Отправив князя Пронского принять капитуляцию Астрахани, мы с остальными отправились ближе к Царской протоке. Пленные охотно показывали дорогу, узнав, что убивать их не будут, если они помогут. Где-то за километра два, до ставки хана, мы причалили к берегу и высадили войско со всеми припасами. Приказав ставить лагерь, огородив его заранее приготовленными деревянными щитами размером 2х2 м, которые мы привезли с собой на ладьях. Составленные друг от друга с небольшими промежутками, только чтобы прошел между ними человек, они были хорошим прикрытием и от татарских стрел, и от конницы. Два упора сзади щита не позволяли их опрокинуть даже при ударе ядра, а пространство между щитами давало возможность стрелять по врагу или колоть его копьем. Приказав выставить вокруг лагеря «секреты», я, собрав дельтаплан, и вылетел на разведку. Как всегда, со мной был мой маленький стрелок, вооруженный пулеметом и ящиком гранат Ф-1, осколки которой поражают до 200 м. По бокам кабины висели две термитные бомбы, т. е. кувшины с горючей смесью бензина, соляры и масла, усиленные двумя динамитными шашками. Солнце уже садилось, когда мы взлетели и направились в сторону Царской протоки. Под нами проплывали многочисленные протоки Волги, поросшие камышом. Море зелени и воды. Но вот, впереди показались костры, шатры, в стороне пасущееся стадо лошадей и люди, собравшиеся у сотен костров. Решил напасть на них со стороны садившегося солнца. Крикнул своему стрелку, чтобы он бросал гранаты, я поджег бикфордов шнур зажигалкой и сбросил первую бомбу в скопление людей. Перекрывая взрывы гранат, она грохнула, расплескивая пламя по округе. Вопли горящих людей достигали даже до нас. Вокруг царила паника, многие бросились к лошадям, которые в страхе сами вставали на дыбы, не давая себя оседлать. Зашли вновь для атаки, опять стрелок бросал гранаты, а когда они кончились, взялся за пулемет, я же сбросил на скопление татар возле лошадей вторую свою термитную бомбу. Она породила хаос, повсюду трупы лошадей и воинов, мечущиеся и сбивающие друг друга с ног горящие татары и кони, топча в смертельном беге и живых, и мертвых Смерть летала над ними и выкашивала безжалостно своей костлявой рукой, пожирая в огне без разбора и людей, и лошадей. И над всем этим стоял вой ужаса умирающих врагов.
Все, боярин, я пустой! прокричал сзади стрелок.
Летим обратно! ответил я и, сделав полукруг, полетел в лагерь, оставляя сзади море огня и трупов.
Обратная дорога заняла минут пять, так как мы уже знали направление, да и огни костров в темноте сверху были хорошо заметны. Сели при свете фары хорошо. Заставив стрелка подготовить машину к полету, то есть заправить, зарядить пулемет, подвесить бомбы и положить ящик гранат, я отправился в свой шатер, где рассказал сотникам то, что видел, и то, что враг в панике, и если сейчас ударить, то Ямгурчей будет разбит. Решили, что я с двумя сотнями ударю с протоки, а остальные воины скрытно обойдут ставку и ударят с тыла, то есть возьмем в клещи. Тронулись все на ладьях, плыли тихо по течению, не заводя моторы, чтобы не услышали татары, да и напороться можно было на корягу, так как глубина была небольшая.
Я остановил свою часть лодий как раз возле ставки хана, а Иван Михайлович повел свои ладьи дальше, чтобы обойти и отрезать пути отступления врага. Мы сидели под берегом и ждали сигнальной ракеты от наших, а на берегу в 200 метрах возле шатров все еще были слышны крики, команды, стоны раненых и ржанье лошадей. Заглушал все густой смрад от сгоревшего мяса, тяжелый запах крови и разорванных внутренностей. Сидеть и ждать было невыносимо, донимал нещадно и комар, густым поем вившийся над воинами, Густой гул его, казалось, заглушал визгливые крики татар, и вот неожиданно раздался долгожданный далекий хлопок, и в небе расцвела красная ракета. Тут же с обрыва ударили пулеметы, установленные воинами, выкашивая в панике заметавшегося врага. Злые очереди рвали в клочья тела татар, которых не спасали ни железные доспехи, ни щиты.
Выпустив по боекомплекту, я приказал пленным татарам кричать, чтобы все сдавались, иначе смерть. То один, то другой стали подниматься с земли татары, нашедшие укрытие за убитыми товарищами. Бросая оружие, они становились на колени, ожидая своей участи. Видя, что никто больше не сопротивляется, мои воины пошли осматривать побоище.
Всюду густо лежали трупы воинов и лошадей, много скрюченных от охватившего их огня. И везде кровь, кровь и кровь. Кое-где воины делали «удар милосердия», добивая тяжелораненого татарина, так как в противном случае он бы умирал тяжело и долго, брошенный на поле боя. Как ни странно, шатер хана Ямгурчея был пуст, оставались его жены и дети, которые попрятались за сундуками и поэтому не пострадали, хотя все шатры были иссечены пулями. Через толмача узнал, что хан бежал к туркам в Азов сразу же после первой моей атаки, видя, что войско в панике и не сможет его защитить. К утру было подсчитано, сколько захвачено добра: 65 тяжелых и средних пушек, правда без пороха, так как при моей атаке с воздуха он взорвался, похоронив не одну сотню татар. Поэтому вся артиллерия осталась бесполезным грузом. Были бесполезны и пищали, которых набралось почти 500 штук, так как часть была повреждена взрывами и пожарами, а собирали все подряд, поэтому я и не знал точного ответа. Холодное оружие, луки с колчанами и стрелами, доспехивсе собиралось и грузилось на ладьи. В шатрах хана и его военачальников нашли сундуки с казной. Были взяты табуны лошадей, ковры, продовольствие, пленные, которых набралось почти 6000 воинов и красивых девушек. Правда часть пленных воинов была ранена, и мне пришлось приказать сделать им перевязки. Особо тяжелых, коих еще можно вылечить, привезти в один из шатров, где я почти до обеда делал операции, удаляя осколки и пули, сшивая и дезинфицируя раны, тратя драгоценный новокаин для обезболивания, чтобы у раненого не случился болевой шок. Трое из моих воинов, мечтающих выучиться на лекаря, бинтовали раненых, которых я прооперировал, и относили под брезентовый навес, двое других заносили и раздевали следующего. Некоторые из них благодарили и пытались сунуть мне в руку монету, другие же скрипели зубами, то ли от боли, то ли от злости, но никто не пытался сопротивляться, понимая, что жизнь его сейчас ничего не стоит.
К обеду поток раненых иссяк, да и я уже валился с ног. Собрался пойти в шатер и передохнуть, как появился Иван Михайлович, который пригнал свою часть пленных, которые пытались вырваться из окружения и наткнулись на его войско. Выпив с ним кувшин хорошего вина с ароматом «Изабеллы» и закусив бараниной, оставшейся от татар, я часа на два провалился в сон.
Утром колонна пленных под охраной всадников была отправлена в Астрахань, где впоследствии была продана ногайскому князю Исмаилу за малую деньгупо одному рублю за пленного воина, и два рубля за молодую девушку или женщину, хотя раб стоил в среднем три рубля, а рабыняпять и более. Но сразу, такое количество, не взял бы никто. Ну, а нам они связывали руки, да и кормить такую толпу надо, отрывать людей для охраны, а тут союзник Ивана Грозного, который сдерживает Сибирского хана Кулук-Султана, делая набеги на его земли, угоняя его табуны и отары, сжигая все на своем пути, уводя в плен женщин и мужчин. Князь Исмаил, заплатив золотом, отдал распоряжение своим бекам, чтобы они контролировали его имущество в караване и отвели его на свою территорию. Я же отправился осматривать освобожденных рабов, число которых было тысячи и тысячи. Отобрав из них мастеров и узких специалистов, а именно: каменщиков, кузнецов, металлургов, ювелиров, гончаров, кожевников и других, а также несколько лекарей, стеклодувов и алхимика я отправил их на ладьи, остальным, кто хочет осесть на земле и работать, предложил двигаться в Рязань, спросить князя Андрея Федорова. На первое время придется потесниться в бараках, а после тем, кто хорошо работает, будет построена изба, выдан конь и корова, да и орудия для обработки земли выделю. Все, кому некуда было идти, так как татары сожгли деревню и убили всех родных, согласились идти в мое поместье.
Я приказал своему сотнику Василию собрать со всей округи телеги и лошадей для доставки освобожденных русских в Рязань, а также накормить и обустроить их, подготовить запасы продовольствия и корма для лошадей и завтра с утра выступить. Сотня идет в охранение каравана бывших рабов, кто может из них держать оружиевооружить, благо оружия было много.