Я рад, ответил он. Конечно, рад. Я слышал, как в честь вашего возвращения палили пушки
Тебя знобит?
От волнения.
Она заглянула в его глазаулыбчивая, все еще красивая высокомерной, зрелой красотой. Щеки подсвечены фарфоровым румянцем, нос тонкий, правильный, в глазах отражено атласно-синее Авьенское небо.
Тогда, может, поцелуешь мать?
Генрих шагнул вперед, ткнулся губами в матушкины губысладкие, хранящие вкус свежесобранной вишни, она засмеялась и ответно поцеловала в щеку. Голова поплыла от запаха ее волос, цветочных духов, пыли чужих дорог, морской соли, детства, нагретого луга
Нет, нет! Не обнимай, сказала она, отстраняясь, и Генрих стыдливо отвел руки. Ты знаешь, я этого не люблю, а сама дотронулась до его виска. Ты как будто еще повзрослел с нашей последней встречи.
А вот вы нисколько не изменились, улыбаясь, ответил он.
Не льсти мне, дорогой. Имея четверых детей нельзя не измениться. Но я прощаю, ее рука порхающе прошлась по волосам. Кто причесывает тебя? Томаш? Ведь знает, что я люблю, когда у тебя волосы зачесаны слегка на правую сторону, а не назад. Это ужасно старомодно!
Я доверяю вашему вкусу, матушка.
Хотелось поймать ее ладонь, почувствовать пальцами бархатистость кожи, приникнуть к плечу, как в детстве
И вот, скоро оторвется петличка, расстроенно заметила императрица, поправляя Генриху воротник. Сегодня же велю пришить покрепче. Вообрази! Балийская королева сама штопает мужу и детям белье! она засмеялась, но сразу же посерьезнела. Пропадете без меня. И что тут, Генрих? Мария Стефания дотронулась до его шеи, и Генриха бросило в краску. Боже, какой конфуз! Пора бы остепениться.
Вы говорите, как его величество, смущенно ответил он.
Я знаю о вашем разговоре, императрица осуждающе качнула головой. Ты был не очень-то сдержан.
Вот как! Похоже, у вас есть собственные шпионы! Кто они? Мои адъютанты? Томаш?
Императрица рассмеялась и погладила Генриха по плечу.
Томаш любит тебя, дорогой. И его величество тоже. Возможно, по-своему. А тебе не мешало бы извиниться за дерзость.
Вы правы, нехотя согласился Генрих, кривя рот. Я принесу отцу извинения, но исключительно ради вас.
Ты все такой же упрямец, вздохнула императрица, подхватывая Генриха под локоть и увлекая прочь от загонов по вымощенной дорожке. И так же вспыльчив. Меня это тревожит. Надеюсь, выполняешь предписания лейб-медика?
Не хочу лгать вам, матушка. Но и расстраивать тоже.
Не хотел, а расстроил. Генрих, ты знаешь, как я тебя люблю и как тревожусь за тебя, даже находясь вдали от Авьена.
Тогда, возможно, вам стоит бывать тут чаще?
Мне душно здесь, дорогой.
Мне тоже.
Я ищу свободы.
Все мы.
Но у Спасителя есть определенные обязательства перед империей.
Как и у ее величества императрицы.
Мария Стефания рассмеялась, показывая ровные, выложенные в жемчужный ряд зубы.
С тобой невозможно спорить, мой мальчик.
Я ищу поддержки, а не спора, вздохнул, снова почувствовав волнующий аромат цветов и моря. Но обещаю сделать все, что в моих силах, если это порадует вас.
Даже жениться?
Они остановились. Беленые конюшни остались позади, по левую рукупостриженные шарами кустарники. Острое желание взять матушку за руку нахлынуло вновь, заставив Генриха до хруста сжать челюсти.
Отец поставил условие, выцедил он, глядя исподлобья. Приурочил помолвку ко дню моего рождения.
О! императрица вскинула тонкие брови. Карл Фридрих и в молодости был крутого нрава.
И отвела лукавые глаза, улыбаясь.
Я думал, вы не готовы становиться бабушкой, заметил Генрих.
Императрица сдвинула брови.
Не говори так, дорогой! Конечно, я не хочу стареть, но Авьену необходим наследник. Ах, Мария Стефания завела глаза, как покойная императрица, моя дражайшая свекровь, сетовала, что у меня рождаются только девочки! И как радовалась, когда родился ты.
И снова заулыбалась, нежно глядя на Генриха. Он покривил губы в подобии ответной улыбки.
Радость не была долгой, не так ли?
Мое сердце рвется на части, вздохнула матушка, заламывая брови. Я многое отдала, чтобы оградить тебя от бед, мой мальчик. Сначала забрала от свекрови, потомот этого солдафона Гюнтера. Но все равно не уберегла
Она умолкла. Свет струился по атласу платья. Небобезоблачное, спокойное. Интересно, в день его смерти будет такое же ясное небо?
Генрих вздрогнул и поежился. Захотелось прижаться к матушке, совсем как в детстве. Спрятать лицо у нее на груди и забыть обо всех печалях и страхах.
И после меня вы попробовали снова, сказал он, глядя мимо матери, на ярко-зеленую листву, на желтые дорожки, на пестрых Inachis io, порхающих над клумбами. И родилась Элизабет
У императрицы есть определенные обязательства перед империей, мягко произнесла Мария Стефания, и в ее голосе послышалась грустинка.
Как и у Спасителя, в тон ей ответил Генрих. Моргнул и поднял на императрицу серьезные глаза. Вы хотите наследника, на которого можно оставить Авьен?
Так заведено, откликнулась она. И не нам менять законы бытия, мой милый.
А если я попробую? спросил он. Изменю то, что начато моим предком Генрихом Первым?
И тотчас умолк, сам испугавшись вопроса. Ресницы матушки дрогнули, она сама затрепетала, как бабочка, накрытая сачком. Еще немногои порхнет на свободу, испуганная, хрупкая, невесомая. И снова растает, как чудесная дымка, как наркотический сон, оставив его в тоске и одиночестве.
Не сознавая, что делает, Генрих поймал ее ладонь.
Мария Стефания не вскрикнула и не отшатнулась, только глубоко вздохнула и подняла на сына прозрачные глаза.
«Ты не сделаешь мне больно, дорогой?»читалось в них.
Я люблю вас, матушка, сказал он, сжимая ее пальцы. И ради вас готов жениться хоть на ведьме.
Императрица нервно и заливисто рассмеялась.
Отчего же на ведьме! Балийская принцесса будет хорошей партией.
Но у нее длинный нос, возразил Генрих. И еще она плоская, как доска.
Ну а принцесса Ютланда? не унималась императрица. Ей шестнадцать, и она не дурна
Зато избалована и с несносным характером.
Не более твоего, мой Генрих.
И все-таки, сказал он, поглаживая ее ладонь, и наслаждаясь прикосновениемзапретным, почти интимным. Если вы так желаете сковать меня кандалами брака, что я получу взамен?
Взамен, повторила Мария Стефания, задумчиво глядя на сына. Что же ты хочешь, мой милый?
В горле сразу пересохло. Генрих провел языком по губам, и сипло выговорил, проглатывая окончания и торопясь высказать наболевшее раньше, чем императрица снова оттолкнет его:
Останьтесь на мою свадьбу. И позвольте хотя бы иногда обнимать вас
И только? императрица приподняла бровь.
И только, эхом ответил Генрих.
Павлиний глаз порхнул над его плечом.
Глупые бабочки тянутся к свету, не понимая, что свет может и убивать.
Хорошо, наконец, сказала Мария Стефания. Обещаю.
Солнечные блики рассыпались по ее диадеме. Генрих счастливо вздохнул и уткнулся носом в материнское плечо.
Наверное, любовь тоже может убивать. Неразделенная, без оглядки, тлеющая в сердце с самого детства и не находящая выхода.
Ну, хватит, хватит, заговорила императрица, отстраняясь от Генриха и пряча виляющий взгляд. Я не люблю этого Ох, да ты совсем одичал! она нервно засмеялась и поправила прическу. Мой милый, ради тебя я вытерплю этот душный и шумный Авьен, с его невыносимой помпезностью и фабричным дымом. Ты доволен?
Да, матушка, ответил Генрих. Радость пульсировала в височной жилке.
А я ради вас готов вытерпеть еще один ошейник.
Обеими руками он взял ладонь императрицы и, наконец, коснулся губами. Мария Стефания испустила долгий вздох.
Мне жаль, с искренним сожалением сказала она. Я бы хотела для тебя лучшей судьбы, мой Генрих.
Наши желания ничего не значат, ответил он. Мы все в плену у своего рожденья. И убиваем себя во имя других.