Газарчи разжал ладонь, посмотрел на камешек в форме сердечка, от которого исходило слабое, призрачное свечение, и выдохнул:
-Хочу быть с ними!
В следующее мгновение он ослеп от внезапной обступившей со всех сторон темноты. Лес. Ночь. Справа слепит свет фонариков. Какие-то люди цепью идут по лесу. Что это? Откуда фонарики? Там ли он оказался? Не веря в происходящее, Дервиш негромко позвал:
-Сауле! Ты где?
И не успел обрадоваться её голосу, как загрохатали выстрелы, и пули засвистели над головой, справа, слева. Две горячие злые пули успели впиться в его тело, прежде чем он рухнул на землю. Пули продолжали свистеть пока он полз по мягкому лесному ковру, сминая траву и шурша слоем опавшей листвы, и чувствуя как жизнь покидает его тело вместе с кровью, толчками выплескивающейся из ран.
- Сауле..., - беззвучно шептали губы. Сквозь треск выстрелов и свист пуль, сквозь крики солдат на непонятном языке, в кромешной темноте он услышал стон, и пополз на звук. И нашёл,ощутил по запаху, почувствовал сердцем, что это она. Успел прижаться, прикоснутся к ней....и умер. Перед смертью подумав, как несправедлива жизнь.
А через мгновение светило солнце, легкий ветерок, пахнущий полынью, теребил копну рыжих волос. Дервиш стоял и смотрел на камешек, лежащий на ладоне, и испытывал жгучее желание закинуть его подальше и не вспоминать больше. Поскольку, осуществлял камень желания так, что отбивал всякую охоту в их осуществлении.
***
-Чух-чух-чух-чух! - лопасти месили воздух.
Шпион был уже на ногах, Сауле тоже.
-Бежим! Нельзя терять ни секунды! - почти выкрикнул я.
- А как же Газарчи? Они же..., - начала было Сауле, но я не дал ей договорить.
- Чем дальше мы будем отсюда, тем лучше для него!
И мы побежали. Побежали как сумасшедшие, бездумно, не оглядываясь, то и дело натыкаясь на ветки деревьев. Я заранее выбрал направление на Юг. Там вскорости жидкий лес должен был кончится, и можно было спрятаться в прибрежных камышах у озера. И пока мы бежали в сознании еще свежи были воспоминания предшествующей бесславной гибели. Нет, это надо же...!Скосило всех скопом, парой не прицельных очередей. Не даром говорил Александр Васильевич: Пуля - дура, а штык - молодец. Вот такие дуры нам давеча и попались. Но на этот раз нам повезло, успели уйти до того как нас обнаружили. Перевели дыхание только когда заскочили в заросли камыша. Если в лесу было ещё темно, то в степи серел рассвет. И пока он серел и легкие облачка на небе казались серыми тучками, я посмотрел на попутчиков. Адамит тяжело отдувался. Сауле раскраснелась и смотрела на меня суровым взглядом вахтерши в женском общежитии. Ещё бы! Она думала, что я предательски бросил в лесу её суженного. Может быть. Но в сложившейся ситуации нужно было спасти кого возможно, а потом кого получится.
-Сидите здесь, и не шумите, а я вернусь и посмотрю, что там. Договорились? - произнес я и потопал назад. Нужно было принять кое-какие меры. А меры были такие: "Найти Дервиша, и если он не попал под обстрел ( а он не попал, выстрелов не было), постараться его вытащить. Забрать Матильду. Взять языка. Угнать вражеский транспорт". Насчет последнего пункта я сомневался, но попытаться стоило. И с этого последнего пункта я пожалуй и начну, пока бравые солдатики прочесывают лес, сейчас самое время.
- Это что-то! - сказал я, рассматривая нелепое сооружение с винтами. Стоял агрегат на опушке леса и всем своим видом показывал, что нужно сдаваться. Бредовое сооружение адамитов агрессивно топорщилось стволами во все стороны. Размером винтокрыл был с железнодорожный вагон. А вот охраняли его всего два солдата в темно синей форме. Один стоял по одну сторону вагона, другой по другую. Есть ли там внутри вояки, через черный провал двери было не разглядеть, но думаю пару пилотов за зеркальными лобовыми стеклами кабины присутствовали. Дело было за малым. Снять охранников и нырнуть внутрь. В принципе достаточно снять одного. Второй, находясь по ту сторону агрегата, меня в это время не увидит. Поплевав на ладони как штангист перед взятием веса, я приготовился преодолеть стометровку.
Вдох.Выдох. Вдох. Выдох. Ещё раз вдох - выдох. И мельтешащая перед лицом мошкара замерла в воздухе. Махнул ладонью и вся стая кровопийц расплющилась о ладонь. Вперёд! И я рванул.
Охранник насторожился и только стал поворачивать дуло автомата в мою сторону, как я срубил его ударом по горлу. И пока он оседал, перекатился под брюхом агрегата к второму солдату и разобрался с ним. В темпе назад. В темпе заскочил через распахнутый люк внутрь. Темно. Желтые лампы вдоль правого и левого борта выстроились новогодними гирляндами и тускло освещают лавки, которые не так давно грели задницами десантники. Пусто. Оборачиваюсь к кабине, где должны находится пилоты. Ага! Вот дверь. Нахожу взглядом ручку. Дергаю влево, вправо, вниз, вверх, на себя, от себя...Без толку. Или я что-то не так делаю, или дверь закрыта. Нестерпимо хочется воздуха. Всё! Начинаю дышать.
И время побежало в обычном ритме.
Меж тем за дверью, после моих манипуляций с ручкой, явно занервничали и что-то у меня спросили. Я не ответил. Оставалось надеятся они подумали, что солдатику охранявшему вертолет срочно приспичило по нужде, и он перепутал кабину пилотов с сортиром. Шучу. Но мне нужно к ним срочно попасть, а переборка крепкая. Пришлось вылезти из вертолета и позаимствовать оружие у покойного охранника. Плевать, что оружие не знакомой системы. Дуло там, курок тут. Огнестрел, он и в Африке огнестрел.
-- Ребята, откройте по хорошему, очень прошу!
***
Ветер пел по степи. Пел незамысловатую заунывную песню, словно перекликаясь с кобызом в руках шамана. Перебирая полынь и седую ковыль ветер пел: о тяжелой доле кочевой жизни, о засухе, и суровой зиме, о непосильном ясаке, и безжалостной байской плети, о ненавистных джунгарах, убивающих всех на своем пути. Ветер гонял по степи кустики перекати-поле, закручивая пыльные вихри, бросал их в лицо, помогая оправдать слезы, наворачивающиеся на глазах. Мол, не от обиды на судьбу и жалости к погибшим текут слезы, а просто от пыли, попавшей в глаза.
Аул Байрама был уничтожен. Только одному пришлому мальчишке удалось спастись. И то, потому, что ему хватило ума притвориться мертвым. Быстро собрать войско хану Темиртасу не удалось, и пришлось уходить, поспешно оставив несколько юрт врагам. Гонцы, разосланные ханом с бунчуками в руках и криком : "Ат-тан!" (тревога) собирали народ на войну, и часто приносили неутешительные вести. То тут, то там они вместо аулов, где можно было набрать воинов заставали лишь пепелище. А враг шёл по пятам. Разведчики хана часто натыкались на небольшие отряды джунгар. В мелких стычках гибли люди. Большое войско обещал привести Аблай, и хоть Темиртас ему не особо верил, но война есть война. Прежние обиды можно было списать перед лицом главного врага. Баи Тулеген, Осет, Байрам собирали всех своих людей, к хану прибыли со своими нукерами Асылбек, Куаныш, Нариман. Где-то в пути уже был Жунус по прозвищу Беркутчи ( беркутчи - его прозвали из-за пристрастия к охоте с беркутами). И пока медленно растущему ханскому войску приходилось лавировать, избегая сражения с врагом, у Темиртаса созрел план. Нужно было заманить джунгар в ловушку, дать сражение там, где его можно будет выиграть. И Темиртас дал указание гнать табуны к жемчужине своих земель в Бурабай, и очень надеялся, что о большом скоплении скота узнает враг, и польстившись на богатую добычу, устремится следом. И там у Синих гор джунгар можно будет прижать, а подоспевший с войском Аблай ударит им в спину. Но как говорится на Тенгри надейся, а сам не плошай. Именно поэтому Темиртас, скрепя сердцем, отправил один табун с пастухами прямо в лапы врага, сказав пастухам, что хочет спрятать свои стада у Синегорья. А сам тем временем отправил вперед большую часть собранного войска чтобы организовать засаду. Лошадей на самом деле гнали, чтобы каждый встречный мог подтвердить о передвижении больших масс скота. Гнали со всех ближайших земель именно в Бурабай, где в сухой степи возносились к небу вершины синих гор, окруженных ожерельем чистых и холодных озёр. Там действительно было чем прокормиться скоту, было где спрятать войско.
Но как говорят, беда не приходит одна. Сначала появились слухи о железных птицах симург, что плевались огнем и убивали людей. Именно им приписывали гибель аулов, сожженных дотла. И вправду иногда находили нечто странное на месте бывших стоянок. Трупы погибших всегда обильно были истыканы стрелами, которые скупые джунгары видимо вырывали из убитых вместе с клочками мяса, поскольку никогда не было найдено ни одной стрелы. А если и находили наконечники, то тупые, и округлые, без направляющих лопастей, без хвостовиков и раструбов, что непонятно было как наконечники к древку крепились? И невозможно было, чтобы эти мелкие наконечники нанесли такие страшные раны, иногда просто дыры, как от хорошего копья. Старики говорили, что это птенцы симург так клюют людей. Видимо проклятые джунгары привезли их с собой и выпустили тут на волю. А ещё аксакалы говорили, что в такое тяжелое время нужно молить Тенгри о прощении и просить помощи. Принести в жертву черных коров и баранов, и спалить их головы на костре, дабы запах и молитвы дошли до бога. На слухи и разговоры не особо внимания и обращали, не до того было, пока разъездной отряд хана не столкнулся с железной птицей близь урочища Моншакты. Из двадцати нукеров лишь четверым удалось доскакать до леса и спрятаться, остальные все пали. По словам выживших железная птица больше похожа на большого жука, который когда летит сильно шумит крыльями. А шумит он сильно потому, что машет крыльями так быстро, что их не видно. И убивает этот жук громом (скорее частым клёкотом) от которого появлятся на теле рваные раны. Стрелы же и копья его не берут, поскольку летит он хоть и низко, но тело его железное.