Такую одежду Мирон видел только на оцифрованных двумерных фото. Начала двадцатого века, или еще раньше.
У старика был умный пронзительный взгляд, гладкое коричневое лицо и совершенно белые, как пух одуванчика, волосы.
Выпрофессор Китано, уверенно сказал Мирон.
2.4
Точки и линии.
Ошибаетесь, молодой человек. Меня зовут Мастер Кандзи.
Октябрь тридцать четвертого. Вы пришли вместе с моим отцом. От вас обоих пахло водкой и солёными грибами. Мама была недовольна: она не любит незнакомцев. Но пыталась скрыть недовольство ради отца. Она накормила вас ужином: курица с цветной капустой, запеченная в духовке и салат из огурцов. Вы были одеты в длинный непромокаемый плащ, недорогой коричневый костюм и такую же шляпу, как сейчас. Мы с Платоном тогда еще смеялись: забавный головной убор, как пирожок. На улице вас долго продержали под дождём: патруль изучал документы иностранного гостя. Отец возмущался по этому поводу, а вы его успокаивали. Говорили, что в Токио сейчас тоже не продохнешь от патрулей.
Какой подарок ты получил?
Вид нелепой шляпы-канотье, будто вышедшей из позапрошлого века, сдвинул в памяти Мирона целый пласт воспоминаний.
Деревянный волчок. И вы подарили его не мне, а Платону. А меня учили старой еврейской считалочке: Из двух Камней складываются два Дома, из трёх Камней складываются шесть Домов, из четырех Камней складываются двадцать четыре Дома Из семи Камней складываются пять тысяч сорок Домов
А далее и впредь ступай и мысли о том, что уста не рекут и чему уши не внемлют, закончил за него старец.
Потом я узнал, что эторасчёт факториала, кивнул Мирон. Стало любопытно, что за такие Дома и Камни
Если бы в имени Бога было восемь букв, вариантов бы вышло сорок тысяч, а если десятьтри миллиона шестьсот тысячстарец рассмеялся, а затем, подступив к Мирону вплотную, взял его за рукав. Пойдём, сказал он. Я неуютно себя чувствую на открытом воздухе.
Подхватив другой рукой погремушку-судзу, он потряс ею, прислушался к затухающим звукам и шагнул за кумирню.
Мирон моргнул, не поверив своим глазам: профессор пропал. Только что был здесь, но сделал шаги исчез. Будто его стёрли гигантским ластиком.
Ну где ты? голова и плечо старца высунулись из пустоты. Поторапливайся. Наверняка тебя засекли и уже начали искать.
Мирон подошел к профессору вплотную. Вокруг него воздух вибрировал и тёк, как над раскалённым солнцем асфальтом. Схватив за лацкан куртки, старец дернул его к себе и Мирон понял, что стоят они в каком-то шлюзе-переходнике, образованном прозрачной плёнкой.
Ну, что смотришь? старик нетерпеливо махнул рукой. Обыкновенное Не-поле. Идём.
Это какая-то разновидность стэллс-ткани? спросил Мирон, топая за профессором по узкому коридору из плёнки.
Да нет, тут другой принцип, отмахнулся старик. Хотя тканьтоже моё изобретениездесь она была бы неудобна. Обязательно кто-нибудь наткнётся случайно. Вездесущие дети или собаки А нам это не нужно. Так что я придумал, как создавать стэллс-эффект просто в воздухе. Натяжением молекул.
Ясностарик говорил таким тоном, будто Мирон должен был его понимать. Но не понимал. Вы не очень-то удивились, когда меня увидели, сказал он, когда старикан подошел к двери, прорезанной в сплошном металле стены. Именно прорезанной: казалось, кусок стены просто выпилили лазерным резаком, снабдили ручкой и петлями и позволили время от времени открываться.
Ждал чего-то подобного все последние дни, пожал плечами профессор.
Кроме белых волос и тёмного цвета лица в нём ничего не выдавало старика. Руки были гладкими, с аккуратно подстриженными ногтями, плечи под пиджаком широкими и только чуть сутулыми, да и выше Мирона он был на целую голову. Будто вовсе и не японец.
Ждали? Почему?
Потому что точки и линии наконец-то соединились.
Мирон всё больше запутывался. Какие точки? Какие линии?
Изнутри стена была не ржавой, а цвета металликпокрашена краской против ржавчины. Посыпанные белым песком дорожки, фигурно подстриженные кусты и очень красивые, будто скульптурно вылепленные сосны были как бы продолжением парка снаружи. Только вот вишневые деревья здесь стояли в цвету.
Наверное, те самые сакуры, подумал Мирон, проходя под усыпанной бело-розовыми цветками дорожке.
Поколдовали немного с генами, махнул рукой профессор на невысказанный вопрос Мирона. Приятно, когда цветение продолжается не четыре дня, а пару месяцев, правда? И пчёлам нравится
Только сейчас Мирон услышал равномерное гудение. Будто за облаками шел грузовой стратоплан. Крепкие тельца патрулировали соцветия, как крошечные дроны. Пчёлы Последний рой видели в природе пятнадцать лет назад.
Тоже поколдовали с генами? спросил Мирон, разглядывая мохнатых, полосато-корчиневых летунов. При виде насекомых его накрыл священный трепет.
Пока что экспериментируем, отмахнулся профессор. Феромоновый ограничитель не позволяет им вылетать за пределы монастыря. Как только добьёмся устойчивости особей к циклическим парабенам, выпустим на волю.
Трудились в парке не только пчёлы. Тут и там Мирон замечал согнутые спины, обтянутые коричневыми рубахами, и склоненные треугольные бамбуковые шляпы. Монахираз монастырь, значит должны быть и монахи, правильно? занимались разнообразными делами. Кто-то граблями подправлял ровные чёрные борозды в саду камней, кто-то подметал опавшие лепестки, кто-то ковырялся в землерядом с небесной красоты прудиком располагались вполне прозаические грядки с кочанами зеленой еще капусты и накрытые плёнкой купола теплиц.
Откуда-то издалека ветер принёс кудахтанье кур и запахи птичьего двора.
У нас тут всё своё, махнул на теплицы профессор. Петрушка там разная, огурчики-помидорчики Пруды с карпамилюблю, знаешь ли, отведать жареной рыбки вечерком Ты пробовал когда-нибудь жареного с корнями лотоса карпа?
Не приходилось.
Угощу. Сегодня же вечером и зажарим Жаровня у меня старинная, каменная. Рыба получаетсяобъеденье.
Говорил профессор, сладко жмурясь, как довольный жизнью кот.
Вообще-то у меня мало времени, робко напомнил Мирон.
Масштабы монастыря его потрясли. Считалось, самая большая ценность в Японииэто земля. Громадными зданиями-ульями были застроены даже крошечные рукотворные островки в Токийском заливе. А здесь гектары площади использовались под огород. Если посчитать налоги, каждый монах должен быть миллионером.
Что время? пожал плечами профессор. Волны на песке Впрочем ты прав. Рыбу отложим до лучших времен. А сейчас не желаешь ли выпить чашечку хорошего кофе?
Убейте, если я когда-нибудь откажусь. Потому что это буду уже не я.
Сам монастырьдеревянное здание пятнадцатого века, с галереями, крытыми переходами и выгнутыми крышами над множеством башенок, был окружен современными коттеджами в европейском стиле, с громадными раздвижными окнами, открытыми верандами и небольшими бассейнами с пронзительно-синей водой.
Профессор жил в одном из таких коттеджей.
Основной дом содержится как музей, пояснял он, ведя Мирона по тропинке из белоснежного песка. Всякие там старинные мечи, шелковые кимоно ручной работы и ширмы из рисовой бумаги, расписанные самим Кавагучи.
Но посторонних вы сюда не пускаете?
Ага. Правда, здорово? Эту землю, еще во времена Реставрации, подарил моему прапрадеду новоиспеченный император Мэйдзи, за особые, как ты понимаешь, заслуги А законы в Японии обратной силы не имеют. Так что, пока я сам не захочу, этой землей никто больше пользоваться не может.
А как же налоги?
Я запатентовал официально пару-тройку изобретений. Вот с них деньги на оплату и идут.
Значит, всё здесь принадлежит вам?
Можно сказать и так, удовлетворённо захихикал старик. Зубы у него были ровные, белые и на видсовершенно искусственные. Но так уж заведено: всё кому-то должно принадлежать, а потом нахмурился. Если б не упрямство твоего отцавы с братом росли бы здесь.
Вы знаете, что его убили?
Я приезжал тогда, чтобы лично уговорить его перебраться в Японию. Его исследования приближались к концу и в Москве оставаться было опасно. Но он не послушался.