Только опять, как и сегодня утром, дорогу мне перегородил все тот же седенький господин (иначе и не назовешь его) в черной тройке.
Чем обязан, сударыня?
Голоссама вежливость; лицосамо благолепие. Зато в тоне голоса и взгляде бесцветных колючих глазокбудто уже поймал меня на месте преступления и прижал к стенке железными доказательствами. Я сразу растерялась и начала что-то блеять, точно зная, что рыльце у меня в пушку.
Зато не растерялась моя провожатая:
Иди-иди, не стой на дороге, Никитич, отмахнулась она от господина, гувернантка это новаяуж кто-кто, а ты бы должен знать о хозяйских-то распоряжениях!
И не подумаю, Никитич выше вздернул острый подбородок. Ничего хозяин о том не говорил, потому без егойного распоряжения не пущу!
Ну-ну! Горничная развеселилась, не пускай. А опосля тебе хозяин выволочку устроит, что дитя день-деньской одна сидит, без присмотру, по твоей милости. Ох, не продержишься ты долго дворецким-то, Никитич!
Никитич присмирел, даже голову чуть вжал в плечи. Что только укрепило меня в мысли, что здешний хозяинтот еще тип. Уж лучше б дворецкий и правда выставил меня вон. А Яков пускай сам выкручивается.
Но не с моим везением
Седенький дворецкий, поворчав для порядка, посторонился. Лишь когда я проходила мимо, он прямо в душу мне (честное слово!) заглянул своими бесцветными глазами. Я поклясться была готова, что он что-то обо мне знает. Надо с ним поосторожней.
Да ты не бойся, будто подслушала мои мысли горничная, Никитич всего неделю как место получил, вот и выслуживается. А тебя все же кто нанял-то? Хозяин сам, что ли?
Сам, машинально ответила яи прикусила язык. Но было поздно.
Вон оно чего А звать тебя как?
Марго. Лазарева Маргарита, припомнила я фамилию, названную Яковом.
А я Глафира, Глашей тоже можно. Экономка я здесьдольше всех у господина барона служу. Уж третий год пошел.
Глаша тем временем скоро вела меня по просторному вестибюлю, а я крутила головой, с интересом разглядывая расписной потолок и стены.
А там что? наткнулась я взглядом на проход, в который проскользнула утром. Теперь он был плотно перегорожен дверью.
Туда ходить не вздумай, серьезно предупредила Глаша и даже тихонько тронула ручку двери, убеждаясь, что та и правда заперта. Хозяин узнаетмигом даст расчет.
Сурово.
А там? я кивнула на дверь противоположную.
И туда нельзя. Там рояль у нас, личная гостиная да апартаменты господина барона. Ежели барышня захочет помузицировать, то можноно дальше музыкальной залы ни-ни! Поняла?
Я кивнулано Глаша, сделавшаяся вдруг строгой, с нажимом переспросила:
Поняла?!
Да!
Ты глядигосподин барон глазастых, любопытных да болтливых не держит. Мигом выставит!
Дворец Синей Бороды какой-то, подумала я, но вслух правдоподобно заверила, что я совсем не любопытная и ни капельки не болтливая.
А Глаша продолжала экскурсию: теперь мы поднимались по той самой шикарной мраморной лестнице.
На первый этаж, если уж прямо говорить, ни тебе, ни барышне спускаться не следует. Наверху и столовая имеется, и умывальни аж три штуки с ватерклозетами. Да и в сад с оранжереей через балкон оттудова спокойно можно спуститься. Первый этаж у нас целиком хозяйский, на третьем прислуга размещена, а на втором детская, классная да твоя спальня будет. Это в правом крыле, а в левом на твоем этаже парадная столовая, гостиные да танцевальная зала
но туда мне тоже ходить не следует, понятливо договорила я.
Да нет, разулыбалась Глаша, там как раз барышня танцами своими занимается, когда балетмейстер приходиттуда-то сколь угодно ходи.
А я все осматривалась. По этим же комнатам я вихрем пронеслась сегодня утром, но, оказывается, тогда и половины всей красоты не увидела.
Мраморная лестница, начавшаяся в вестибюле, меж этажами раздваивалась, поворачивалась на триста шестьдесят градусов, и обе ее половинки выходили на открытую галерею второго этажа. Один конец той галереи тянулся к дверям столовой, второй же (куда мы прошли) выходил к зале, названной Глашей Гобеленовой гостиной. Окна в той гостиной смотрели на черные воды Мойки, соседняя же стена со стеклянными вставками как на ладони показывала мраморную лестницу и вестибюль. Зато две другие стенки и правда были украшены гобеленами. Правда, перемежались с портретамисреди которых мое внимание сразу привлек самый большой, во всю высоту стены.
С портрета, сверху вниз, на меня надменно и неприветливо смотрел мужчина. Довольно молодой еще, лет тридцати, может быть. Глаза хоть и светлые, зеленые, но взгляднеимоверно тяжелый. Гладко зачесанные назад волосы, тяжелый подбородок с ямкой и сложенные в насмешку губы. По крайней мере, улыбкой это назвать точно нельзя. Разве что не скривился презрительно. И все же лицо его та усмешка не портилакрасив. Как черт красив.
Это и есть ваш хозяин? спросила я, ничуть не сомневаясь, что угадала.
Он самый, ответила Глаша не без гордости и кружевным своим фартуком протерла несуществующую пыль на золоченой раме. Шикарный мужчина, да?
Я опомнилась, что таращусь на него неприлично долго, и безразлично (насколько смогла) пожала плечами:
Судя по размерам этой картинки в общем, чую, комплексов у него полно.
Портрет был выше и шире всех прочих гобеленов, и барон был изображен на нем во весь роствальяжно сидящим в кресле и закинувшим ногу на ногу.
Неприятный тип, решила я и еще раз украдкой взглянула на портрет, когда выходила из Гобеленовой.
Оставшаяся часть крыла называлась «детской половиной» и состояла из, собственно, детской спальни, комнаты гувернантки и класснойвполне себе уютным помещением для уроков, где и нашли мы мою подопечную девочку.
Подопечная, очень ровно держа спину, сидела за партой и читала книгуоднако при нашем появлении немедленно вскочила. Покорно опустила глаза в пол.
Доротеякуда же без неебыла усажена на подоконник и искоса, с затаенной усмешкой поглядывала на меня. Дьявольская кукла.
А вы, барышня, все с книжками да с книжкамидо самой ночи! с порога запричитала Глаша. Вы обедали хоть?
Девочка все-таки подняла глаза: на экономку, потомукрадкойна меня и снова на экономку. Ответила так тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать.
Мне не хочется обедать, Глаша. Кроме того, к семи часам я ожидаю визита monsieur Карпова. Он обещал дополнительно позаниматься со мною десятичными дробями.
Обороты вроде «кроме того» и «ожидаю визита» меня впечатлили, врать не буду. Я подошла и бесцеремонно взглянула на обложку читаемой девочкой книги: «Сборникъ задачъ и примѣровъ по ариѳметикѣ».
Я присела возле ребенка на корточки и заглянула в глазанебесно-голубые, открытые и чистые, совсем не похожие на глаза отца.
Сколько тебе лет, солнышко? поинтересовалась я.
Ну да ладномешать вам не буду, шепнула, меж тем, Глаша и скорее скрылась.
Мы обе проводили ее взглядами, а потом девочка ответила:
В сентябре исполнилось девять, madame.
Мадемуазель, на автомате поправила я. Как тебя зовут?
Надежда Георгиевна фон Гирс, с достоинством ответило дитя.
Я многозначительно хмыкнула:
Вон оно как Надежда Георгиевна. Ну а яМарго, будем знакомы.
Девочка, будто ее ущипнули, вдруг вскинула на меня глазаудивленные. А я поздно подумала, что это имя, совсем не свойственное для патриархальной России, она, может, и вовсе никогда не слышала. Уж собиралась объяснить, но подопечная теперь удивила меня сама.
Это значит, Маргарита? сведя бровки, уточнила она. Мою бабушку звали Маргаритой. Вы тоже приехали из Deutsches Reich?
Нет, я приехала из Магнитогорска. Улица Красных комиссаров, дом три.
Надежда Георгиевна понимающе кивнула и уточнять ничего не стала.
Да и слава богу, потому что долго миндальничать я не собиралась: чем скорее выясню, что с девчонкой не тактем лучше будет для всех. Ласково, но твердо я взяла ее за плечо и увлекла на мягкий диванчик подальше от Доротеи. Снова наклонилась ближе и полушепотом спросила:
Эта куклаДоротея. Скажи-ка, солнышко, откуда она взялась?