Я с сожалением отложил и наполовину не опустевший шампур, решив не рисковать. Может это просто желудок отвык от тяжёлой пищи. А может, и нельзя при моей хвори вообще жареное мясо употреблять. В отличие от меня, Мишка жадно проглотил вторую порцию, и потянулся за третьей. Правда скорость работы челюстями и у него несколько упала. В итоге он осилил около трети приготовленного шашлыка. И куда только в него поместилось всё?
Мой живот постепенно перестал меня беспокоить, но рисковать я не стал, хоть аппетит и требовал продолжения банкета. Обманув его проверенным хлебом с отваром собранной здесь же душицы, я лениво шевелил угли длинной веточкой. Мишка дремал, устроившись прямо на земле, и прислонившись спиною к берёзовому бревну. Внезапно пацан встрепенулся:
Слышишь? еле различимым шёпотом спросил меня. Я прислушался, встревоженный его необычным поведением.
Не-а.
Тс-с! А сейчас?
Я вновь попытался различить то, что так насторожило приятеля, но в наползающей серости сумерек, казалось, даже листья перестали шелестеть. От этой таинственность и Мишкиной настороженности даже мороз пробежался от макушки до пяток. Отчего-то стало жутковато. Мишка застыл, напряжённо вслушиваясь и вглядываясь в глубину вечернего леса. Наконец и я начал различать в тишине мерное похрустывание. Как будто кто-то крупный не спеша пробирался меж деревьев, постепенно приближаясь к нашей стоянке. И от этой тишины, нарушаемой неумолимо приближающимися хрум-хр-р-рум шагами, от призрачных чёрно-белых стволов, протянувших в полумраке к костру корявые ручья-сучья, стало ещё страшнее.
Медведь что ли? еле слышно спросил я.
Хуже. Мишка отрицательно помотал головой. Человек.
Я в панике нащупал заточку, с которой теперь не расставался, сжал её в кулаке, и замер, как и Мишка, вслушиваясь во всё более явственную поступь. Когда, казалось, что таинственный пришелец приблизился к нам уже совсем близко, шаги стихли. Но я, как не старался, так и не смог разглядеть в сгустившихся сумерках никакого силуэта. Я уже хотел было окликнуть визитёра, кто бы он ни был. Как вдруг крупный уголёк, уже подёрнутый пепельной порошью, затрещал, заискрил, рассыпаясь на части. И тут же занялась, вспыхнула нестерпимо ярким пламенем ветка пересушенной хвои, непонятно каким образом пощажённая прогоревшим костром.
Незнакомец как будто этого и ждал. Сделав несколько заключительных шагов, в мятущийся свет костра вступил крепкий на вид мужчина в лаптях, тёплых портках, и, не смотря на лето, в тулупе поверх подпоясанной рубахи. Для полного комплекта только мехового треуха не хватало.
Вечор добрый, путники! пробасил он, немного разряжая обстановку. А я смотрюкого енто в наши леса занесло?
И вам не хворать, постарался без дрожи в голосе ответить я. Присаживайтесь с нами, обогрейтесь.
Нелепое предложение, учитывая экипировку пришельца. Но, тем не менее, он согласно кивнул, и присел на корточки, вытянув руки к кострищу. Я пригляделся к нему внимательнее. Да это ж дед! Лет семьдесят, не меньше. А массивной его фигура показалась из-за тулупа. Да и низкий голос добавил впечатлений. А такседая шевелюра, множество мелких морщинок, покрывающих лицо, шею, руки. Хитрый прищур глаз.
Напугал я вас, молодёжь? спросил дед.
Есть маленько, согласился я, стыдливо пряча под одежду своё грозное оружие, а свободной рукой подкидывая в костёр мелкий сухой хворост. Огонь принял подношение, и полянка озарилась шустрыми отблесками. Перекусить с дороги не желаете? в надежде сгладить неловкость, я протянул старику прутик с ещё не остывшим мясом.
Отчего ж не перекусить, раз угощают, согласился он, и впился удивительно здоровыми, не смотря на возраст и уровень стоматологии в восемнадцатом веке, зубами в предложенное угощение. Тока не пойму я, чевой-то ты меня "на вы" кличешь. Я, чай не царь-амператор. Да и один пришёл.
Да так, от неожиданности.
А ну тогда ладно, кличь, дед утёр рот рукавом. А чёй-то вы в лесу хоронитесь, как тати какие? Не беглые часом?
Не у нас и бумаги есть, я покосился на подозрительно молчаливого Мишку. Предъявить?
На кой ляд мне ваши бумаги? Я так спросил. А жаркое доброе, резюмировал дед после третьего куска. Под такое и хлебнуть не грех.
Он достал откуда-то флягу, судя по всему глиняную, и, вытянув зубами пробку, приложился к содержимому. Сделав несколько смачных глотков, гость оторвался от питья и удовлетворённо крякнул. После чего обтёр ладонью горлышко и протянул мне:
На-ко и тебе в ответ, угостись! я с сомнением принял сосуд. Не боись, пей! Нет на мне заразы.
Да я и не боюсь, на самом деле мысль о том, что могу чем-то заразиться, даже не пришла мне в голову. Дело в том, что я сам болею. Оспа. Коровья. Как бы вам потом не заразиться.
Да ну-ть, дед пренебрежительно поморщился. В мои годы не того бояться надо. Ты хлебни, давай, не стесняйся.
Я всё же с подозрением понюхал содержимое. Пахло на удивление приятно. Ни спирта, ни сивухи не чувствовалось. Старик с интересом наблюдал за моими манипуляциями. Боясь обидеть нашего гостя, я осторожно отхлебнул маленький глоток. Приятный ягодный вкус, чуть разбавленный мятой. Кажется, совсем без алкоголя. По крайней мере, пиво я пару раз попробовал, так что знаю, что это такое. Осмелев, я сделал ещё несколько глотков. Наливка мягко провалилась в живот, вызвав по пути волну уютного тепла. Всё же не простой компот у деда во фляге. Угли запылали как-то ярче, зато тени сузились, обступив нас загадочным ночным хороводом. Захотелось спать. Я поблагодарил за угощение, протянув флягу хозяину.
Не за что благодарить-то. Вы ж меня пригрели, да ужином угостили.
Дед убрал флягу, после чего его внимание переключилось на Мишку. Тот так и не вступил в беседу, да и вообще старался не отсвечивать.
Ты-то чаво молчишь? Али девица красная на смотринах? дед с хитринкой посмотрел на пацана.
Не-нет, коротко ответил обычно многословный малец.
Ну, на нет, как говорят, и суда нет. Дед не стал провоцировать Мишку на дальнейший разговор.
Помолчали, глядя на постепенно багровеющие, остывающие в кострище алые сгустки. Но уже буквально через пару минут старик широко потянулся, хрустнув костями.
Ладно-ть. Засиделся я с вами. А мне ещё до дому топать, он встал и поклонился нам в пояс. Благодарствую за тепло, да за угощение. Ну, пойду, пожалуй.
И вам спасибо, дедушка. Удачной дороги.
Мишка и здесь промолчал, отделавшись коротким, пусть и вежливым кивком. Наш гость повернулся, и, сделав пяток шагов, скрылся из виду в ночном лесу. Когда затихли его неспешные шаги, я обратился к Мишке:
Ты чего как истукан просидел? Неудобно же перед человеком. Он к нам с добром, а ты смотришь букой.
Не человек то был, ответил мальчишка таким голосом, что мне опять пришлось душу из пяток вызволять.
Брось! Как такне человек? А кто ж тогда?
Лесовой
Лесовой? Лесничий, что ли?
Не лесничий. Лесовой. Его кой-где ещё лешием кличут.
Леший?! мне стало смешно. Да и лёгкий хмель дедовой наливки помог справиться с дрожью. Брось, Миш! Какой леший? Их же не существует! И чего он, по-твоему, к нам припёрся? Тем более только сегодня, а не в первые дни?
Это он нам намекает, что засиделись в его лесу. Пора бы и честь знать.
Ну тебя, Мишка! То у тебя Юрас леса заговаривает, то сам леший в гости ходит. Не верю я.
Мишка укоризненно покачал головой, но спорить не стал. Вместо этого подбросил в костёр несколько толстых сучьев и предложил ложиться спать.
Я быстро прибрал остатки ужина и залез в шалаш. Пацан, который всегда предпочитал спать под противоположной стороной укрытия, на этот раз устроился чуть не у меня под боком. Вот трус-то! Однако в темноте шалаша и ко мне вернулись страхи и подозренияа вдруг и в правду?.. Да нетбред какой-то. Не бывает леших, и точка! А тут и поленья разгорелись, посылая отблески сквозь плотный лапник стен. Окончательно убедив себя, что нечисти не существует, я закрыл глаза, и поплыл на мягких волнах дрёмы, под парусом из дедовой наливки.
* * *
Ночь я, на удивление, продрых как младенец. Хоть переживаний вечером было не мало. То ли наливка сказалась, то ли устал вчера как собака за кулинарными упражнениями. А утро преподнесло неожиданный сюрприз. Я понял, что чувствую себя гораздо лучше. Нет, не то, чтобы "встал и побежал", да и формирующаяся оспина на ладони никуда не делась, но заметный скачок в выздоровлении всё же присутствовал. Мне даже удалось самостоятельно сходить за водой к истоку небольшого ручья, который находился метрах в ста пятидесяти от лагеря. Причём пришлось малость поблуждать. Мишка ещё спал, и я просто отправился в том направлении, куда обычно уходил он.