В голосе нескрываемое ехидство, но доброжелательное вполне, только чуть отстранённое. Служебное такое.
Заулыбался в ответ, и по дороге к причалу начал разговор на идише вперемешку с одесским. У дядюшки только бровь такраз! И вверх. Чуть-чуть.
Поддержал разговор, и вроде как и ничего такого, но сразубудто признал. Шаги свои аистиные чуть придержал, голову чуть ко мне довернул.
« Язык как маркер свой-чужой».
А? Из подсознания с некоторым запозданием вылезли объяснялки.
Такой себе разговор, што вроде и ни о чём, если со стороны, но легенда проговаривается. Штоб если вдруг што, то не потеряюсь при вопросах о дядюшке. Не так штобы и нужно для перевозчика, но внушает! Серьёзный подход.
За разговорами и дошли потихонечку до фелюки, стоящей у причала. На палубе такой же кадыкастый хлопочет, один в один дядя Хаим, только што моложе разика в два.
Моше, коротко представился он, деловито сморкнувшись за борт, и больше не обращая на меня никакого внимания.
Ахарай, да? поинтересовался я, понаблюдав за плавными, тигриными движениями отца и сына. Не простые морячки, ох и непростые
Хм, дядя Хаим с интересом глянул на меня, не прекращая работать с парусами.
И это тоже, сказал он после долгого молчания, выведя наконец судно в открытое море, и это тоже
Он замолк надолго, погрузившись в какие-то свои мысли. Несколько раз только поглядел на меня с прищуром, и молчанка. Потом снова разговорились, но так себе, ни о чём на одесском вперемешку с идишем.
Моше в основном отмалчивался, отвечая иногда односложно на вопросы отца. Такой себе молчун с нехорошим прищуром, от которого хочется держаться подальше.
Причалили две суток спустя, ранним утром, неподалёку от Галатского моста, у рыбного рынка Каракёй. Помог временной родне пришвартовать фелюку, и с превеликим облегчением ступил-таки на берег, щурясь воспалёнными глазами.
Ветер, солнце впополаме с водными бликами, солёные брызги, да бессонная ночьвот и результат! И морда лица обгоревшая, хотя казалось бы, успел загореть. А оказалось, што только казалось.
Такое себе удовольствие, сильно ниже среднего. Ох и солон хлеб у рыбаков!
Пока я промаргивался и тянулся, дядя Хаим успел выпрыгнуть на берег и сговориться с продавцами.
Шевелись племянничек! Подпихнул он меня, передавая корзину с рыбой, Шустрей!
Ну я и зашустрил, тягая корзины с рыбой до прилавка. Нервенно, страсть! Всё время ожидаю подвохаот дядюшки этого чортова, от турок враги ведь исконные!
А потом дядя Фима подошёл, и у меня такое облегчение, што словами и не передать! Сразу дядя Хаим нормальным мужиком показался, сын его обычным молчуном, а турки А што турки? Такие же люди, только в фесках.
Дядя Фима заторговался за рыбу, а потом и за меня, как носильщика. И таки заэксплуатировал! По дороге я головой обвертелся. Интересно, страсть! Другая страна, и даже немножечкодругой мир.
Но пока шли, корзина становилась всё тяжелее, и к району Хаскёя подошёл уже не я, а натуральный орангутанг с лапищами ниже колен.
Читывал, пользуясь отсутствием прохожих вблизи, делюсь впечатлениями с дядей Фимой, шо труд сделал из обезьяны человека. Но сдаётся мине, шо ещё немножечко такого труда, и немножечко деградирую взад, в обезьяну!
Немножечко-таки подожди деградировать, попросил Бляйшман серьёзно, мине тибе помогать нельзя, потому как удивление и репутация. Такое сперва запомнят, а потом и попомнят. Оно нам надо?
Однако, вылезло из меня чуть вскоре, Маалем? Мине пора протирать глаза, или уже можно радоваться за вас?
Когда будет можно, я таки скажу, рассеянно отозвался тот, и это будет уже почти скоро! А вот теперь можно! разрешил он несколько сотен метров спустя, открывая двери дома, Эстер! Золотце! Встречай племянника! Только не спеши обнимать его с разбегу, да и без тоже, он таки после моря и рыбы!
Парой часов позже, вымытый до скрипа, переодетый в чистое, едва успев перепрятать пистолет, и буквально нафаршированный едой, я выложил тёте Эстер все новости за Одессу. Они вроде как и без меня да, но видноскучает женщина за город.
Ну и такодно дело услышать, кто там и што у бывших соседей, и другоеобсудить с человеком, который рядышком живёт и понимает такие себе нюансы.
Ты спать до завтра, или как? осведомился дядя Фима, глядючи на зевающего меня.
К я глянул на часы, трём часам пополудни разбудить. Самое то, штобы выспаться, но не переспать.
Пожилая усатая служанка проводила меня в небольшую спаленку, по-восточному пышную и поразительно безвкусно обставленную. А! Перина мягкая, клопов нет, а остальноевкусовщина! Спа-ать
Пять минут четвёртого меня безжалостно растолкали через служанку, подали кофе и умыться, да напомнили дорогу в нужник.
В здравом уме и ясной памяти, чуть зевая, кивнул я дяде Фиме, поджидающему меня в кабинете.
Отчёт, он положил на стол небольшую папку, и освободил место, отсев сбоку, мы всё-таки компаньоны, и ты должен понимать, откуда и как мы добываем средства по твоей идее. Без подробностей, разумеется!
Бумаги написаны именно што для дилетанта. Никаких имён и всего такого, а простоорганизации, к которым они применили метод, насколько он там вообще применим, иденьги вообще, ну и моя доля в частности.
Полистал с умным видом, не ленясь задавать вопросы. Общее понимание ситуации появилось, а по части правдоподобности всё равно не проверить.
Врёт? Я глянул на дядю Фиму, в его лучащиеся честностью глаза, широко распахнутые, почти не мигающие. На лицо праведного человека. На руки, лежащие на коленях ладонями вверх и всю такую открытую-преоткрытую позу.
Безусловно! Но непохоже, што больше чем в два раза.
Дядя Фима! Я не жадный! Но заглядывая вдаль, так скажу: зачем мне это? трясу пачкой бумаг, Настоящие давай!
Бляйшман пожевал губами, потом хмыкнулнеожиданно весело и дружелюбно.
Ты таки точно из наших! убеждённо сказал он, на што я только пожал плечами.
Вот пару часов спустя я отодвинул бумаги и прекратил расспросы, теперь похоже на правду. Деньги
Вопрос подвис в воздухе.
будут на твоём счету уже завтра, лучась гордостью, ответил он.
Ты таки не обижаешься? поинтересовался он, приобняв меня за плечи и ведя к столовой.
За што? Ничего личного, только бизнес! Но! я остановился, ткнув пальцем в упругое пузо, Мине не нравится тратить нервы и время на такие глупости!
Есть, шевелю пальцами, схемы Интересные! Но, дядя Фима! Утромденьги, а вечеромсхемы!
Бляйшман часто заморгал, и неожиданно вытащил носовой платок, трубно высморкавшись.
Эстер! Золотце! сияя с видом отца, узревшего аттестат зрелости отпрыска, с приложенной к нему золотой медалью, Наш Шломо стал таки совсем взрослым! Он таки понял за деньги, и не постеснялся спорить!
Седьмая глава
Шалом алейхем, поприветствовал я Бляйшманов, заходя в большую столовую, по-восточному пышную и несколько аляпистую, с богато накрытым столом, О! Я таки понимаю, шо вижу перед собой своего кузена Ёсю? Ни разу не виденного, но заочно горячо любимого?!
А ты не верил, непонятно сказал дядя Фима сынуле, алейхем шалом!
Алейхем шалом, почти синхронно выдохнули Эстер и Иосиф, тяжеловесно пристраивая грузные телеса на свои места.
Ёся Бляйшман оказался несколько рыхловатым и ни разу не атлетичным, но довольно таки рослым молодым парнем, обрастающим неровной, несколько облезлой юношеской бородкой. Близоруко щурившийся и сутулившийся, он глядел на меня сквозь пенсне вполне себе доброжелательно, и если мине таки не показалось, то с лёгким таким оттенком весёлого удивления.
Мине говорили за твой университет, сказав большое да всем блюдам, начал я светскую беседу, как и полагается человеку вежественному, а тем более угощаемому, Есть таки чем поделиться по этому интересному поводу? Поменялось отношение профессуры и однокурсников за героического, но нелюбимого властями папеле?
Профессура как была, так и да, отозвался Ёся в тон, а среди некоторых однокурсников я внезапно стал чуточку популярен за героический образ папеле. Ну а среди других как бы и тоже да, но в совсем ином роде. И такая себе политическая буря в стакане вокруг мине началась, шо я подумалнадо оно мине или нет? И решил, шо таки нет!