Лёнька безропотно задрал руки и зажмурился.
Три пары ног прогрохотали по доскам и остановились у Лёньки за спиной.
Повернись, малахольный, последовал приказ.
Лёнька повернулся и открыл глаза.
Перед ним стояли казаки: в галифе, в гимнастерках с георгиевскими крестами, в сапогах, с шашками и винтовками, в фуражках с красными и синими околышами.
«Вот влип, подумал Лёнька, все-таки к белым попал. Ну, спасибо тебе, Евгений Тарасович».
Кто таков? Краснопузый? Документы есть? спросил самый низкий из казаков, ростом почти с Лёньку.
Аристарх я, Иванопуло, заныл Лёнька, сам себе поражаясь. Документов нет, у родителей остались.
Родители где?
Дальше поплыли, на Каспий.
А ты чего?
С красными драться хочу!
Уши и щеки у Лёньки пылали, будто костры. Он же хотел сказать правду, а вместо этого юлит, как барчук перед ребятами из слободки.
Брешешь, краснопузый.
Никак нет, ваше благородие, Христом-богом
Все вы Христом-богом, когда шашку с нагайкой видите.
Да ладно, Поликарпыч, гляди, совсем мальца застращал. Ну какой из него краснопузый, он воробушек совсем, нестреляный.
А ты руки видишь? Видишь, мозоли какие?
И что, у меня вон тоже мозоли.
А ты что скажешь, Онищенко?
Что, Онищенко? Чуть что, сразу Онищенко. Скажешь рубать хлопцабуду рубать, скажешь в стан вестив стан поведу. Я человек маленький.
Лёнька, не опуская рук, пал на колени:
Дяденьки, не губите, свой я, свой! За веру, царя и отечество.
Слезы из его глаз брызнули самые искренниепомирать от шашек казаков не хотелось. Хотелось жить. Даже мрачная темная пристань казалась сейчас, перед лицом гибели, нарядной и веселой.
Поликарпыч сплюнул:
Черт с тобой, он обернулся на того, кто заступился за Лёньку, и сказал:Ладно, отведем его к подхорунжему, пусть сам решает. Все, опусти руки, малахольный.
Спустя полчаса Лёньку привели в какую-то мазанку. Подхорунжий Филипьев, тоже невысокий и худой, брезгливо осмотрел пленного.
Из-под Новгорода, говоришь?
Да, ваше благородие, Лёнька закивал, как китайский болванчик.
Тихвин?
Да.
А ну как проверим?
Воля ваша, проверяйте.
А что ж родители-то твои решили так далеко в обход идти?
Так война кругом, фронт. Думали, так проще.
Дурни. А если бы мы не знали, что бот на Каспий идет, и гранатами вас закидали?
Лёнька стоял, шмыгал носом и со всем соглашался. Было одновременно и противно, и страшно, и сладко.
Филипьев решал недолго.
Мне тут с тобой рассусоливаться некогда, мне плацдарм удержать надо. Для тебя ни формы, ни оружия нет. Отправлю тебя с нарочным в штаб, пусть там решают, шпион ты или впрямь за веру, царя и отечество служить хочешь.
Этой же ночью, пока не рассвело, в штаб Уральской армии, в поселок Каленый выехал нарочный с донесением и пленным подростком. С этого момента жизнь Лёньки Пантелкина понесло с ураганной мощью.
Каленый
Подходило к концу лето. Лёнька уже два месяца числился помощником пулеметчика, форма на нем сидела ладно, и даже усики начали проклевываться. Приняли его легко, даже как-то слишком легко. Лёньке не верилось, что казаки так доверчивы. Доверчивость, однако, легко объяснялась кадровой нехваткойУральская армия была одной из самых маленьких в Белом воинстве.
Лёнька под именем Аристарха Иванопуло проявил недюжинные способности в стрельбе и обслуживании пулемета, и наставник его, Зиновий Быков, не скупился на похвалы. Привычный к труду, Лёнька никогда не сидел без дела, выучился скакать на лошади, хоть и без джигитовки, но вполне уверенно, и лошадей уже не боялся.
Стала ему понятна и миниатюрность казаков. Были они все как на подбор невысокие и худые, ели мало. Зиновий объяснил, что худого и маленького седока лошади нести легче.
Да и попасть в тебя труднее, чем если бы ты кабаном жирным был.
Лёнька слушал и внимательно смотрел по сторонам. Он тщательно запоминал имена и лица, количество орудий и пулеметов, внимательно слушал штабные сплетни и пытался найти в них хоть полезной для красных информации.
Лёнька прекрасно влился в казачий круг, успел подружиться со многими и зарекомендовал себя с самых лучших сторон, но не оставлял надежды переметнуться к красным. Для этого случая он хотел узнать о белых как можно больше.
Поначалу, конечно, летал Лёнька по лагерю во нее стороны, был мальчиком на посылках. Драил сапоги, стирал, штопал, помогал кашевару, чистил лошадей. И только когда подхорунжий Белоножкин, в чьей роте служил Лёнька, заметил, что казаки уже не покрикивают на новобранца, а весело зовут его в круг как равного, началась настоящая служба и настоящая боевая подготовка.
Научили Лёньку и стрелять, и гранаты метать, и лошадям на копыта специальные мешки надеватьдля неслышной ходьбы. Все казаки были мужиками лет за тридцать, у всех были дети, каждый в Лёньке видел если не сына, то младшего родственника, и каждый чему-то учил. А Лёньке не нужно было повторять дваждыон ухватывал с первого раза, и звали его все не по имени и не по фамилии, а прозвищемБедовый.
Чего Лёнька понять не мог, так это почему такие умные, ловкие и работящие мужики воевали против своих таких же. Неужто не понимали, что царь и буржуи их обманывали?
Любые известия о зверствах красных Лёньку не только озадачивали, но и раздражалине может рабоче-крестьянская армия грабить и убивать, ложь это все, пудрят мозги доверчивым казакам Колчак и Деникин. Пару раз Лёнька пытался вслух выразить недоверие, мол, неужто красные и впрямь попов на морозе живьем замораживали и последнее у крестьян отбирали? Правда, высказывал свои мысли только Зиновию и только на ночь глядя. Зиновий в первый раз вообще отказался говорить на эту тему, а во второй раз рассказал о семье одного казака, которую расстреляли за то, что те припрятали последний мешок овса, на прокорм.
Не то чтобы Лёнька не поверил, но решилдвух правд быть не может, кто-то врет. А так как он точно знал, что отец его на Нарвском фронте бьет белых, решилвсе казаки врут, чтобы совесть свою успокоить. Значит, враги они, и бить их надо смертным боем. Только бы случай представился.
Отряды казаков мотались по степям, нападали на красных и вновь отступали, отвлекая на себя внимание, пока войска Деникина действовали на главных направлениях. Лёньку, несмотря на то, что рвался в бой, в рейды не пускали. Может, не доверяли, может, жалели мальца, но за все лето новобранец так и не побывал в настоящем бою.
Жизнь в Каленом была скучной и однообразной. Даже не верилось, что совсем рядом идут ожесточенные бон. Генерал Толстов, командующий казаками, ежедневно устраивал муштру и учения, лишь бы мужики не заскучали и не стали безобразничать.
Солдат должен уставать, чтобы у него на озорство сил не хватало, защищал командующего Зиновий. С нашим братом ухо востро держать надо.
У Лёньки, конечно, сил не оставалось не только на озорство, но даже на еду, рука ложку не держала.
Поэтому, когда по стану объявили, что нужны добровольцы для операции настолько опасной, что провизии берут только в одну сторону, Лёнька сказал Зиновию:
Если не возьмут в походтайком пойду!
Да тебя тот же час изловят и отправят под расстрел как дезертира, сказал Зиновий.
Ну и где мне лучше погибнутьв бою или у стенки?
Зиновий перекрестился:
Молчи, дурень. Не поминай лихо, пока оно тихо. Ладно, скажу за тебя командиру, может, и возьмет.
Командир взял, да еще и похвалил при всех. Лёнька ликовал, хотя причины его радости никто не понялчего веселиться, коли на смерть идешь? Но Лёнька собирался не умирать, а бежать к красным.
Готовились к походу основательно. Выстроили по каким-то планам целую деревню. Всю неделю перед походом учились неслышно передвигаться по этой деревне, снимать часовых и без шума брать штурмом избы. Почему-то больше внимания уделяли не избе с флагом, которую Лёнька принял за штаб, а другой избе, обитателей которой требовалось взять обязательно живыми.
По всему выходило, что казаки собираются штурмовать какой-то хорошо укрепленный гарнизон красных, но какой? Куда они пойдутна Астрахань, которая за лето успела пару раз поменять хозяев, на Царицын или на Уральск?