А я и не говорила, что меня привили там.
Она подвигала крохотную салфетку, поставила бутылку воды и отвернулась к окну, подложив кулак под щеку. В вырезе блузы закрулилась грудь.
Ясно, сказал Искин, совершенно не представляя, что делать дальше.
К девяти ему надо было в Альтшауэр-клиник, его ждали Берштайн и семьдесят пять марок за месяц практики.
Он сел на кровать и принялся расстегивать рубашку.
Солнце дышало в окно. Снизу послышалось нарастающее ворчание двигателя, затем затухающеевидимо, проехал крафтваген.
Стеф повернула голову.
Дурацкая рубашка, сказала она.
Возможно, Искин бросил рубашку на подушку и, наклонившись, вытянул чемодан.
Вы помните, что обещали меня покормить?
Включи пока плитку. Она долго нагревается.
А что будем есть?
Беженцам дают в основном пайки от Ассоциации борьбы с голодом. Это порошковые супы и каши, поэтому я и говорил про воду. Надо обязательно иметь сколько-то воды.
Искин достал светло-синюю рубашку с коротким рукавом.
Да, эта лучше, оценила Стеф. А у вас есть кастрюля или миска? Или вы совсем бедный-бедный доктор?
Посмотри в шкафу. Вся посуда там.
Оригинально. Да вы чудик!
Створка шкафа хлопнула, приоткрыв коричневое нутро, разделенное ребрами полок.
Ф-фу!
Стеф отпрянула, зажимая нос. Затем с отвращением вытянула из шкафа ковшик с длинной ручкой.
Это какая-то пропитка, сказал Искин. Пока шкаф закрыт, запаха не чувствуется. А на свету, видимо, начинают испаряться летучие соединения.
Ха! Там просто что-то сдохло.
Нет. Можешь проверить.
Вот еще!
Стеф закрыла створку и для верности надавила на нее плечом. Через секунду ковшик звонко брякнул дном о плитку.
Искин наклонился снова, одновременно пряча чемодан и доставая из коробки, привязанной к боковине изнутри, брикет порошковой рисовой каши. На этикетке было написано: «Рисовый концентрат господина Пфальца, Dimbrolle-Pfallz GdPAu». С другой стороны значилось: «Смешать с водой в пропорции 1 к 1 и разогревать на огне 10 минут».
Лови.
Искин бросил брикет Стеф. Он постарался подкинуть его так, чтобы тот попал прямо девчонке в руки, но концентрат все же упал на пол.
М-да.
Я не ожидала вообще-то, сказала Стеф, нагибаясь за брикетом. Ого, такой на рынке стоит три с половиной марки.
Зарегистрируешься в санитарной службе, каждый месяц будешь получать по десять таких.
Ага, буду, меня тут же вышлют!
Сейчас не высылают. Было несколько трагических инцидентов, после которых эту практику прекратили. В конце прошлого года Европейская Лига выпустила закрытый циркуляр, предписывающий расселять беженцев из Фольдланда по соседним странам с выплатой компенсации принимающей стороне.
Ну, не знаю. А как варить ваш брикет?
Залить водой и ждать. Но после завтрака ты идешь по своим делам.
Слушаюсь, господин доктор! шутливо отдала честь Стеф.
Лучше господин Искин.
Застегнув пропущенную пуговицу под горлом, Искин поднялся, убрал в шкаф биопак и сел за стол. Стеф, повернувшись спиной, заливала вскрытый концентрат бутылочной водой. Концентрат пах мылом.
А хлеб у вас есть?
Нет. Я редко ем в номере.
Да, вы совсем не похожи на доктора. Вы, если честно, похожи на пациента какого-нибудь корректив- или арбайтс-лагеря. Худой и глазастый.
Увы, какой есть, сказал Искин, внутренне вздрогнув. Как ты себя чувствуешь?
Очень даже ничего.
Стеф заняла стул напротив.
Дай-ка руку, попросил Искин.
А хотите еще и сердце?
У девчонки была обворожительная улыбка. Какого дьявола она вышла на панель? подумалось Искину. Неужели среди беженцев у нее нет ни родных, ни знакомых?
Тем более, здесь, в разросшемся провинциальном городке, который лишь по недоразумению и несчастью, из-за прямой дороги к пограничному Скабину, стал центром распределения переселяемых лиц, ей даже на панели ничего не светило.
Разве что ранняя беременность.
Нет, сердца не надо, сказал Искин.
Жаль, вздохнула Стеф.
Грустной она тоже выглядела очаровательно.
Искин обозвал себя старым извращенцем. Куда я качусь? Он перевернул руку девчонки ладонью вверх, нащупал пульс на запястье. Это была исключительно формальная процедура, но она позволяла снять данные с помощью юнитов.
Ай!
Стеф дернулась, но Искин удержал руку.
Что такое?
Вы бьетесь электричеством!
Наверное, накопил заряд, шаркая носками по полу. Так, он сделал сосредоточенное лицо, стараясь не нырять глазами в соблазнительный вырез, сердечный ритм хороший, ровный.
Я здорова, как слон, сказала Стеф.
Возможно. Тебе бы провериться в клинике. Колонию я вывел, теперь можно.
А оно мне надо?
Искин прищурился.
Кто будет ценить тебя, если ты сама себя не ценишь?
Пф-ф! Вы что ли себя цените?
Стеф освободила руку и вернулась к плите. Несколько секунд вилка глухо звякала о стенки ковша, мешая концентрат.
М-да, с огорчением подумал Искин, у меня не получается воспитывать. Видимо, я не совсем уверен в том, что говорю. Или говорю глупые, затасканные истины, которых давно уже никто не хочет слышать.
У меня другая история, но я себя ценю, сказал он.
Доктора не живут в общежитиях.
Девчонка сказала это с такой уверенностью, что Искин рассмеялся.
Где придется, там и живут. Кроме того, я не совсем доктор. Я, скорее, имею большее отношение к юнит-индустрии. И плитку уже можно выключить.
Хорошо.
Стеф повернула ручку и посмотрела на него.
Что? спросил Искин.
Тарелки-то у вас есть?
Да.
Только не говорите, что в шкафу!
Нет, не скажу.
Искин сделал три шага и присел у кровати перед полкой. Упаковка бумажных одноразовых тарелок на полке была не вскрыта. Он вытянул ее из-под бумаг. Стеф, ожидая, пока он разорвет целлофан и выковыряет две круглые, слегка отформованные картонки, держала ковшик на весу.
По тарелочной окружности были вытиснены слова «Целлюлозная фабрика Франца Бюхеля желает вам приятного аппетита!».
Словно предлагала жрать произведенный картон.
А ложки?
Ах, да!
Искин задержал дыхание и теперь уже нырнул в шкаф. Большая ложка, маленькая
Ф-у-у!
Он вынырнул, зажимая добытое в кулаке. Как старатель или, пожалуй, золотарь.
Они грязные? спросила Стеф.
Не знаю, Искин поискал глазами, чем бы протереть щербатую сталь. Не нашел. Вроде бы чистые.
Тогда я буду вилкой.
Рисовая каша повалилась в тарелки комковатой пастой. Собственно, о наличии отдельных рисин речи даже не шло. Концентрат. Монолит. Серый бетон.
Вам хватит? спросила Стеф.
Да, даже много.
Ха!
Какое-то время они молча рассматривали кашу.
Мыльным запахом она уже не пахла. Стеф выскребла подгоревшие остатки, и они легли причудливой коричневой стружкой.
Искин осторожно ковырнул свою порцию маленькой, очищенной о брючную ткань ложкой.
Концентрат он еще никогда не ел, держал про запас. Но, бывало, ел кое-что и похуже, вспоминать о чем не хотелось.
И вотпредложение вернуться в прежние времена.
Боитесь?
Стеф набрала полный рот каши. Глаза ее засветились от удовольствия.
Так вкусно? спросил Искин.
Девчонка кивнула.
Ну, не знаю.
Искин попробовал.
Нет, оказалось не то чтобы хорошо, но вполне сносно. Господин Пфальц знал толк в производстве концентратов. Правда, каша липла к небу и не хотела проваливаться в пищевод. Усилие, Лем, усилие!
Искин сглотнул.
Правда же, супер? спросила Стеф.
Теперь она откромсала большой кусок и, наколов на вилку, покусывала его, как мороженое на палочке.
Есть можно, сказал Искин.
А знаете, чего не хватает?
Соли?
Нет. Варенья! Вишневого или малинового. Чтобы можно было полить. Тогда вообще чума. У нас был маленький садик, давно, лет десять назад. Когда еще не было Ну, когда Фольдланд не хотел быть Фольдландом на полмира
Искин отставил тарелку.
Так где ты подцепила юнитов?
Он постарался выглядеть строгим. Девчонка улыбнулась.
Вам не идет.
Что мне не идет? растерялся Искин.