И, узнав из газет об очередном
арктическом перелете Молокова или Водопьянова, каждый читатель считал это вполне
естественным.
И вдруг произошло нечто новое, нестандартное: на полках книжных магазинов
появилась книжка, написанная Героем Советского Союза Михаилом Васильевичем
Водопьяновым. Это не были мемуары, заметки или записки — произведения
жанра, в котором так называемые «бывалые люди» выступали и выступают, можно
сказать, испокон веков. Нет, это было произведение беллетристическое —
повесть. Называлась она «Мечта пилота».
Нет нужды возвращаться к разбору художественных достоинств и недостатков этой
книги — она была в свое время достаточно щедро прорецензирована, да и не о
том сейчас речь.
Интересно другое: через несколько месяцев после выхода «Мечты пилота» в свет,
когда полностью утих, так сказать, литературно-критический резонанс на ее
появление (какой уважающий себя критик станет публиковать рецензию на
прошлогоднюю книгу?), — тогда-то вдруг началось что-то вроде второго тура
обсуждения повести Водопьянова. На этот раз обсуждение шло в совсем новой,
несколько неожиданной для произведения художественной литературы плоскости.
Книга обсуждаласьпо существу .
Участники дискуссии критиковали планы и поступки литературных героев
Водопьянова так, будто это были живые, вполне реальные люди. Писали
исследователи Арктики, полярные пилоты, штурманы — прямые коллеги летчиков
Бесфамильного, Блинова, академика Белянкина и других персонажей «Мечты пилота».
Со статьями выступили Слепнев, Байдуков, Алексеев, Чухновский, Махоткин,
Мошковский, Фарих, Доронин — словом, вся гвардия советской полярной
авиации! Дважды брал слово сам Водопьянов. Дискутировали по всем правилам:
страстно, горячо. С твердой убежденностью в своей правоте. Со всей
интеллигентностью, деловитостью и юмором, которыми издавна отличалась славная
корпорация полярников (попробуйте провести многомесячную экспедицию в обществе
Шмидта, или Самойловича, или Алексеева — и не набраться всего этого!). И
конечно же с применением полного набора самых что ни на есть саркастических
замечаний, долженствующих окончательно добить точку зрения оппонента,
«удивительно поверхностно судящего о предмете обсуждения».
Спорили не «вообще», а о вещах вполне конкретных: сколько самолетов
отправлять на штурм Северного полюса, одновременно должны они лететь или
поочередно, из одного исходного пункта или из разных, на морских самолетах или
на сухопутных, с использованием парашютного десанта или без него? Но центральным
предметом обсуждения была, конечно, основная идея, на которой базировался весь
план Бесфамильного (вернее, его создателя — Водопьянова): возможность
посадки тяжелого самолета вблизи полюса на неподготовленную, выбранную прямо с
воздуха льдину.
Мы с интересом следили за этой дискуссией, но, говоря честно, видели в ней
лишь занимательный спор специалистов на произвольно заданную, достаточно
абстрактную тему. Северный полюс представлялся почти таким же недосягаемым,
какой тридцать лет спустя нам казалась Луна: облететь, пожалуй, дело реальное,
но произвести посадку!
И громом среди ясного неба прозвучало для подавляющего большинства читателей
сообщение о том, что 21 мая 1937 года на Северном полюсе — таинственном,
недоступном, так долго манившем к себе людей — произвел посадку флагманский
самолет экспедиции академика Отто Юльевича Шмидта. Излишне говорить, что
командиром этого самолета, как и всего летного отряда экспедиции, был
Водопьянов. Через несколько дней на той же льдине собрались и остальные корабли
экспедиции, пилотируемые известными полярными летчиками Василием Сергеевичем
Молоковым, Анатолием Дмитриевичем Алексеевым и Ильей Павловичем Мазуруком.