Потому как оно может и интересно, и даже немножечко гордо о таком рассказывать, но сильно потом! он чуточку виновато пожал плечами, как бы смиряясь со своей ни разу не геройской сущностью, А страдать за што-то там здесь и сейчас ни разу не интересно.
Была возможность пострадать, или таки ой на всякий случай? осведомился я, накладывая вкусное через немогу. Но буду!
Таки да! Одним я был интересен в образе бледного видом страдальца, за которого можно обличать и клеймить власти. Другие хотели видеть мине ровно там же, но с совсем иными целями, назидательно-воспитательными для других. И шо характерно, оба два с редкостным единодушием подпихивали мине на алтарь свободы и назидательности.
Так што, он весело развёл большими, пухлыми руками, я таки сильно подумал, а потом подумал ещё раз, и решил, шо мине это сильно неинтересно.
Ёся откровенно забавляется, перейдя на одесско-идишский суржик. Когда ему надо, то русский говор у него становится отменно чистым, и даже без никакой картавости. Такой себе отчётливый петербургский слог, потомственный при том.
И насколько нет?
Настолько, шо я буду учиться в лондонском университете. Я пока здесь, но документы уже там.
Голова! восхитился я, Такие связи, это всем связям да! Через папеле с Одессой и всем югом, а чуть теперь и со Стамбулом. А через себя с Петербургом и Лондоном! Есть за што радоваться!
А ты точно не из наших? недоверчиво сощурился Ёся, поглядывая попеременно то на меня, то на папеле.
Из наших, но не ваших, если не говорить за вовсе уж далёких. За тех не поручусь. Все люди братья! и после короткой паузы озвучил ещё и выданное подсознанием, Все бабысёстры! Дядя Фима заржал самым неприличным образом, Ёся только фыркнул на столь грубый юмор. Тётя Эстер попыталась было обидеться, но тоже засмеялась визгливо.
« Толерантностью и феминизмом пока не пахнет!» озвучило подсознание, снова заткнувшись.
Ну и дальше так продолжилис одессизмами и ёрничаньем через всё подряд. Мнепочему бы и не да, ну и немножечко обезьянничанье. А Бляйшманамностальгия и глоток родного воздуха.
Да! вспомнилось за недавнее, Мине показалось, или временный как бы дядя Хаим, несколько избыточен для роли перевозчика маленького мине? Пусть даже и мине с немножечко контрабандой.
За Тридцатидневную войну помнишь? погрустнел дядя Фима, Ну и вот!
Дефицит нееврейских кадров через турецкую нетерпимость и подозрительность к грекам?
Он самый. Мы такие себе, он весело покосился на сына, вполне себе интернационалисты! Местами.
Ага, закивал я, превращаясь в слух. По словам дяди Фимы, выходило так, что в контрабандисты может попасть не то штобы и каждый, но национальность препятствием не является. А самое оно для такого деларассыпанные по миру общины, более или менее замкнутые, в основном жиды, греки и армяне.
Удобно! Чужаки на виду, да и между размазанных по свету соплеменников налажено какое-никакое, но взаимодействие.
Но сложно! Интернациональность порой сбой даёт, да ещё какой!
межобщинные разногласия дядя Фима замолк ненадолго, морщась как от лимона, а! Мы там, взмах рукой, предположительно в сторону Одессы, привыкли видеть человека, а уже потом национальность.
Не до вовсе уж! поправился он, заметив мой скепсис, Но таки да! Человека! И еврейская община Одессы, она не то штобы однородна, но договориться между собой всегда могём и умеем! С другими обычно тоже, но это не всегда от нас. Да и среди наших, скажу тебе по маленькому секрету, такие себе поцы встречаются, шо тоска за народ встаёт и душит!
А эти! снова взмах, да экспрессивные ругательства на десятке языков, а послевиноватый взгляд на супругу, сощурившуюся этак многообещающе, Романиоты с сефардами вроде как и слились в одну общину, а вроде как и нет! Всплывают до сих пор разногласия, чуть не до плевков. Века! Породнились давно, а нет-нет, так и да!
Вот только представь! дядя Фима начал загибать пальцы, Сефарды и ашкеназы, это уже, да? Так вот хотя к ашкеназам чуть не всех европейских наших причисляют, это совсем даже и не так! Есть ещё галицийские и литваки, румынские евреи, польские, римские, романиоты!
А?! он потряс руками, И все как бы и да, но немножечко и нет! Свои чуть-чуть традицииединственно верные, как полагается. А среди них тожегруппки! Со своими уставами и интересами.
Сефарды, Бляйшман вошёл в раж, тоже вроде как европейские изначально, но отдельно. Обряды! И язык. Языки. А лахлухи курдистанские? Сирийские арабоязычные мустараби? Вавилонские, бухарские э! Шломо! Поверь мине, ещё долго перечислять можно!
И вот эти все он затряс руками, корча свирепые гримасы, и явно сдерживая ругательства (с опаской посматривая на супругу), все договориться между собой не могут! Внутри своих же, ты такое видел? Меж не совсем своих ещё хуже!
Это таки очень небезынтересно, осторожно прервал я поток красноречия, но давайте за вашу этнографическую интересность немножечко потом? Я таки за! Интересные беседы с умными людьми, да за вкусной едой, это таки да! Но потом.
А есть какая-то спешка? удивилась тётя Эстер, Погостил бы. Ёсик тебе Стамбул показал. Младший Бляйшман охотно кивнул, но я завиноватился плечами и лицом.
Церковь! То есть Синод и такое всё, ну и рассказал.
Ой вэй! запричитала тётя Эстер, играя не очень и натурально. Вот ведь, а? Поверить, што в такое не знали хотя бы через Лебензона? Вот не в этой жизни!
Но положено. Ей причитать, мине верить. Этикет!
Церковь ваша, ворчала она, пхая в мине дополнительные вкусности через отдувание и опаску лопнуть, всё не как у людей!
Золотце! глава семейства ласково погладил супругу по жирному плечу, Ну не всем же такое счастье?
Уже не тряся руками, дяди Фима коротко договорил за ситуацию с греками, о которых я за всеми этими семитскими этнографиями мал-мала начал подзабывать. В большой и запутанной жидовской общине Стамбула нашлись те, которые сильно верноподданные султану. Ну и выразили свои верноподданнические чувства брату Солнца и Луны, а заодно и немножечко фи грекам. Местами так даже и сильно за немножечко вышли.
В ответ обидочки, местамис погромами. Как водится, без особого разбора. Местные которые греки Стамбульские, те ситуацию более-менее, но и тозуб! А дальние которые, те и вовсе не знают, што здесь и как. Простообиделись, простопогромы.
Ну и пошли обидки в обе стороны.
А виной всемуособо двинутые из числа особо религиозных. Они, оказывается, и соплеменников только так, если те смеют хотя бы немножечко думать иначе!
Есть интерес к экскурсии по району? поинтересовался после завтрака Иосиф. С некоторым сомнением хлопаю себя по туго набитому животу, но киваю.
Только недалеко, предупреждаю я, штоб если вдруг да, то сразу назад.
Еле заметная улыбка в ответ, кивок, и вот мы уже на улице.
По возможности обезличенно, прошу его, мало ли, опознают! Как Егор я буду интересен просто за счёт имени, а как Шломо могу получить потом неприятности через Синод. Собеседником младший Бляйшман оказался интересным, но немножечко с завихрениями на тему еврейства. Экскурсия по району перемежалась размышлениями о особой роли еврейства, БУНДе и сионизме.
Как ни перебивал я его на тему историчности и архитектуры, Ёся неизменно сбивался на политику и еврейство. Не без удивления я понял, што младший Бляйшман страдает от редкой среди жидов болезнипрозелитизма. И несмотря на весь ум или всё-такиобразование? Он таки шлемазл!
Всё удовольствие от прогулкимимо. А главное, за кого он меня принимает? С такими-то лекциями?
После обеда принесли телеграмму от дяди Гиляя. То есть формальнонет, но такда! Как и положено всякому уважающему себя репортёру, у опекуна предостаточно доверенных людей. Пробежал глазами имя, оговорённые заранее одноразовые условные знаки, и наконецтекст. « Деньги поступили. Куда влез на этот раз?»
Долго думал над ответом, но всё такое придумывалось, што либо телеграмме не доверишь, либо всё равно непонятно. А дядя Гиляй приедет в любом случае.