Обе вздрогнулив дверь постучали, громко, уверенно.
**
Младший из братьев Таэна задумчиво стоял подле застланного белым ложа; тело успели одеть, как должно. Одежда мертвых из небеленого холста казалась тоже белой, из тех, что нередко носил Энори. В полутьме, при неровных тусклых огнях сам он выглядел спящим, но в лице не было ни кровинки. Шею прикрывал кусок тончайшего полотна, сложенный несколько раз.
Черные свечи горели у изголовья, а у лица умершего лежали водяные лилии. А его собственных цветов не осталось в домеТагари велел их сжечь
Кэраи не сводил взгляда с лица Энори. Жизнь, прерванная в самом расцвете хоть недолюбливал воспитанника-советника старшего брата, и в чем только не подозревал, все же нехорошо умирать так.
Смотрел, и тревога, невнятная, почти неуловимая пробивалась сквозь мысли о письме, горожанах и тайных врагах. Что-то в навеки застывшем лице было непривычнымбудто черты слегка изменились, самую малость, не так, как бывает от дыхания смерти. А смерть отнеслась к нему милостивоне отняла, а прибавила.
Кэраи слышал перешептывания служанок, когда шел прочьиз-за дверной занавески доносилось тревожное:
А говорю, не смотри! Нельзя, будешь стоятьглаз не оторвешь, а потом за собой уведет. Гибельная это красота, говорю!
Девичий голос слабо возражал что-тоКэраи на миг замедлил шаг, но слов разобрать не смог. Ощутил досадуне хватало еще подслушивать под дверью сплетни слуг!
Зашагал прочь.
В городе было тихо этой ночью. Еще никто ничего не понял, а домочадцы Тагари молчали как рыбы. Всего ночь, и еще одна будет послезавтра на рассвете загорится погребальный костер. Хорошо бы уже этим утром, но против обычая. Так быстро отправляют в огонь только жертв морового поветрия
Кэраи остался в доме брата, но больше не говорил с ним. Все, что мог, сказал и сделал, теперь пусть побудет один.
Сам он очень устал, но сон не спешил накрыть его с головойскорее, вяло наползал, готовый в любой миг исчезнуть. В полусне Кэраи ощутил, что в комнате становится холоднее, мороз струился отовсюду, казалось, и покрывало соткано из снега.
Открыл глаза, и ощущение холода понемногу прошло.
Стоило вновь задремать, как оно повторилось. До слуха донесся голос, не то близкий, не то далекий, он повторял и повторял одно слово.
Кэраи приподнялсяв комнату хлынула тишина. Он зажег лампу, осмотрелсяникого, и стены были теплы на ощупь.
«Мне тоже нелегко дался этот день», подумал, и вновь опустил голову на подушку. Но лампу не погасил.
Полудрему вновь пронизали холод и голоси голос этот принадлежал Энори, сейчас Кэраи это понял. Одно слово произносимое почти с мольбой, так Энори никогда не говорил при жизни, он так попросту не умел разговаривать.
Кэраи невольно вслушался как мог пристальнои но не мог различить слово. Хотя один раз ему почудилось имя племянника. Мужчина вздрогнул, будто оса ужалила.
Чего ты от меня хочешь? пробормотал Кэраи, потянувшись к еще одному светильнику и зажигая его тоже. Свет наконец прогнал неявные звуки, только заснуть по-прежнему не получалось. Мысли скользили с одной на другую, оставаясь обрывочными.
Лучше всего было бы сразу устроить якобы поиск виновных; для любопытных самое то, и уведет слухи по ложному следу. Начал было уже составлять план, но от него отказался. Нет, не годится. Тагари и так не в себе, громкого дела он просто не выдержит, сорвется и неизвестно как себя поведет. Чем скорее закончится это всё, тем лучше.
Старший уже и без того перегнул палкув стремлении избавиться от всего, что связывало его с бывшим советником, успел направить приказ и его любимой труппе покинуть Осорэи. Глупо, хотя
Новость, когда сообщили, выслушал вполухане до театра сейчас. Но теперь, оставшись один, задумалсявмешаться? Или пусть все идет, как идет? Можно было бы их вернуть, отменить приказ, но
Кэраи полулежал, глядя на пламя светильника. Язычки вздымались и опадали; так поднимаются в атаку и падают воины. Так живут люди Думал, довольно долго. В конце концов решение было готово.
Ни ему, ни брату нет пользы от этих женщин, а их высылка может направить слухи по ложному пути. Только пусть катятся подальше, на самый север, в крепость Трех Дочерей, напримерне худшее место для театральной труппы. Оставить их тут неподалекуспособствовать очередным сплетням, а так поговорят и утихнут.
Только теперь удалось, наконец, заснуть, но ненадолго; едва рассвело, за дверью послышались шаги и отчаянная перебранка полушепотом, из-за тишины в доме голоса раздавались, будто над ухом. Кэраи узнал голос. Ариму, он оставался в другом доме, следил за порядком там срочно вознамерился что-то сказать господину. Он, обычно спокойный и рассудительный, не захотел даже потерпеть, пока другой, здешний слуга, ночами карауливший за дверью покой хозяина или гостя, пойдет и спросит согласия. Судя по голосам, коридорного просто снесли, а тот счел за лучшее уступить, благо, не разбойник ломился в комнату.
И что это было? спросил Кэраи у незваного визитера, усаживаясь в кровати. В полуоткрытую дверь заглядывала голова коридорного; Ариму, отпихнул его и задвинул створку. Выглядел он запыхавшимся и вместо поклона лишь изобразил какое-то движение наспех.
Прошу прощения, господин. Но я спешил рассказать вам, пока весть не разнеслась. Человек, которого вы приставили следить за той вышивальщицей, случайно нашел возле ее дома закопанные тела.
Девочка совсем забыл. Наивная скромница, дурочка со страшными сказками. Появилось в его собственном домеи пожалуйста, якобы несчастный случай. Сошлась с Энории того нет в живых. И все-таки Плох тот лазутчик, у которого на лбу алой краской написано «верить нельзя», но Кэраи готов был публично признать себя дураком, если бы вдруг оказалось, что Нээле все время искусно водила его за нос. И Энори, получается, тоже смогла провести? Ну нет, все же есть пределы возможному. Но тогда как в этом замешана несчастная девчонка?
Тела находились рядом, присыпанные землей, искусно спрятанные под корнями сухого вяза. Разузнать о могиле могла бы разве что ящерица. Двое; одинисчезнувший прежний шпион Кэраи, второго не знали. Тела не так давно оказались в земле. Если бы не острый глаз соглядатая, заступившего на место исчезнувшего Мужчина заметил, что камень подле корня как-то странно осел.
Отчего они умерли, непонятно. Нет никаких ран, череп цел, и не задушены, вроде, сказал Ариму, докладывая.
Это мог быть яд? Кэраи весь подобрался.
Да, господин, только Ешину-зубоскалэто он от вас был раньше приставленни глотка бы не выпил там. Такой был человек. А мы-то гадали, куда запропал
А укус ядовитой твари?
Это можно. Но, опять же, яссин-змея, или сколопендра та же, они так не кусают, чтобы человек совсем сразу умер. А тут двое.
У Энори были разные травы, мало ли кого или что он еще отыскал. А к Нээле приходил только он. Если этот Ешину не лгал и не спал вместо слежки.
Вы, значит, думаете Ариму был само замешательство, да и толюбой бы растерялся.
Кто бы это ни сделал, Энори, я полагаю, знал но свою тайну унесет в огонь.
Кэраи жестом велел слуге подать верхнее одеяние, поднялся, надел егозашуршала гладкая плотная ткань, стекла красивыми складками. Все чувства обострились, горячей стала кровь, а мысли холодными. Когда-то, еще в самом начале карьеры в Столице, ему снился безнадежный пугающий сон, будто он не справился с поручением, а вот-вот предстоит явиться к самому повелителю. Сейчас он чувствовал себя так жестоящим на мосту из нескольких волосков.
Кто еще знает о мертвых?
Тот, кто нашел, его брат, и я. Трое нас. Вы сами велели им, если что, говорить мне, а в дом господина генерала они отправиться не отважились. Сейчас оба возле той ямы, караулят.
В домике есть кто?
Эта девушка и служанка. Девушка спит, служанка Ариму замялся, На рассвете ходила к ручью, не знаю, видела или нет.
Так раздумье было недолгим. Возьмешь повозку, и увозите мертвых в погребальную рощу, там эти двое пусть ждут, а ты возвращайся. Письмо-пропуск у вас будет. А до этогопривести Нээле в мой дом, и чтобы никто, кроме вас, не знал. Если успела сбежатьнайти, хоть бы она провалилась под землю. И служанку. Иди.