Вымотался Ольт основательно. Его даже слегка покачивало. Давненько он так не уставал. Сил хватило только подойти к Истрил, поцеловать ее в щечку, что у них уже входило в традицию, доплестись до лежанки Крильта и, наплевав на возможных насекомых, завалиться на вонючие шкуры. Как Истрил укрывала его каким-то одеялом, он уже не видел и даже не почувствовал.
Проснулся не сразу. А вначале, уже почувствовав, что не спит, какое-то время повалялся, медленно, не торопясь выплывая из объятий сна. Думать о чем-то не хотелось совершенно. Такого чувства отдыха и спокойствия он давно уже не испытывал, особенно в последнее время. Сквозь сознание еле пробивался какой-то непонятный бубнеж. Постепенно до него дошло, что это голоса, мужской и женский. Потом появилось осознание, что говорят Карно и Истрил. В основном слышался старательно приглушаемый бас одноглазого, Истрил только немногословно отвечала или спрашивала.
там-то, в трактире я и узнал, что моя Вайолет умерла, твой Арнольд погиб в лесу, а ты вместе с Оли пропали. Он еще добавил, что вы скорее всего пошли в тайгу и там вас загрызли волки. Мол дома еды не оставалось, а в тайге хоть что-то можно добыть. Что, и в правду такая тяжелая зима была?
Ох, не то слово. Голод страшный был. Засуха, неурожай, еще и Кведр последнее выгреб. Мы с Вайолет еще хоть могли стрелять из луков, но сушь стояла такая, что даже некоторые речки пересохли и дичь куда-то почти вся ушла. Некоторые семьи еще до зимы вымерли поголовно.
Трудно вам пришлось.
Трудно. Арнольд-то еще летом погиб. Ушел и пропал. Все думали, что с медведем или тигром повстречался, а может еще с какой зверюгой. Но я еще тогда подумала, что пустое это все, сам знаешь каким он охотником бы. А сейчас убедилась в этом, нож-то его не просто так у атамана разбойников оказался.
Карно закашлялся, стараясь скрыть свое смущение. Хотя Истрил не предъявила ему никаких обвинений, но он сам чувствовал себя виноватым. Все-таки хоть и сбоку припека, а в банде состоял. Пусть и недолго. Как мужчина, привыкший отвечать за свои слова и поступки, он чувствовал себя ответственным за то, что произошло с женой своего побратима.
Ну а потом? постарался он поскорее увести разговор с неудобной для него темы.
А потом зимой от голода умерла Вайолет. уже полностью проснувшийся, но продолжающий лежать с закрытыми глазами, Ольт услышал, как у Карно скрипнули зубы. Вначале подхватила какую-то лихоманку, а потом, пока я была на охоте и вообще слегла. Я тогда под пургу попала, седмица прошла, пока из леса выбралась. Пришла к дому, а Вайолет твоя, оказывается весь хлеб, который дома был, Оленте и моему Ольту скормила. Мало было хлеба-то. Ей уже не оставалось. Совсем слабая была. Угасла она через десятицу. Я ее там, возле землянки и похоронила. Сил на большее не было. Тогда много народа померло. С тех пор тот год кто Большой Зимой называет, кто годом Большого голода. Вся деревня почти вымерла, еды-то не осталось совсем. Люди сказали, что в Шестой, сам знаешь я оттуда за Арнольда замуж вышла, с едой чуть полегче, там хлеб хоть с корой напополам был, но еще оставался. Я тогда детей в охапку и перебралась туда. Крестьяне там сами впроголодь жили, но чем смогли помогли. А там и мужичок мой, Ольт на охоту стал ходить. Истрил улыбнулась при упоминании своего сына. Хоть от горшкадва вершка, но что-то приносить стал. Так и выжили. А уже летом он вдруг пропал. Как и отец его, ушел в тайгу и пропал. Ольт почувствовал, как голос Истрил изменился, стал каким-то глухим и монотонным. Нелегко ей было вспоминать те времена. Если бы не Олента, не знаю, как бы я это пережила. Наверно, тоже умерла бы. Она мне все говорила, что Ольти жив, просто заблудился, и меня в этом убедила. Или я хотела убедиться. Да и нельзя мне было умирать, Оленте-то самой тогда годков семь было. Как же ее одну оставить было? Короче, она да надежда помогли мне пережить трудное время.
Оба взрослых помолчали, каждый думая о чем-то своем. Ольт, озабоченный их молчанием, приоткрыл ресницы. Был уже поздний вечер. В комнатушке, освещенной лишь лучами закатного солнца, сидели за столом мужчина и женщина. Наконец мужчина подвигал нижней челюстью, видно свело от крепко сжатых зубов во время рассказа женщины.
Поэтому мне и сказали, что ты и дети пропали во время голода. Мне надо было проверить, но я, когда услыхал, что вы все умерли от голода Поверил. Да и как было не поверить, когда все только и говорили о том, какой страшный голод был. О ком не спросишь, только один ответумер, умер Я, честно говоря, просто потерял голову. Не поверишь, убить себя хотел. А тут Крильт в трактире под руку подвернулся. Мы когда-то служили вместе, не дружили, просто здоровались. Он в то время был десятником в дружине графа Одного графа, его потом свои же дружинники на сук вздернули. Крильт тогда пропал, все думали, что убит, а он вон где всплыл. Сказал, что не просто так в лесу сидит. Восстание готовит и меня на желании отомстить северянам прихватил. Карно покрутил головой. Вот ведь какие выкрутасы жизнь выкидывает. Если бы не он, меня возможно уже и не было бы. Это получается, я ему еще и благодарен должен быть. В его дела я не лез. Он мне показал заброшенный золотой рудник. Как он мне сам сказал, из-за него и оказался в наших краях. Кто-то ему наводку дал. Попросил, чтобы я этим рудником занялся, мол для восстания денежки нужны будут. А мне любое дело в радость было, хоть как-то забыться. Я им и занялся. Нашел трех каторжников. Эти придурки сбежали с каторги и с голодухи вышли на большую дорогу. Ну и нарвались на меня. Я их сильно и не бил, так, поучил уму-разуму. Тут Ольт не удержался и похвалил себя за предусмотрительность. Что и говорить, спасли его колышки и «ежи». Он и представить себе не мог, как бы справился без них с профессиональным воякой, который так спокойно говорит о трех каторжниках, что просто «поучил их уму-разуму». Никудышные из них оказались разбойники. Я их и уговорил поработать на руднике за кормежку да за долю малую. Они и рады были. Сами-то из лесовиков местных, попали под горячую руку своему барону. Корочесговорились. Я им хлебушка таскал, сыр. Они золото мыли, охотой на пропитание себя промышляли. Лук охотничий я им раздобыл. Одного правда потом тигр задрал, дело житейское, грех такое говоритьсамый никчемный из них был. Спотыкач сильно любил, вот и выжрал тройную дозу и пошел на охоту Единый емусудья. Зато двое другихмолодцы, и как работники и просто, как люди. У них тут где-то в деревне семьи живут, так я их иногда отпускаю свидеться. И они довольны, и я спокоен. Сам-то я в придорожном трактире обосновался, но и в лесу землянка есть. Там у меня схрон оборудован. Я там золото с рудника прячу и Крильт кое-что с добычи добавлял, говорил, что это местные на подготовку восстания скидываются. Теперь-то понятно, как «скидывались».
Да просто грабил он крестьян. Да только что с них взять-то? Только шкурки разве что.
Не скажи. Меха он в городе сдает какому-то купцу, а хорошие соболя да чернобурки сама знаешь сколько стоят.
Знаю. Вон и Ольти мой, наловчился белок и зайцев бить ради меха. Хотим осенью вместе с сбором в Узелок выехать на торги.
Отчаянный он у тебя. Как вспомню глаза его, когда он в меня стрелу нацелил Не у каждого бывалого вояки такой взгляд увидишь.
А ты поживи один в лесу три года. Если бы не один добрый человек Ольт, когда потерялся, его в лесу повстречал. Он ему и помог выжить. А сам умер.
Кто таков? Так просто люди в тайгу не уходят. Разбойник какой-нибудь?
Не возводи напраслину на хорошего человека. Ольти сказал, что он воин и ученый был. Из-за моря приплыл. Короче там длинная история, если хочешь, сам с Ольтом поговори. И еще он этот как же его философ.
Слышал я сказки, что за морем тоже люди живут. А что за философ?
Философ, это слово Ольт от этого человека, Архо Меда узнал. Это означает человека, который делает добро просто так, даром. Он еще сказал: «Делай добро и бросай его в воду».
Не встречал таких. Но точно не из разбойников, уж слишком заумно сказано. Они-то такого точно не скажут. Надо же, «делай добро и бросай его в воду». Точно не от мира сего человек. То-то Ольт такой странный.
Вот-вот. Ольт с ним почти три года прожил. Говорит, что все, что тот знал, ему передал. Даже языку своему научил. Ольт-то потерялся, когда ему всего-то семь годков было, вот и получил воспитание заморское.