Девочка смутилась. Напряглась еще больше, а взгляд небесно-голубых глаз испуганно метался по полу.
Скажи, чуть строже потребовала я. Это важно!
Я не могу если скажу, вы разозлитесь и ее отберете.
Я шумно выдохнула. Попыталась заверить, что не разозлюсь (с чего бы мне злиться вообще?!), но девочка неожиданно твердо стояла на своем.
Хорошо.
Подойдем с другого фланга.
Ну а монстры? я пытливо прищурилась. Те, что испугали тебя ночьюони и сейчас здесь?
Девочка нерешительно мотнула головой:
Когда Доротея со мнойони уходят, доверительно сообщила Надя. Почти все.
То есть, кто-то из них все-таки здесь?..
Да. Один. Вон там на люстре.
Сама она на люстру не обернуласьвзгляд застыл на моей переносице. А я несмело подняла глаза к потолку.
Люстра здесь была золоченая, с фарфором и хрустальными чашами, в которых ярко светили огоньки. Люстра была пуста.
И мальчик тоже здесь, снова услышала я шелестящий Надин голосок. Но он всегда здесь. Приходит, когда хочет.
Что за мальчик? удивилась я.
Обыкновенный. Надя проследила за кем-то взглядом. Голос ее стал совсем неслышным. Он злой. Он дергает меня за косы, пока сплю. И смеется.
Я передернула плечами.
Ты всегда их видела?
Не помню. Она задумалась и снова свела белесые бровки. Нет, раньше, когда мама была жива, их не было.
Так твоя мама А разве та женщинану, которая меня выгналаразве она не мама?
Я удивилась совершенно неподдельно: хоть девочка и мало была похожа на ту мегеру, я почему-то не сомневалась до этого мига, что они мать и дочь. Но Надя спокойно ответила:
Нет, что вы. Это была ma chérie tante Vera. Тетушка Вера очень добрая и славнаяне сердитесь на нее.
Подумав, я решила не сердиться: что уж говорить, я и сама была не очень-то вежлива. В конце концов, есть дела и поважнее, чем на кого-то сердиться.
Снова я изучила потолок и люстру самым внимательным образом. По-прежнему там никого не было. Девчонка целыми днями сидит одна, зубрит эту свою арифметику и, конечно, отчаянно нуждается в друзьях. Хоть в ком-то нуждаетсялишь бы не быть в одиночестве. А тут еще и семейка: мать умерла, тетка-мегера и папаша, который, по словам Якова, дома появляется от случая к случаю. Тот еще папаша. По голове бы ему настучать за такое наплевательское отношение к ребенку!
А девочка конечно, она выдумала тех монстров, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание.
Как они выглядят? спросила тогда я. Монстры. Можешь описать?
Надя снова принялась смотреть в пол. А хрупкие плечики чуть-чуть дрожали.
Они черные. Иногда серые. Лохматые. А еще у них желтые глаза. Страшные.
А как они забираются на люстру? Разве это возможно, чтобы кто-то взобрался на люстру? Это даже не всякая кошка сумеет сделать! Монстров не бывает, солнышко. Почему ты дрожишь?
Он стоит за вашей спиной.
За спиной? Не моргнув глазом, я свободно взмахнула рукой в пространстве позади себя. Здесь? Ты же видишь, что здесь никого нет!
Но Надя не успокаивалась: у нее дрожали губы, а глаза были теперь на мокром месте.
Он он смотрит на вас! Он сейчас укусит! У него огромные зубыуберите руку, умоляю, уберите, уберите!..
Я и сама уж была не рада, что подвязалась в психологитакой себе из меня психолог, прямо скажем. Девочка плакала, билась в истерике, а я понятия не имела, что с этим делать
Слава богу, из детской тотчас прибежала ее тетяобняла крепко, и Надя начала стихать.
Простите прости, солнышко, я не хотела, правда, неловко пробормотала я.
Ах, чтоб вас! в сердцах выкрикнула Вера. Немедля все расскажу Георгию Николаевичу, как только он вернется! Ноги вашей здесь не будет, ей-богу!
Глава 4. Девочка и её монстры
Я знаю, почему продолжительность жизни в прошлом была такой низкой: люди здесь умирали от скуки. Дни мои тянулись неимоверно долго, и занять их было нечем. Ни компьютера, ни телевизора, ни даже чатиков в телефоне, чтобы пообщаться с друзьями. Будь у меня столько свободного времени в моем веке, я бы, конечно, занималась кукламишила бы что-то, мастерила им парики или перерисовывала лицаувы, многие мои старушки в этом нуждались. Но здесь и кукол моих не было! Была Доротея, но других игрушек моя подопечная Надежда Георгиевна не держала.
Дошло до того, что со скуки я начала читать! Нашла в классной библиотеке заброшенный когда-то «Вий» Гоголя и принялась ломать глаза о дореволюционные «яти»
Не то чтобы я не любила читать преждено какое уж тут чтение, если мне не всегда времени на сон хватало? В студенчестве я хотя бы в метро читать успевала, а когда пересела за руль, и от этого пришлось отказаться.
Работа гувернантки оказалась совсем не пыльной. Когда я просыпалась, подопечная уже была на ногах: одетая, причесанная и накормленная по обыкновению решала свои задачки или тихонько сидела, уткнувшись в учебник. С десяти до двух один за другим приходили ее учителя: то по словесности, то по арифметике, то по французскому, то по немецкому, то по танцам, то по музыке. Когда все они уходили, иногда мне удавалось с трудом (с очень-очень большим трудом) уговорить девочку спуститься в парк. При этом хоть раз уговорить ее выйти без учебника у меня так и не вышло. Заменить учебник на какую-нибудь художественную книжку не вышло тоже.
Это ведь все не по-настоящему. Так не бывает, полистав Жюля Верна, заметила Надежда Георгиевна. И взялась за задачник
В парке снова-заново: она сидит читает, я брожу вокруг фонтана, разглядываю диковинные розу из хрусталя и от скуки даже пытаюсь дрессировать павлина. Именно там, пока я заставляла павлина дать мне лапу в обмен на припасенные с обеда орехи, я впервые заметила, что Надя, отвлекшись от своего учебника, за мной наблюдает. И тихонько улыбается.
* * *
Раз в два-три дня удавалось выскользнуть из дома на пару часовдля встречи с названым братцем. Шли мы обычно в кино, которое устраивалось или в залах театра, или, если было не особенно холодно, в парках прямо под открытым небом. Выяснить за прошедшие две недели мне ничего не удалось, но Яков не торопил.
Есть новости? неизменно спрашивал он первым делом, подавая мне рогалик в хрустящей оберточной бумаге или вазочку с мороженым. А внимание его, казалось, целиком занято действом на экране.
Не-а, отвечала я, дивясь, до чего же здесь вкусное мороженое. И рогалики вкусные, и вообще все. Украдкой вздыхала, что при таком образе жизни (на рогаликах без всякой физической активности) я не влезу ни в одни свои джинсы, когда вернусь назад. И просила добавку.
А потом наступали вечера
Надя просила не тушить свет в ее комнате и засиживалась с учебниками чуть не до полуночитеперь уже не от тяги к знаниям. Ей было страшно. Она не говорила этого прямо и не хныкалано разве слова здесь нужны? И тогда я, сменив тесное платье на просторный халат, который уже привыкла называть по-здешнему «капот», приходила с книжкой в ее комнату, устраивалась в кресле, подобрав под себя ноги, и сидела так, пока не догорали последние свечи.
Тогда неизменно приходила Вера, та самая ma chérie tanteона, принципиально не замечая меня, заговаривала с Надей и сама укладывала ее спать. Мне в такие моменты полагалось молча ретироваться: я была им не нужна.
И все-таки ложиться спать я еще не торопилась редкую ночь я не слышала плача или вскриков из комнаты девочки. Конечно, немедленно выбиралась из постели, хватала свечку (зажигать электрический свет не хотелось, чтоб не разбудить весь дом) и бежала в детскую. Как могла ее успокаивала, обещала, что Доротея никаких монстров к ней не подпустит, и вот-вот придет тетушка Вера. Девочка успокаивалась. Хотя, порой, совсем ненадолго. Бывало, что, как и в первую ночь, я засыпала в кресле рядом с ее кроватью, а уходила досыпать к себе уже на рассвете.
Вера, кстати, ночью не приходила никогда. Спала она, кажется, на третьем этаже, где плача и криков не слышно.
Ей бы психолога хорошего вместо меня, пыталась я как-то достучаться до Якова после такой бессонной ночи. Девчонка так и вовсе с ума сойдетцелыми днями одна. Даже подруг нет, кроме этой ее куклы. Еще и тетушка не нравится она мне. Будто для вида только квохчет вокруг, а реальной помощи девчонкеникакой!