А ну пойди сюда, подзываю топчущегося неподалеку гвардейца. Стрельни-ка из своего ружьишка во-он в тот бугорок.
А вы, бояре, будьте наготове. говорю в ответ на вопросительные взгляды. Сабельки свои да пистолетики достаньтевозможно, сейчас эти вещи вам пригодятся.
В тот, что ли, боярин? спрашивает солдат, целясь в низ кустарника, как раз в нужном направлении.
В тот, киваю и вижу, как бугорок приподнялся и из-под него показался мужик с таким же ружьем, как у гвардейца. Он громко свистнул и прицелился в нашу сторону. Кусты вокруг зашевелились. Снег под ними начал вспучиваться, порождая вооруженных людей. А я стою перед ними весь такой безоружный и беззащитный. Твою мать! Что делать-то?
Над ухом грохает выстрелэто стрельнул подозванный мною гвардеец. Выведенный из ступора, бросаюсь в сторону (а что еще остается делать мне безоружному?) и, надо ж такому случиться, натыкаюсь на князя, сбивая его с ног. Мы падаем под звук залпа и свиста пролетающих над нашими головами пуль. Грохнувшись на Петра Александровича так, что у того внутри что-то вякнуло, поспешно с него сползаю, намереваясь заползти под ближайшие сани, но натыкаюсь на труп одного из бояр. Пуля попала тому прямо в переносицу, оставив меж глаз здоровенную дыру, сочащуюся бурой жижей. Смотрю на эту страшную маску смерти и, впав в ступор, не могу отвести глаз.
Да слезь ты с меня! орет князь, и его голос возвращает меня к реальности.
Вокруг грохочут выстрелы, но уже довольно редко. Слышен звон сталипохоже, началась рукопашная схватка. Скатываюсь с князя и, сев на снегу, поворачиваюсь к обочине. Там действительно рубятся на саблях. Почему к нам не спешит подмога? Где вся остальная сотня гвардейцев? Где вообще все мужики из обоза?
Алексашка! орет поднявшийся князь. В руке его уже сверкает обнаженная сабля.
Тянусь к поверженному боярину и достаю из ножен его клинок. Фехтовальщик из меня никакой, однако ощущение оружия в руках придает хоть какую-то уверенность. Поднимаюсь и встаю рядом с Петром Александровичем. Напавшие пока еще не прорвались к нам. Но рубка идет знатная. Как в голливудских фильмах про пиратов. Только здесь вместо палубы забрызганный кровью снег.
Алексашка! снова орет Светлейший.
И правда, чего это не видно его денщика? Неужто сложил свою голову от бандитской пули или сабли? Ан нет, вот он прибежал с той стороны дороги. Дышит тяжело, шапки нет, в руке окровавленный клинок.
Здесь я, Петр Лександрыч.
Князь хотел было что-то сказать, но в это время прямо перед нами остановилась лошадь и с нее соскочил Федор.
Со всех сторон насели. Числом не менее чем вдвое больше нашего, прокричал он сквозь шум схватки.
Да кто это такие? Что им надо? растерянно произнес Петр Александрович.
Не знаю, Светлейший. Выспросить возможности нет. Они рубятся насмерть, не выдвигая никаких требований. Но ежели мы не прорвемся, то долго не продержимся.
Ты что же, бежать предлагаешь? возмущенно воскликнул князь.
Федор потупился, явно не решаясь перечить Светлейшему. Видя, что нападавшие вот-вот прорвутся к нам, я сделал попытку наехать на князя разумной логикой.
В принципе у вас, Петр Александрыч, есть два варианта действия. Первыйсмело ринуться в схватку и геройски погибнуть на радость врагам, не посрамив своей чести и бросив на произвол судьбы юную Императрицу. Второйотступить и, проведя расследование и узнав, кто послал на вас этих ребятишек, я кивнул в сторону леса, разорвать ему задницу на пятнадцать союзных республик.
Верно Дмитрий говорит, поддержал Федор, наверняка правильно поняв фразу о союзных республиках. Кто-то очень не хочет, чтобы ты, Светлейший, живым в Москву приехал.
И тут нам под ноги кубарем подкатился тот гвардеец, которого я подзывал. Руками, сквозь пальцы которых текла кровь, он зажимал живот и громко орал что-то нечленораздельное.
Федор с Алексашкой шагнули вперед навстречу здоровенному детине, прущему на нас с окровавленным клинком в руках. Боярин скрестил с амбалом сабли, а Князев денщик, зайдя чуть сбоку, рубанул вражину по сжимающей клинок кисти. Я еще пялился на падающую человеческую конечность, а Федор уже снес ему голову.
И такая мясорубка творилась повсюду. Не у дел были только мы с князем, тщательно опекаемые боярами и гвардейцами. Вернее, опекали они лишь Петра Александровича, а я пристроился к нему, как говорится, на халяву.
Мелькнула мысльне грохнуться ли в обморок? Я все ж цивилизованный человек из двадцать первого века, и вид пошинкованых человеческих тел должен вызывать у меня именно такую реакцию. Однако сомнительно, что обморок спасет мне жизнь.
Не знаю, как так получилось, но вдруг обнаруживаю, что прячусь за спиной князя, который уже рубится с одним из налетчиков. Федор и Алексашка тоже заняты делом. У Меньшикова сочится кровью порез на левой скуле.
Сзади скрипнули сани. Оборачиваюсь и вижу заскочившего на них с той стороны мужика в сером кафтане, таком же, как на других нападавших. Поставив ногу на край, он приготовился уже спрыгнуть, но тут я (сам не знаю, как это получилось) рубанул его саблей по носку сапога. Почувствовав, как клинок прорубил кожу сапога и хрустнул о косточки пальцев, усиливаю на него давление и протягиваю на себя, будто отрезая колбасу.
А-а, курва! раздалось над моей головой, и враг опрокинулся в сани.
Тупо смотрю на испачканную в крови саблю. Но поверженный уже снова поднимается, занеся над головой свое оружие. Делаю выпад ему в пах. Однако, похоже, взял слишком низкокафтан и шаровары помешали. Переворачиваю саблю острием вверх и снова режущим движением, чувствуя, как отточенная сталь разрезает ткань и плоть, оттягиваю на себя.
А-а, курва! снова орет новоявленный одноногий евнух (поляк либо, или бандера какой) и во второй раз опрокидывается в сани.
Не ко времени вспоминаются слова песни из старинного фильма: «Вжик-вжик-вжик. Кто на новенького?» Только для того, что я сейчас проделал, больше подходит не «вжик», а «ш-шик»именно такой режущий звук издавало лезвие сабли, когда я пилил им различные конечности этого бедолаги. Если останусь живым, когда эта мясорубка закончится, то все же, наверное, грохнусь в обморок.
А пока, может, помочь кому-нибудь? Например, князю. А как? Поднимаю из-под ног оброненную кем-то меховую шапку и бросаю в лицо княжеского соперника. Тот испуганно шарахается, и тут бы Светлейшему его и прикончить, но тот сам шуганулся пролетевшей у него из-за уха шапки и дернулся в сторону.
Вали его на бок! Ломай ему хобот! с диким криком кидаюсь на врага вперед князя и бью его саблей по правому запястью. Однако удар получается какой-то тупой, и кисть, вопреки моим ожиданиям, остается на месте. Правда сабля из нее выпадаетвсе-таки косточки под моим клинком хрустнули. Ма-ать его вражины! Так вот почему так неудобно лежит в руке рукоять. Я, оказывается, держу оружие острием вверх.
Вш-шихдобивает обезоруженного противника Петр Александрович.
К нам подтягиваются еще несколько гвардейцев и оттесняют на обочину подступивших вплотную врагов.
Освободившийся Алексашка запрыгивает в сани и выбрасывает оттуда свернувшегося калачиком, стонущего евнуха.
На санях не проехать! орет Федор. Только верхом.
Дорога действительно завалена трупами как людей, так и лошадей, между которыми гвардейцы продолжают отбиваться от нападающих.
Верхом тоже не уйти, оценив обстановку, говорит князь. Надо прорываться лесом. Кто уцелеет, пусть возвращается в Оскол. Федор, оповести оставшихся, чтобы уходили немедля. Ибо как только эти зарядят ружья, так постреляют всех, кого еще не посекли.
Федор кивнул и ринулся куда-то в гущу схватки.
Держись подле, Дмитрий Станиславович, как-то даже задорно подмигнул мне Светлейший и, подняв вверх клинок, направился к обочине.
Петр Лександрыч, а как же это не договорив, Алексашка кинулся к карете, попутно помог одному из гвардейцев одолеть противника, нырнул внутрь и сразу появился обратно с небольшим бочонком подмышкой.
В окружении солдат мы стали понемногу углубляться в лес. Находясь за спинами дерущихся, я чувствовал себя каким-то обделенным. Даже князю время от времени приходится вступать в схватки. А я, куда не ткнусь, всюду спины в синих шинелях, или, как их здесь называют, кафтанах. Споткнувшись о чей-то труп, падаю на четвереньки, чуть не ткнув саблей в спину Меньшикова. Машинально хватаю за ствол подвернувшееся под руку, валяющееся на снегу ружье. Пожалуй, с эдакой дубинкой мне сподручнее будет. А то с саблей я как-то не очень. Правда, бросать ее тоже жалко. Ну да подниму другую, если понадобится. Их тут вон сколько валяетсярядом с каждым трупом или раненым.