав, всаживает в него несколько ампул сразу:
Жаль, убить эту мразь нельзя!
Ты здесь! Мы дальше.
Последняя дверь, смутно знакомая Лёшке. Удар тарана. Полотно падает на что-то мягкое, приходится его убрать. Под дверью несколько тел. Парни в странной, похожей на форму охранников одежде, каждый со знакомым Лёшке лицом его собственным, таким, каким оно было два года назад. Поло́вые волосы, прямые носы, чистая, без шрамов, кожа. И врождённое выражение покорной тупости. Рядом, у стены, знакомая смазливая медсестра в расстёгнутом халатике.
Отравление! Концентрация газа
Лёшка, не слушая, кидается внутрь, в памяти отпечатываются, но пока не осознаются отдельные «кадры»: тусклое ночное освещение, слева знакомый бокс, через отдёрнутую занавеску видна смятая постель не та, на которой когда-то лежал он, обычная. Дальше два ряда кроватей тоже других, не кювет, а ортопедических. Над ними какие-то приборы. У дальней стены длинный стол, наверное, обеденный. Рядом с ним инвалидные кресла. В мозгу возникла даже не мысль, мгновенный образ: «так цыплята собираются около наседки, ища защиты». В резко наступившей тишине раздался негромкий стук из детской ладони выпала крохотная игрушка. Лёшка рванулся к креслам, подхватил на руки два лёгких тела, бросился к выходу. За спиной грохот шагов его трое спутников тоже несут детей.
В комнату с мозгом, там чистый воздух! крикнул командир.
Лёшка, сообразив, кинулся туда, осторожно опустил детей на пол, повернул обратно.
Надо вернуть смертную казнь! раздался глухой из-за противогаза голос Родионыча. Это не люди!
Лёшка оглянулся, пытаясь понять, как начальник оказался здесь, и краем глаза заметил светлое пятно. Рывком обернулся, успел подхватить с пола упавшего зайца.
Лена!
Жива, бросил нёсший девушку боец.
Лёш, бери Мишку, и идите, тихо сказал Родионыч. Операция завершена. Центр взят!
>*<
Лёшка сидел у двери в реанимационное отделение. Сколько прошло времени и что происходит в мире, он не знал, да и не хотел знать. Перед глазами до сих пор стояла та лаборатория с мозгом, залитая светом, белая, словно операционная. И прикрытые белыми простынями тела на полу восемь детских и три взрослых. Выжили только трое мальчишек, зато медсестра, как и двое големов-охранников, уже понемногу приходили в себя. Им было плохо, они пока почти не реагировали на окружающее, но реанимация им не требовалась.
Лёшка, скорее поняв по жестам, чем осознав сказанные Мишкой слова, снял противогаз, вдохнул запомнившийся с рождения, пропитанный знакомыми химическими запахами воздух, едва не закашлявшись с непривычки.
Помогите с носилками. Врач-реаниматолог был бледен от потрясения и то и дело оглядывался на живой, думающий и существующий вне тела мозг в прозрачной камере. Надо доставить пострадавших в вертолёт.
Парни молча взяли ближайшие к ним носилки. Худое детское тело, синюшное лицо под кислородной маской, непропорционально большая, выбритая, с красными кружочками и полосами от почти никогда не снимаемой сетки энцефалографа голова, слабые ладони, до сих пор сжимавшие самодельную куклу из завязанных узелками бинтов. Освободившиеся бойцы из штурмовых групп несли другие носилки с детьми, големами (они были и на первом уровне лаборатории), потерявшими сознание или вырубленными парализаторами сотрудниками центра эти все в наручниках. Охранников в здании уже не оставалось.
Двор центра встретил Лёшку ароматом летней ночи, ярким светом прожекторов, шумом мобилей, вертолётов, криками людей. От центрального здания как раз вели нескольких полуодетых мужчин, и один из них громко кричал:
Вы знаете, кто я?! Утром вас всех с работы вышвырнут, в тюрьме сгниёте! Я Председателю Совета Министров позвоню! Я руководитель института мирового уровня, а не какое-то быдло!