Не то.
Искин захлопнул окно.
Как там кофе?
Сейчас будет.
Баль поднялся. Искин, словно часовой на посту, сменил его у кровати. Красная полоса протянулась от окна на треть стены. Светало.
Баль заколдовал у плиты. Стукнула чашка.
Посидишь полчаса внизу? попросил приятеля Искин.
Спина Баля напряглась. Ложка, полная сахарозаменителя, повисла в воздухе.
Я могу и здесь.
Я хочу кое-что попробовать, сказал Искин, но эта вещь, знаешь, не для чужих глаз. Она немного противозаконная.
Я могу в коридоре, сказал Баль.
Ш-ш-шпосыпался сахарозаменитель.
Внизу.
Это что, вещь из твоего прошлого?
В том числе и поэтому.
Кофе, Баль поставил чашку на тумбу впритык к выпитой. Ты постарайся, Лем, пожалуйста.
Он снял с вешалки тонкую куртку, позвенел чем-то в карманах и вышел в коридор. Искин, подождав несколько секунд, подступил к двери и щелкнул замком. Он, конечно, подставляется, но ладно, к дьяволу. Пусть будут технологии майд ин Фольдланд. Страшные, запретные, тайные. В сущности, правда ведь. Ди меншлихе фабрик ин Киле.
А рядом Шмиц-Эрхаузен, милый, пасторального вида концентрационный лагерь.
Опрокинув в себя кофе, Искин сел, достал ловушку, потряс ею, как отец в детстве тряс перед ним жестяной баночкой с монпансье.
Мертвые юниты звенели едва слышно.
Попробуем на совместимость? Другого все равно ничего не остается. Отросток заклинило, восстановиться структура не сможет, накопители он раздавил и вообще почистил хорошо. Брать вещества из клеток юниты вряд ли обучены. Впрочем, встроенные в нейронные цепочки, жить они будут долго.
Выход?
Искин вскрыл ловушку и высыпал серую пыль на поверхность тумбы. Пальцем придал сходство с горкой с мини-кратером на вершине.
Выход в том, чтобы передать им прямой импульс. Или, если получится расшифровать коды, забрать к себе в семью. Да, да, в папочку. Но это маловероятно. Юниты в носителяхмаленькие автономные государства с периодически сменяемыми паролями доступа. Кажется, у Берлефа из «Научной практики» была мысль сделать их управляемыми из одного центра, но обнаружилось, что сигнал должен быть чудовищной силы, к тому же возникала проблема помех и обратной связи. Не ясно было и то, как будут реагировать юниты разных модификаций.
На заседании высокой комиссии при Рудольфе Кинбауэре было решено сделать программирование носителя индивидуальным, а вот разовую активацию производить посредством коротких передач по радиоволнам или волнам высокой частоты.
М-да
Искин обмакнул мизинец в остатки кофе и, капнув в ямку, приложил ладонь. Коже сделалось щекотно.
Не сахароза, фруктоза, но маленьким мерзавцам почти все равно.
Досчитав до десяти, он отнял ладонь и не без некого трепета обнаружил под ней пустоту, ровную, крашеную горизонталь. Вот сорванцы!
А старичок «Моллер» пусть полежит в сторонке.
Искин напрягся, и объемная схема ясно выстроилась у него в голове. Ключица, клювовидно-ключичная связка
Ноготь указательного пальца заострился, вспенился серым на кромке.
Закрыв глаза, он осторожно прижал его над грудью девчонки. Схема укрупнилась, поймала в фокус ключичный участок, нацелилась на проникший внутрь верткий, гибкий волосок.
Мягко, потихоньку
Юниты надстраивали цепочку, используя останки колонизаторов, и неумолимо двигались к отростку. В один момент усик заскользил было в сторону, к легкому, к артериальной ветви, но Искин подавил самоуправство.
Не отвлекаемся!
Стыковка прошла гладко, и часть юнитов, прилипая, тут же поползла выше. Отросток не отреагировал на соединение, и слабые электрические команды не заставили его ожить. Собственно, не очень-то и хотелось. Вернее, хотелось, но если не достучаться
Искин, посчитав, что проглоченные юниты уже разобраны, мысленно сформировал запрос о версии и спецификации, кодировал его в нескольких разных форматах и послал по цепочке как тест сбойного участка.
Ответ пришел неожиданно оперативно.
Среди мусора случайных символов и массивов чисел и текста перед веками всплыла короткая строка: «SuA/f.06.153.m.KF». Первые три буквы означали: Sabotage und Alarm. Маленькую «f» следовало читать как «frau». Далее шел тип унификации и версия юнитов, наличие вложенных модификаторов и место производства.
KF. Kiele-Fabrik.
Иногда в названии прибавляли «m». Человеческая. Меншлихе.
Ни жарко, ни холодно. Но Искин все же усмехнулся, и память на мгновение услужливо вернула его в облицованное розовыми кафельными плитками помещение, уложила в койку с громоздкими ящиками аппаратуры в изголовье, пристегнула и наполнила свод черепа вибрацией, идущей от штамповочных автоматов за стенкой.
Тох-тох-тох-тох. Пауза. И сноватох-тох-тох-тох.
Тьфу! Пришло не спросясь. Искин мотнул головой и сосредоточился. Раз у нас некая квази-мертвечина, мы ее, конечно, сковырнем. Пожертвуем несколькими десятками нейронов и будем надеяться, что они восстановятся. А куда деваться?
Плохо, что импульс сильный не дать. Было бы оборудование
Впрочем, подумал Искин, вряд ли здесь решились бы на такую операцию. Скорее всего, от греха подальше отвезли девочку в какой-нибудь закрытый институт. Даже не потому, что операция сложная. Не сложная при хорошем навыке. Но с этими программируемыми юнитами все теперь дуют на воду. Как бы чего
Памятна Сальская область, когда все ее население в тридцать восемь тысяч человек вдруг единодушно решило присоединиться к Фольдланду.
А тот с распростертыми объятиями принял. Волеизъявление народа, господа! Фольдланд никогда не выступал против народа! И мы никому не советуем делать это. Сальская область издавна известна своими родственными и деловыми связями с округом Оберпфальц земли Баренц, поэтому, руководствуясь государственными, гуманитарными и, в первую очередь, демократическими принципами, федеральный канцлер не может отказать и всемерно приветствует этот чистосердечный порыв
Жертв было всего четыре. Три оставшихся безымянными пограничника, неожиданно прибывшие на пропускной пункт по переводу из Кельдице, и глава отдела службы безопасности области полковник Иосип Карпчек, который застрелился в собственном кабинете.
Кстати
Искин, уже готовившийся дать импульс, задумался. Может, все же ничего не трогать? Сколько лет прошло? Шесть. Юниты, получается, редкий хлам. На нем, помнится, вразнобой испытывали сто десятые и сто двадцатые версии. А тутсто пятьдесят третья. В Киле должны были добраться до сто пятидесятой версии где-то за год. Кинбауэр тогда взял жуткий темп. Значит, что мы имеем? Правильно, какое-то старое, издыхающее дерьмо, наверняка накопившее в массивах мусора и некорректных срабатываний.
Интересно, где девчонка их подхватила? Не триппер все-таки.
И тогда, похоже, он не соврал Балю насчет того, что юниты через определенный промежуток времени могут запустить программу повторного развития.
Девиз Кинбауэра был: «Автономизация и многократное дублирование».
Это уже после его непонятной смерти (утонул в ванной), возобладал принцип специализации и исходной массы.
Что ж Поехали!
Искин скрипнул зубами, ощущая, как проникает в кости предплечья холод разряжающегося импульса.
Ух. Электрическая волна ушла по выстроенному мостику. Пальцы отнялись. Ноль, один, два Девчонка неожиданно вздрогнула и открыла глаза. С одной стороны, это было хорошо. Это означало, что юниты в продолговатом мозге утратили регуляторные функции. Плохо было другое.
Дьявол!
Секунду они смотрели друг на друга. Только не кричи, мысленно взмолился Искин.
Ядруг, сказал он.
Девчонка кивнула и в следующий момент двинула ему коленом в диафрагму. Удар получился сильный и точный. Искин потерял дыхание и, потянув за собой биопак, грохнулся на пол. Плямкнули вакуумные присоски. Сквозь облако черных и зеленых мушек Искин разглядел, что пациентка шустро скатилась с кровати в противоположную сторону, определив ее естественным барьером.
Какая м молодец.
Вы кто?
Голова ее показалась над взбитым одеялом. Искин посипел и кое-как смог ответить:
До доктор.
Друг Бальтазара?
Кого?
Бальтазара.
Искин зашевелился, напоминая самому себе перевернутого жука, и сел. По конечностям растекалась ватная слабость.