Вижу, вы уже успели разложить костры.
Готовимся к ночлегу, господин наместник. Я уже распорядился выставить усиленные посты.
Князь спрятал усмешкураньше нужно было шевелиться, глядишь, не потёрли бы проводника.
А что с этими? Керачу-джэвэ кивнул на пленных, освещаемых горящими факелами стражи и жёлтой тощей луной.
С этими? Баурджин ненадолго задумался. А нет ли в лесу, поблизости, какого-нибудь развесистого дерева, дуба или граба?
Есть! улыбнулся начальник стражи. Даже несколько, как раз на той полянке, что мы выбрали для ночлега.
Ну, раз есть, нойон мрачно качнул головой. Так повесьте на них четыре петли.
Господин, вы хотите
Делайте пока, что вам говорят, холодно оборвал князь. И приведите туда пленных.
Слушаюсь!
Начальник стражи поспешно ретировался, и громкий голос его загремел на поляне. Баурджин спешился и, передав коня подбежавшим слугам, неспешно побрёл по краю горного кряжа, за которымвот, почти сразу женачинался лес. Тонкая полоска луны уныло повисла в небе, окружённая маленькими цветочками звёзд. Рядом, в лесу, гулко куковала кукушка, а где-то далеко за перевалом слышался волчий вой. Ветер стих с наступлением ночи, и Баурджин, неспешно шагая к поляне, наслаждался внезапно наступившим спокойствием. В лесу пахло сосновой смолой, хвоею и можжевельником, а ещёпочему-тосеном. Да, верно, им выложили днище повозок
Пища готова, мой господин! завидев нойона, подскочил один из слугюркий расторопный малый из какого-то захудалого кераитского рода. Оставить его при себе? Парень, кажется, довольно смышлён. Ладно, посмотрим.
Баурджин уселся у костра на тут же подставленный походный стул и недовольно поморщился:
Что там ещё за вопли?
Пленные кричат, господин наместник, почтительно доложил какой-то молодой воин. Видать, не очень-то хотят, чтоб их повесили.
Нойон усмехнулсяну ещё бы, хотели. Встав, махнул рукой слугам, чтоб не шибко суетились, и направился к дубу, освещённому дрожащим пламенем факелов.
Господин, господин! увидав его, запричитали разбойники. Пощади нас, пощади!
Молодые парни, совсем ещё дети Нет, вот одинпожилой, точнее, средних лет. Кряжистый, сильный, матёрый с кудлатой, словно пакля, бородой. Ишь как глазищами зыркаеттакой не запросит пощады, скорей, примет смерть.
Баурджин замедлил шаг, усмехнулся.
А, лиходеи! Что верещите? эти слова он произнёс по-тангутски, благо выучил сей язык ещё лет шесть назад, когда появился в Ляояне под видом беженца из Си-Ся. Си-Сяили Си-Ся-го«Западное государство Ся»так именовалось царство тангутов, когда-то могущественное, а ныне существующее лишь волею Чингисхана.
Молим о прощении, великий хан!
Простить что ли вас за вашу наглость? прищурился князь. Ну, тогда расскажите что-нибудь о своей шайке, позабавьте меня.
Молчать, молчать, щенки, буркнул матёрый. Помните о ваших матерях.
Повесьте его, быстро приказал нойон, и люди Керачу-джэвэ тут же вздёрнули лиходея на крепком суку, где уже, дожидаючись, болтались четыре петли, одна из которыхкрайняяуже оказалась занятой. Баурджин неоднократно сталкивался с разного рода разбойным людом и хорошо изучил его типажис таким вот, как это кряжистый, церемониться никак не следовало и уж тем более играть в какое-то там благородство. А вот с этими, с разбойным, трясущимся от страха, молоднякомможно и поиграть. Именно, что поиграть.
Красиво висит! Баурджин заценил болтавшегося на верёвке висельника опытным взглядом эстета, а затем задумчиво посмотрел на пленных. Нослишком уж одиноко.
Вот этого, он показал пальцем на одного из парней, толстенького и пухлощёкого, нужно будет повесить ближе к стволу, а этих двоих недомерковпосередине. Получится очень красиво и вполне в русле традиции: сила и слабость, мускулистость и худоба, чёрное и белое, Инь и Ян.
Баурджин замолчал, устремив взгляд в небо, словно бы желал спросить что-то у звёзд.
Так, значит, вешать и этих? озабоченно переспросил далёкий от эстетства Керачу-джэвэ.
Этих? князь взглянул на молодых лиходеев так, словно бы увидел их в первый раз. А, разбойнички. Совсем про вас забыл. Вы, кажется, обещали что-то рассказать? Нет-нет, только не все разом, по очереди. Начнём ну, хотя б, с тебя! палец нойона указал на одного из «недомерков», на вид лет пятнадцати, вряд ли большесмуглого, худого с густой всклокоченной шевелюрой непонятно какого цвета. Ты кто?
Меня зовут Кижи-Чинай, господин И я даже знаю, что такое Инь и Ян!
Ох ты. Христородица! язвительно сплюнул князь. Ну, надо же, какие образованные лиходеи пошли Эй, Керачу-джэвэ! Вели-ка принести мне стул, вина и немного какой-нибудь дичи. Ну, давай, начинай, парень!
Осмелюсь сказать, господин, юный разбойник поклонился, насколько позволяли стягивающие руки и ноги путы. Я буду говорить за всех нас троих.
Да что ты? Это уж как я решу!
Потому что, господин, они ведь деревенские и не могут двух слов связать.
Зато лиходейничать могут! Баурджин, наконец, уселся на принесённый стул и, хлебнув из кубка вина, блаженно зажмурился. Ну, прямо в сказку попал! Ты, продолжай, продолжай парень. Только вот чтопока я ничего путного от тебя не услышал. Все какие-то прелюдии, да слова за других. За себя говори, понял?!
Да разбойник облизал потрескавшиеся от ветра губы. ЯКижи-Чинай, господин, и всегда жил в городе, но вот, вынужден был уйти, и связался с этими, он кивнул на остальных. Мы долго странствовали, а потом потом оказались в шайке.
Невинные овечки! Баурджин с аппетитом впился в жареную на вертеле куропатку. Уммм! Ну, говори, говори.
Нас заставили, клянусь Буддой, заставили.
Что? князь чуть не подавился. Да ты у нас буддист, оказывается? Надо же! А как же с непротивлением злу насилием? Джавахарлал Неру что говорил, а?
Н-не знаю, господин, малолетний разбойник смотрел на нойона с откровенным страхом. Даже задрожал.
Но-но, прикрикнул на него князь. Ты мне ещё тут описайся или в штаны наложи! Наберут же в разбойники молокососов. И давно вы в шайке? Ну, давай, давай, родной, пой песни, словно немецкий шпик в СМЕРШе, что я тебя тут расспрашиваю?
А а песен я мало знаю, господин
О, господи Да будешь ты, наконец, рассказывать?!
Если верить парням, так они и в самом деле попали в шайку случайно, что, конечно, ничуть не умаляло их вины. Причём, случайность эта касалось лишь двухдеревенских, а что же касаемо самого рассказчика, Кижи-Чиная, то этот паренёк, судя по всему, был тот ещё фруктто ли базарный плут, то ли карманник, то ли ещё какой городской мошенник, едва не попавшийся в руки правосудиюпочему и бежал. О шайке он, правда, рассказывал довольно толково и в подробностяхтолько вот информация эта оказалась пустой и ненужной, ну, кому сейчас интересовал и погибший главарь и все планы его разгромленной шайки? Зачем Баурджин это всё слушал? Не только от нечего делать, отнюдь. Имелись у него на этот счёт своипока ещё довольно смутныепланы.
Теперь вот что, доев куропатку, нойон бросил кости наземь, поймав голодные взгляды пленников. Об урочище мне расскажи, как его забыл
Уголцзин-Тологой, тихо отозвался Кижи-Чинай и посмотрел на князя с ещё большим страхом. Очень нехорошее, злое место. Заколдованное! Кто туда попадётпогибнет!
Хо! подставляя слуге опустевший бокал, покачал головой Баурджин. И много уже погибло?
Много юный разбойник вздохнул. Даже те из наших, кто случайно забредал в большой овраг, так больше и не возвращались.
Угу, князь хохотнул и сделал длинный тягучий глоток. А что же они туда побрели, в урочище, коли оно заколдованное? Только не говори, что научного интереса ради.
Интерес у них был округлив глаза, еле слышно прошептал юноша. Там, на дне оврага, говорят, спрятано большое богатство.
Прямо так на дне и лежит?
Нет, господин, не на днев старом дацане!
Ха! Баурджин встрепенулся. Вот утром и покажешь нам этот дацан.
Не могу, господин! Кижи-Чинай задрожал. Не могу!