Октавиус задал мне один осторожный вопрос о родителях, который я отшвырнул с такой категоричностью, что больше он не пытался. Мы сосредоточились на Эллеке и Стефанеке и проговорили где-то полтора часа. Стоило мне на секунду замолкнуть, и я слышал пульсацию крови в ушах. Если бы Октавиус захотел трахнуть меня, с этим у меня не было бы проблем, тем более что с каждым днем он казался мне все привлекательнее. Однако это вербальное обнажение было слишком интимным процессом, чтобы я мог сохранять спокойствие.
Октавиус обратил мое внимание на то, что воспоминания об Эллеке не причиняли мне дискомфорт в тот недолгий период, когда у меня со Стефанеком было все хорошо (не могу поверить, что когда-то было). Может ли быть так, что призрак Эллеке, преследующий меня, был следствием моей неспособности терпеть одиночество? Мне требовалось хотя бы мысленно держать кого-то рядом с собой, ощущать связь с кем-то. Испытывать привязанность к кому-то, кто был безопаснее людей реальных и близких.
Я возразил, что не чувствовал одиночества. Скорее наоборотвсе задрали. Мне не нужно никого любить, мне достаточно моего самообожания. Я самолюбивая скотина, все подтвердят. Он спросил: а что я чувствовал? Ничего. Его любимый вопрос: а что на самом деле? Я не знал, что ответить. Мой самоанализ редко продвигался дальше фразы «чёт мне хреново». Октавиус явно вознамерился разбить мои ледяные доспехи, напружинился, как тигр перед прыжком. С перепугу мне даже показалось, что его глаза загорелись зеленым светом.
Я ушел (позорно сбежал) от него, пребывая в полнейшем смятении.
Вскоре приехала Лисица. Она ворвалась в мою палату как шаровая молния.
Паршивенько выглядишь, братец. Круги под глазамичасть твоего нового стиля?
Уже давно.
Ты похож на енота. Только тощий, страшный и без хвоста.
Огромное тебе спасибо за искренность.
Громадное тебе пожалуйста. Обращайся.
Здорово, когда есть человек, способный спустить твою зарвавшуюся самооценку с небес на землю.
Твоя самооценка уже давно прорыла себе нору к центру земли, так что в подобных услугах не нуждается, Лисица стянула свой легкий светло-зеленый плащ и бросила его на мою кровать. Под плащом на ней были черный жакет и юбка-карандаш, в которых ее длинное тело казалось еще стройнее. Я залюбовался.
Как тебе удалось вырваться ко мне?
Ровенна под боком. Два часа на машине до границы. Знаешь?
Понятия не имел.
Кроме того, я убила своего начальника.
Правда?
Ну, не совсем. У него еще есть шанс выкарабкаться. А вот ты, чудовищеона пристально посмотрела мне в глаза. Ты едва не уморил моего отца. Тебе хотя бы стыдно? ее голос звучал строго, но во взгляде сквозило сочувствие.
Мне легче перечислить, за что мне не стыдно
За футболку «Это понедельник. Гребите на работу, неудачники»?
За нее тоже стыдно.
Лисица вдруг сделала то, к чему обычно была не склоннаобняла меня. Так крепко, что у меня кости хрустнули. Эта девушка была сильнее меня даже в мои лучшие дни.
Какой же ты стал хрупкий Нам придется держать тебя обернутым бархатом.
С учетом моих психологических особенностеймокрым бархатом.
Что ты. Обертыванием в мокрые простыни уже давно не лечат. Электрошоквот верное средство.
Я вздохнул:
Они издеваются надо мной по-другому. Они заставляют меня есть.
Кто-то должен был заставить, она присела на мою кровать. Жесткая. Как тебе вообще здесь живется?
Блуждаю среди длинных диалогов. На самом деле намного лучше, чем в предшествующий месяц.
Мне очень жаль, что твой друг умер.
Я сглотнул ком.
Мне тоже.
Я сел с ней рядом, и мы поговорили про одно, другое. Вряд ли ей было так уж радостно видеть меня, учитывая мое состояние (хорошо, что она не приехала неделей-двумя раньше), но она не позволяла себе топить меня в жалости, напротив, старалась подбодрить. Да и не в манере Лисицы раскисать.
Я смотрел на Лисицу и видел копию Дьобулусатолько в женском теле и на полголовы выше. Те же огненные волосы и искрящаяся улыбка, те же уверенность и стремительность, бесстрашие и настойчивость, сокрушающие любые невзгоды и преграды. После пациентов клиники, похожих на бледные тени, Лисица казалась яркой, как солнце. Я не мог представить себе ситуацию достаточно разрушительную, чтобы Лисица оказалась на моем месте. Интересно, попади я в руки Дьобулуса с самого начала, обладал бы я тем же огромным запасом прочности?
Дьобулус воспитывал ее с полутора лет. Уже повзрослев и переехав в Ровенну, Лисица начала общаться с матерью, но даже мне было очевидно, что их отношения поверхностны. Лисица была полностью папиной дочкой. Все же я по-прежнему сомневался, что она биологическая дочь Дьобулуса. Особенно после того, как он назвал мать Лисицы «носительницей беспредельного нахальства либо же беспросветной глупости». Наверное, все-таки второго, но она сумела обеспечить себе безбедное существование до конца дней своихлучшее, что могло произойти с неудавшейся моделькой. Отцовская любовь Дьобулуса к Лисице не доказывала их родства. Ему просто хотелось быть родителем, опекать кого-тостранное желание для человека его рода деятельности. В маленькой Лисице, которую я видел на фотографиях, не проступало ни единой черты Дьобулуса. Четыре года назад, когда я только познакомился с ней, она была не слишком на него похожа. Но с каждым годом она впитывала Дьобулуса в себя, совершая превращение. Мне хотелось повторить ее трюк.
Я видела голую женщину в коридоре, припомнила Лисица.
Это Роза, эксбиционистка гребаная. Опять за ней не уследили. Я предлагал пришить к ней одежду, чтобы она не могла ее снять, но меня не послушали.
Так я и знала, что твоя приятельница.
Она не моя приятельница. Я не могу всех убогих собирать себе в приятели.
Ладно, я чувствую, что Медведь вышел из комы. Мне пора возвращаться. Но я обещаю выцарапать минимум две недели отпуска, когда ты вернешься домой.
Лисица я не знаю, смогу ли я вернуться. Я не уверен, что Дьобулус простит меня. Я вел себя как урод.
Разумеется, он простит тебя. Он тебя любит.
За что, непонятно.
Лисица ухмыльнулась.
Настоящая любовь бескорыстна и великодушна.
Думаю, она пыталась сохранить эти мысли при себе или хотя бы высказать их в другое время, но у самой двери выпалила:
Я могла бы засадить его надолго.
Кого «его»? осведомился я елейным голоском, хотя внутри в одну секунду расползся холод.
Ты понимаешь. Я кое-что узнала.
Круто, небрежно произнес я, чувствуя, как краснеют щеки.
Дьобулус рассказал ей? Или она сама докопалась до правды? Каким образом? Сейчас это не имело значения.
Лисица обнажила свой гнев, вся пылала.
Этот человек гуляет на свободе, в то время как ты заперт в четырех стенах!
Слушай, я заперт здесь потому, что я наркоман. И мое несчастное детство здесь ни при чем.
Плачевное состояние твоей психики здесь тоже ни при чем? взвизгнула Лисица. Похоже, события моей жизни расстраивали ее намного больше, чем она показывала. Этот человек омерзителен. Как он мог так поступить с ребенком? Если бы я была твоей матерью, я бы мозги ему вышибла! Да даже если бы не была твоей матерью!
Лисица, двенадцать лет прошло
Ему и через сотню лет не будет прощения! И я буду рада до смерти, если упеку его за решеткуза то, что он сделал, за то, чего он не сделал, за все! Поверь мне, я на это способна!
Не сомневаюсь.
Я вернулся к состоянию хаоса, в котором пребывал после смерти Стефанека.
Только скажи «да», прошептала Лисица, положив ладони мне на плечи. Скажи «да».
Ее взгляд был таким ласковым
Я почти забыл этого человека, но ненавидел его все так же. Он был мое чудовище в шкафу, спрут под кроватью. Я все время боялся случайно столкнуться с ним, а когда это случалось, я сбегал, не сказав ни слова. В желтых газетах он мог прочесть о моей жизни, и пусть большая часть этих россказней не соответствовала действительности, осведомленность папаши, пусть даже мнимая, пугала меня. Журналисты не интересовались моим происхождением, как будто уверились, что такой, как я, не мог быть рожден в семье, а не иначе как возник из липкой массы, покрывающей пол в туалете при клубе для гомосексуалистов. Но одна мысль, что в любой момент отец может рассекретить меня, была способна довести меня до истерики. Почему я не стеснялся быть грязной шлюхой, но умирал от страха, что кто-то узнает, что я грязная шлюха во втором поколении? Странно. Впрочем, мой отец был заинтересован держать язык за зубами, учитывая, что в той давней истории он выступил как сутенер.