Но, встретив его среди других, вряд ли кто мог
решить с первого взгляда, что этот человек способен на необыкновенные,
героические поступки. У него не было волевого подбородка, а выражение его лица
оставляло впечатление душевной мягкости и деликатности...»
Я намеренно остановился прежде всего на человеческих аспектах книги
Каминского, потому что в этом вижу главную ее силу. Однако, повторяю, сами
факты, в ней описанные, воспринимаются с большим интересом, потому что едва ли
не каждый из них по-настоящему, без бутафории, героичен. И читатель видит, что
подобные героические поступки совершают нормальные, обеими ногами стоящие не на
пьедестале, а на грешной земле люди. Подвиг становится деянием человека, а не
полубога. Думаю, что талантливая, убедительная пропаганда этого тезиса
составляет основу бесспорного воспитательного значения книг М. Каминского и того
признания, которое они успели завоевать у читателей.
Исключение из правила
Место книги в жизни людей определено, казалось бы, исчерпывающе.
Все сходятся на том, что за книгой (если, конечно, это хорошая книга) стоит
реальная жизнь. И так же общепринято, что, в свою очередь, такая книга оказывает
встречное влияние на породившую ее жизнь, помогает читателю осмысливать явления
действительности, правильно оценивать их, находить себе достойные жизненные
цели.
Все это, конечно, так.
Однако — повторим это снова — реальная жизнь сложнее любой, сколь
угодно стройной схемы. Увы, далеко не всякая книга точно и глубоко отражает
настоящую жизнь и тем более не всегда оказывается способной сколько-нибудь
заметно повлиять на нее. Длительный читательский опыт, к сожалению, убеждает
меня в том, что это — правило.
Тем интереснее поискать исключения, в которых упомянутая ортодоксальная схема
оправдывалась бы, что называется, на все сто процентов.
Об одном таком исключении мне и хочется рассказать.
В середине тридцатых годов трудно было найти область науки и практической
деятельности, более популярную в нашей стране, чем исследование Арктики. Арктика
была у всех в умах и на устах.
Участие советских людей в спасении потерпевшей неудачу воздухоплавательной
экспедиции итальянского генерала Умберто Нобиле, благополучный переход ледокола
«Сибиряков» за одну навигацию по Великому Северному морскому пути — от
Баренцева до Карского моря, наконец, драматическая эпопея спасения нашими
летчиками ста четырех участников полярной экспедиции на ледокольном пароходе
«Челюскин» — словом, событий, равнодушно пройти мимо которых было
невозможно, хватало! Были среди этих событий явные победы, были и поражения,
были и такие поражения, которые в конечном счете оборачивались победами —
как в той же челюскинской эпопее, например.
В умах и чувствах молодежи (да и не одной только молодежи) Арктика занимала в
то время примерно такое же место, какое четверть века спустя занял космос: тут и
поток новых знаний, фактов, открытий, и удовлетворение интереса к тому, что
принято называть «приключениями», и, главное, выход естественной человеческой
тяги ко всему устремленному вперед, по-настоящему героическому.
Естественно, что и интерес к конкретным носителям всех этих свойств — к
полярникам, к их делам, планам, высказываниям — был самый пристальный.
Особенно привлекали внимание своих сограждан первые представители крайне
малочисленной тогда семьи Героев Советского Союза — семь летчиков,
принявших непосредственное участие в спасении челюскинцев. Нет, они не почили на
лаврах. Не мыслили провести всю свою дальнейшую жизнь за столами президиумов или
на трибунах разного рода «встреч» кого-то с кем-то. Они либо учились, либо
продолжали делать свое прямое дело — летали.