Марго зло ударила кулаком по сиденью и крикнула кучеру поворачивать к набережной.
Там было немного свежее, просторнее. На противоположном берегу Данара раскинулся паркоттуда доносился легкомысленный вальс. Над головоюглубокое небо, а в груди так тяжко, точно сердце обратилось в камень. Если перегнуться через перила и спрыгнутьутянет на дно.
Марго отпрянула, глотая горячий августовский воздух. Мимо, презрительно щурясь и покачивая над головами кружевными зонтиками, прошли чопорные фрау. На тумбах пестрели афиши, исполненные в тех же цветах, что билет в руках Марго, обещая лучшую постановку знаменитой пьесы и присутствие самих коронованных особ.
Марго долго смотрела на них, отгородившись от мира невидимой скорлупой, куда больше не попадали ни посторонние звуки, ни запахи, ни цвета. А были только эти крикливые бумажки, только картонный билет в руках. Да еще огненная Холь-птица взирала с герба, как олицетворение бесконечного цикла смертей и перерождений.
На что ты пойдешь ради любви, Маргарита?
Она уже знала ответ.
Вернувшись домой, Марго запечатала билет в конверте и отправила обратно на адрес: Второй полицейский участок, Бундесштрассе, пятнадцать.
Авьенский университет, Штубенфиртель.
Натаниэль Уэнрайт один из немногих, кто не боялся приветствовать Генриха за руку.
Вызывающе загорелый, в бриджах и пробковой шляпе, он оттягивал на себя внимание студенчества и профессуры, позволяя кронпринцу оставаться в тени.
Судя по экипировке, прямиком из Афары, заметил Генрих, небрежно облокотившись о перила главной лестницы и нервно посматривая на спешащих студентов из-под полей прогулочного котелка, удачно скрывающего рыжие волосы. Или Бхарата?
Бхарата, крупнозубая улыбка Натаниэля приподняла кончики усов. Скажу тебе, Харри, жара стояла, как в тигле, его речь, летящая, быстрая, с мягким ютландским акцентом, заглушала шум из открытых окон, выходящих на студенческий городок. Наш проводник подхватил малярию, пришлось извести на него весь запас хинина. Еще и на обратном пути в Каликату едва не обокрал какой-то оборванец! Схватил трофейную сумку, полагая, будто в ней битком набито ютландских фунтов! Пришлось познакомить нахала с моим коронным джебом, иначе остался бы ты без подарка.
Натаниэль достал из походной, перекинутой через плечо сумки плоскую коробочку. В ней на белой подложке покоилась крупная бабочка кофейного окраса, ее закругленные крылья пестрели завораживающим сочетанием темных и светлых волнистых линий.
Брамея? от волнения накалились ладони, и Генрих поспешно отвел руки, рассматривая бабочку со стороны, но не касаясь ее. Не видел ничего подобного раньше.
Brahmaea Wainwrightii, с гордостью сообщил Натаниэль, и, поймав быстрый взгляд Генриха, продолжил:Да, да, мой друг, можешь поздравить меня с открытием. Первый в мире экземпляри он твой!
Я весьма польщен, ответил Генрих, завороженный гипнотическими переливами узоров. Она прекрасна, Натан. За одно это открытие ты достоин докторского звания.
Вот и вторая причина, по которой я готов принимать поздравления, продолжая улыбаться, ответил Натаниэль.
Шутишь?
Ничуть! Я защитился в Сарбэнне в мае, оттуда направился в Бхарат, и вот я здесь. Новоиспеченный доктор Уэнрайт.
Смех Натаниэля заразителен. Его живые глаза наполнены энергией и силой, его развитые плечи и смуглая кожакак вызов бледным и анемичным авьенцам, и эта открытая уверенность отчасти передавалась и Генриху, отодвигая на второй план его вечную нервную настороженность. Рядом с Натаниэлем становилось легче дышать, и Генрих с улыбкой заметил:
Сегодня же устроим грандиозную пьянку! Сколько ты пробудешь в Авьене?
До конца семестра. Рождество проведу с семьей, иначе моя бедная Эмма зачахнет с тоски. Но постой! У меня есть и другой сюрприз.
Натаниэль протянул сверток в коричневой бумаге. Генрих принял его осторожно и, сдерживая волнение, развернул.
«Дневные и ночные бабочки Авьена. Иллюстрированная энциклопедия», вилась надпись большими золочеными буквами. И имяРудольф Габихтсберг.
Щеки вспыхнули от радости и смущения.
Тебе удалось издать рукопись? пролистал, задержался взглядом на предисловии: «Созерцание и коллекционирование бабочек обостряют понимание прекрасного, а их изучение развивает наблюдательность и мышление. Энциклопедия содержит 450 видов бабочек, ареалом обитания которых является Авьен»
Издать и перевести на два языка, радостно подхватил Натаниэль. Галларские лепидоптерологи крайне заинтересовались твоей работой и много расспрашивали об этом Габихтсберге. Пришлось извернуться и придумать несуществующую биографию. Но, Харри! Я не понимаю, зачем прятаться под псевдонимом?
И как ты себе представляешь мое имя на обложке? Генрих аккуратно закрыл книгу, держа за края переплета и вздрагивая от каждого покалывания в кончиках пальцев. Генрих Карл Мария Рудольф Эттинген, кронпринц Авьена, эрцгерцог Турулы и Равии?
Мимо проходящий студент заинтересованно покосился на разговаривающих, и Генрих, умолкнув, надвинул шляпу на брови.
Возможно, не так пышно, но
Отец всегда был категорически против моих увлечений, отрезал Генрих, тревожно поглядывая в пролет лестницы и бездумно поглаживая переплет. Попытка поступить в университет в свое время жестко пресеклась. Я Спаситель, а, значит, не имею права размениваться на глупости.
Знаю, друг мой, сочувственно произнес Натаниэль. По званью ты себе не господин. «Он ничего не выбирает в жизни, а слушается выбора других и соблюдает пользу государства».
«Иеронимо». На редкость тоскливая пьеса. Однако отец считает ее удачной для открытия сезона, матушка не может ему возразить, и мне снова придется весь вечер изображать расфуфыренный манекен и изнывать от скуки. Хотя, это меньшее зло по сравнению с женитьбой.
Ты женишься? оживился Натаниэль, его глаза вспыхнули искренней радостью. Поздравляю, Харри! Давно пора! Ах, друг мой! он усмехнулся в усы и мечтательно зажмурился, не замечая кислого выражения на лице Генриха. Вспоминаю время, когда ухаживал за своей Эммой Ничто так не волнует кровь, не заставляет сердце биться чаще! Как ее зовут?
Не имею понятия.
Натаниэль удивленно приоткрыл один глаз.
Как? Когда же свадьба?
Через неделю.
Натаниэль открыл и другой глаз и с явным изумлением воззрился на друга.
Я выполняю волю отца, и только, нервно усмехнулся Генрих. Сейчас у меня девять предложений от девяти стран, и не сегодня, так завтра я должен на ком-то остановить свой выбор, он пожал плечами и нарочито беспечно произнес:Что ж! Я просто выберу наименее противную, и, подумав, добавил:А, может, и наиболее. Подпорчу эттингенскую породу.
Но, Харри! возразил Натаниэль, вновь оживляясь. Не будь так беспечен, ведь твой выбор отразится на наследнике!
Меня тошнит от разговоров про наследование! оборвал его Генрих. Отец хочет здоровую кровь? Он ее получит. В конце концов, я не первый, кто вступает в формальный династический брак. Но довольно об этом! Пустые разговоры утомительны и скучны, я жажду дела.
Кстати, о деле понизил голос Натаниэль. Подожди-ка.
Он мягко забрал книгу из рук Генриха и подозвал первого же студентакудрявого и тощего, чем-то отдаленно похожего на бедного арестованного мальчика, Родиона Зорева. Имя прочно засело в голове, перед глазами точно наяву замелькали строки полученного утром рапорта, и Генрих нервно потер переносицу.
Доставьте, юноша, к западному флигелю Ротбурга, сказал он, старательно пряча лицо в поднятый ворот пиджака. На имя Томаша Каспара. Скажите, от герра Габихтсберга. Получите двадцать гульденов.
Мальчишка живо перехватил завернутые вместе подарки Натаниэля и без лишних вопросов пустился вниз по лестнице.
Однако, здесь расторопные студенты, заметил Генрих. Мне бы таких слуг.
Могу одолжить одного, рассмеялся в ответ Натаниэль. Увязался в Каликате за мной беспризорник, жил в доках, в бочке из-под рыбы, сносно изъясняется по-ютландски, так и напросился ко мне в прислугу. Он из низшей касты, все равно бы закончил в нищете, а тут хотя бы читать-писать обучится. Назвал его Диогеном, Натаниэль подмигнул Генриху и закончил:Может, пристроишь куда-нибудь? Арапчата в Авьене экзотика.