Любую человеческую, душевную связь, возникающую между его
подчиненными, Ривьер старается задушить в зародыше; именно поэтому он заставляет
того же инспектора Робино безо всякой причины наложить взыскание на пилота
Пельрена и не без цинизма добавляет: «Проступок найдете сами».
Экзюпери одновременно и осуждает «сверхчеловека» Ривьера, и во многом
откровенно любуется им. Как согласовать это любование со всем строем воззрений
писателя — остается непонятным. Возможно, тут имела место уступка
соображениям литературной эффектности, оригинальности образа Ривьера. А может
быть, проявилась известная психологическая закономерность, зачастую заставляющая
нас ценить в других людях именно те черты характера, которых мы лишены сами:
мягкому, гуманному, терпимому Экзюпери мог чем-то импонировать жесткий,
холодный, насквозь рационалистичный Ривьер. Так или иначе, нельзя не согласиться
с М. Ваксмахером — автором предисловия к однотомнику сочинений
Экзюпери, — который находит весьма уязвимой цепь рассуждений писателя о
якобы объективной полезности избранной Ривьером манеры обращения с персоналом
линии.
Кстати, оказавшись в роли начальника аэродрома Кап-Джуби, сам Сент-Экзюпери,
как мы знаем, руководил подчиненными, применяя методы, в корне отличные от
методов Ривьера. В столкновении, далеко не единственном, жизненных и
литературных воззрений писателя победили первые...
В большинстве произведений Экзюпери многократно упоминаются самолеты, моторы,
их устройство, неисправности, эволюции в воздухе — словом, то, что принято
называть «техникой» и рассматривать как тело, в художественной литературе вполне
инородное. Но писатель говорит обо всем этом не как инженер, а как поэт:
«Пятьсот лошадиных сил, впряженных в мотор, породили в недрах вещества легчайшие
токи — холод металла преобразился в бархатистую плоть» — это летчик
коснулся рукой стального лонжерона. Кто еще так писал о «мертвой» технике!
Или в другом месте: «Привычка к сложнейшим инструментам не сделала тебя
бездушным техником. Мне кажется, те, кого приводит в ужас развитие техники, не
замечают разницы между средством и целью». Здесь снова та же мысль: самолет, как
и вообще техника, — лишь средство, не более того! Вспомним, сколько лет
прошло с тех пор, как сформировалась в сознании Экзюпери эта позиция. Некоторым
нашим современникам, увлеченно рассуждающим об угрозе человечеству со стороны
«взбунтовавшихся» машин, порожденных грядущими успехами кибернетики, было бы
небесполезно поразмыслить над этой старой (но, видимо, не устаревшей) точкой
зрения.
...Особое место среди всего, написанного Экзюпери, занимает его публицистика:
очерки, репортажи, предисловия, знаменитое «Письмо к заложнику» (адресованное, в
сущности, не одному Леону Верту — другу писателя, а всем «сорока миллионам
заложников» оккупированной Франции).
При первом же знакомстве с этими произведениями бросается в глаза интересное
обстоятельство — отсутствие четкой грани между художественной прозой и
публицистикой Сент-Экзюлери. Эти два жанра в его творчестве как бы взаимно
проникают друг в друга. «Южный почтовый», «Ночной полет», «Земля людей», даже
«Маленький принц» изобилуют горячими, страстными, а главное — точно
адресованными отступлениями на моральные, гражданские, политические темы. А
«чистая публицистика» написана так, что ни по языку, ни по композиции, ни по
стилю изложения не отличишь ее от художественных произведений писателя.
Главные темы, всю жизнь волновавшие Сент-Экзюпери, повторяются во всем, что
он писал, независимо от формальной принадлежности к тому или иному жанру.