Улыбка расплывается на моём грязном лице, увешанном надувшимися кровью пиявками. Пацаны, мой экипаж!
В последнюю секунду бью себя по готовому заорать рту. Откуда им тут взяться?
Кабаны, кабаны, нападением сильны, фальшиво напевает тот, что говорит голосом Верзилы. Вот тут у тебя прокол, Спрутс. Верзила возненавидел «Кабанов» после скандала со сдачей матча и теперь болеет за «Мразей».
Умник не скребёт щёку пятерней, а деликатно чешет согнутым указательным пальцем. А Полоз никогда не балуется с оружием, щелкая предохранителем: давным-давно он отстрелил себе половину ступни.
Я отбрасываю бесполезный ножичек и хватаю корягу. Вскакиваю и луплю лже-Верзилу по спине: он ближе всех.
Хрен бы я вырубил настоящего Верзилу с одного удара.
Гибкий дублёр Полоза уходит от прямого в челюсть, бьёт прикладом под дых. Неплохо: воздух застревает в глотке, в глазах темнеет. Падаю на колени.
В лоб упирается холодный срез ствола.
Допрыгался, ушлёпок?
Я молчу. Мамина печень, Полоз ни за что не сделает такой ошибки: он выстрелит сразу. Только в дурацких сериалах тычут в противника стволом и ведут задушевные беседы. Почему? А вот почему.
Обхватываю ствол левой, правой в пах. Вскакиваю, берцем в колено, правой дёргаю приклад. Бластер у меня, а предохранитель уже снят игривыми пальцами покойника. Вспышка: парню вырывает половину живота. Жутко воняет горелым мясом.
Разношу на брызги валяющегося до сих пор дублёра Верзилы. Теперь третий.
Он и вправду похож.
Кэп, губы его дрожат, кэп, что ты наделал? Это же ребята Это я, Умник. Не стреляй, кэп.
Останавливаюсь. Не может быть.
Как зовут твою мать? Ну?
Только не стреляй.
Отвечай живо, ублюдок.
Моя мать Ирэн Ольга Якобс.
Вспышка. Голова исчезает, кровь из шейной артерии мгновенно запекается.
Хорошо, что Она не видит меня таким: с бешеными глазами, в брызгах дерьма и мозгов.
Ты дебил, Спрутс! кричу я. У жителей внешних станций нет матерей и отцов. ИОЯ это аббревиатура, «искусственно оплодотворённая яйцеклетка».
Спрутс недовольно сопит с небес.
Да кто вас разберёт, теплокровных. Последняя фигура. Официальное название «пулемётное гнездо», но мне больше нравится старое «бабушка в окошке». Удачи не желаю.
Я тебя тоже люблю, каракатица.
* * *
Грохочет без остановки. Отдельных выстрелов не разобрать: тысячи три в минуту, не меньше. Молодые осины толщиной в руку срезает, словно сухие былинки. Не знаю, что там за бабушка, но пулемётом она владеет отменно. В голове откуда-то всплывает странное: «Анка-пулемётчица».
Опять по-пластунски. Хороший пехотинец половину жизни ползает, уткнувшись мордой в грязь. А плохой приподнимается, чтобы оглядеться, на чём его жизнь и заканчивается.
Для последнего этапа скряга расщедрился: волоку музейную пороховую винтовку с оптикой. В магазине всего два патрона, но и на этом спасибо.
Всё, ближе не подползти. Последние кусты, прореженные бешеной пальбой, дальше голый склон. Там, на вершине, ящик с пятью миллионами монет. Но на пути изрыгающий беспрерывные очереди пулемёт. Патронный завод у него там, что ли?
Прикрываю глаза. Загоняю сердце на восемьдесят ударов. Выставляю на прицеле дистанцию и ветер.
Огонь из пламегасителя в окне бетонной коробки слепит, но я знаю: за ним фигура стрелка. Совсем рядом взлетают фонтанчики, песок бьёт в щёку, но меня уже не остановить. Прицеливаюсь. Палец нежно трогает спусковой крючок.
Я умею нежно, Она знает. Так, не отвлекаться. Возьму хабар и найду Её. Обязательно.
Перекрестье замирает на тёмном силуэте. Удар сердца, теперь есть секунда.
Внезапно пламя в амбразуре гаснет. Я вижу чётко, будто навели резкость.
Ласковая улыбка, лучики морщинок у глаз. Запах мёда и малины.
Тебе со сливками, внучек?
Моя бабушка.
Палец рвёт курок, и пуля уходит выше. Пулемёт мгновенно оживает, я едва успеваю перекатиться в сторону. То место, где я только что лежал, распарывает очередь, расшвыривая обломки веток и каменную крошку.
Ору проклятия хохочущему Спрутсу. Этого не может быть. От моей бабушки не осталось даже пепла. Все они мамы и папы, бабушки, смеющиеся зеленоглазые девчонки превратились в электромагнитную волну, в фотоны, в ничто.
И только изрытый кратерами мёртвый шар зачем-то бродит в мёртвом вакууме.
Смаргиваю никчемную влагу с глаз. Снова чувствую щекой прохладный приклад. Вот она, мишень. Пулемётный выстрел в последний миг выбивает винтовку из рук, расщеплённое ложе распарывает щепкой лоб.
Я снова перекатываюсь. Лежу на спине. Патронов нет. Сил нет. Моя Мечта не сбудется.
Пулемёт смолкает. И отчётливо, сухо щёлкает винтовка. Потом тишина: секунду, две, вечность.
Понимаю не сразу.
Ревёт голос Спрутса:
Да-да, на последнем этапе вам обоим досталась одна фигура. Диану повезло больше, он завалил пулемётчика. Но так как вы оба по странной случайности живы, вас ждёт бонус: личная схватка. Победителю и достанется ящик на вершине.
Встаю. Покачиваюсь: очень длинный день. Этот кальмар меня доконал.
Бреду по склону. Надо собраться: бью себя по щекам. Подпрыгиваю. Двойка, тройка, снова двойка. Хук, апперкот. Ничего, повоюем. Рогач здоров, но и я делан не пальцем, а совершенно другим устройством.
А вот и враг: метрах в пятидесяти, отстаёт. Его здорово потрепало: приволакивает ногу, обломок последнего рога торчит, словно пенёк сгнившего зуба. Как его взять, трёхметрового? Конечно, на нём не броня, но я понятия не имею, насколько прочны скафандры обитателей системы Дракона.
Оружие будет? кричу я Спрутсу.
Только природное. Зубы, клешни, щупальца.
И хвосты, заканчиваю я, толку-то, скафандр не разгрызёшь.
Точно, спохватывается мучитель, уравняем шансы.
Нервно оглядываюсь, ожидая подвоха. Небо разрывает гром: из-за леса вылетает файтер и стреляет всего дважды, но нам хватает.
Комбез пылает: бьюсь об заклад, что мой рекорд по скорости избавления от снаряжения не будет побит никогда.
Катаюсь по камням, сбивая огонь, одежда превращается в разодранные обгоревшие лохмотья. Отдираю от кожи прикипевшие обрывки ткани и остаюсь голым.
Рогач стоит неподвижно, нелепо раскинув клешни, и только голубые язычки пламени пробегают по тёмно-зелёной поверхности скафандра. Раздаётся треск, и чужак распадается надвое, поднимая обломками тучу пыли.
Ага, кричу я, спёкся!
Пыль оседает, и я вижу
Поднявшись из обломков скафандра уродливого жителя системы Дракона, ко мне идёт девушка, одетая
Скажем так: одетая очень легко.
Что пялишься, хам, кричит она, сейчас ответишь мне за угнанный плутоний!
Я стою, замерев.
Чёрные волосы, зелёные глаза.
Она протирает закопчённое лицо.
Одновременно:
Ты?!
Спрутс нервничает:
Э-э, чего встали? Игра не закончена.
Я хватаю её за руку и бегу вверх по склону. Остаётся совсем немного, когда она просит:
Не так быстро.
Я идиот. Её нога распорота и наспех смазана заживляющим гелем, но я не заметил: смотрел только в глаза.
Поднимаю её на руки. Несу.
Пополам, говорю я.
Э, не так резво. А компенсация за контейнер плутония?
Целую в губы.
Это аванс.
Ладно. Тогда вот тебе плата за доставку на ручках.
Она отвечает поцелуем чуть более долгим, чем позволяет ситуация. Опускаю её возле ящика.
По два с половиной миллиона неплохо, да?
Откидываю крышку. Замираю. Она смотрит на меня непонимающе. Заглядывает тоже.
Эй, каракатица! Что за идиотские шутки? Где приз?
Спрутс хохочет. Хохот всё громче и громче, и вот уже заполняет всё вокруг грохотом. Мелкие камешки дрожат и с шуршанием скатываются по склону.
Спасибо, детки. Развлекли старика. А вот и финал.
Рокочут роторы тяжёлого коптера имперской полиции. Жандармы выскакивают, окружают, берут на прицел. Наклоняюсь, ищу камень потяжелее. Она встаёт в боевую стойку. Мамина печень, я любуюсь, вместо того, чтобы драться.
Шипит парализатор. Последнее, что я вижу огромные зелёные глаза, пылающие болью.