Тычет иглой, берёт генетический материал. Таблетка Умника делает своё дело, андроид-таможенник произносит:
Эсмеральда Жудь, гоминид, сто двадцать пять лет. Неоплаченных штрафов и судебных запросов не имеется. Добро пожаловать на Мидас, мэм.
М-м-м, мычу я, не разжимая зубов.
Ну, Умник, отгребёшь у меня. Хоть бы предупредил, что я пожилая матрона. Всё-таки у гиков чувство юмора своеобразное.
Андроид включает функцию «доброжелательная улыбка, версия три», и зовёт следующего.
Меня перестаёт колотить, клетки приходят в норму. Если кому-то вздумается повторить анализ, я окажусь Максом Шадриным, тридцати стандартных лет от роду. Землянином.
Да! Не надо пучить глаза. Мы до сих пор существуем, чтобы там не врали в имперских новостях.
Шагаю через шлюз. Вот она, Миля.
* * *
Поёжился. Без боевого скафандра и оружия как голый под прожектором. А света хватает.
Пространство Империи уже кончилось, территория Мидаса ещё не началась. Зона «дата фри»: здесь нет вездесущих цифровых сканнеров, видеокамер, записи разговоров. Шпионы тысяч миров в чёрных очках, подняв воротники, сидят в забегаловках за кружкой пива и строят вселенские заговоры. Воротилы подпольного бизнеса здесь назначают тайные встречи, а заказчик недаром построил дворец на границе Мили и Мидаса.
Тут нет полиции только санитары, утилизирующие трупы переборщивших с развлечениями. Благо что разнообразных наслаждений хватает.
Миля обрушилась на меня, оскорбив все пять чувств. Сияло, грохотало, вспарывало ноздри убийственными ароматами, щипало язык непонятными привкусами и теребило кожу.
Рестораны, казино, театры и бордели на любую расу и кошелёк. Самое то для астронавта, вернувшегося из долгого рейса. Но, во-первых, общак пуст, а, во-вторых, впереди важная встреча. Вот получу деньги можно будет оторваться. Шёл, не привлекая внимания, шарахаясь от воплей уличных рэперов, летающих музыкальных автоматов и хватающих за ноги пауков-флейтистов. На то, чтобы пройти Милю до конца и не опоздать, у меня три часа.
Пьяная вдрызг меркурианка вывалилась из двери тату-салона. Увидела меня, растопырила голубые суставчатые конечности:
О, земляшка! Симпатичный какой. Пойдём, предадимся блуду.
Не ожидал совершенно. Отпрыгнул к стене; но стерва выбросила двухметровый язык, обхватила горячей мокрой петлёй горло, подтянула.
Бодренький! Ты и в постели такой же, красавчик?
Я не бью женщин. Вот такой я консерватор, а ещё расист и гомофоб. Все эти три установки сражались между собой в моей несчастной голове: с одной стороны, не мужчина же но, с другой, инопланетная тварь, вот как тут выберешь?
Меркурианка уже проникла языком в мои штаны, но я оттолкнул курву, да так, что она шмякнулась о витрину тату-салона; хрустнул дешёвый пластик, посыпалась крошка; свежая татуировка бабочки сорвалась с пышной груди и, испуганная, исчезла в дымном мареве Мили.
Я бежал, перепрыгивая через коротышек с Титана и подныривая под брюхами многоногих непойми-кого; разбрызгивая лужи, воняющие прокисшим портвейном, сквозь туман с ароматом каннабиса.
Влетел в какой-то закуток: спокойный полусвет без идиотских вспышек стробоскопа и человеческая музыка. Мамина печень, блюз! Древний мастер Бонамасса. Снял шлем, бросил на стойку.
Пива. Традиционного, никакого жидкого азота.
Кружка классическая, без трубочек и вентиляторов. Я едва не прослезился. Даже тот факт, что существо за стойкой поблескивало полудюжиной глаз и трещало крыльями, не испортил мне настроения.
Добро пожаловать, сказало существо, не желает ли звёздный путешественник насладиться утехами плотской любви?
Тьфу ты. Весь кайф обломал.
Я не фанат перепихона с медузами и стрекозами-переростками, уж извини.
Понимаю, затрещало крыльями существо, боязнь нового, древние предрассудки. У партнёрши должно быть только четыре конечности и дислокация вагины в традиционном месте. Редкость, конечно, но вам повезло: буквально пятнадцать минут назад
Вам завезли партию человекообразных секс-роботов, подхватил я, спасибо, приятель. Но с микроволновками и пылесосами я тоже не трахаюсь, да и денег только на кружку пива.
Тут не бордель, а дом свиданий. Непрофессионалы разных рас ищут здесь секс без обязательств; четверть часа назад меня посетила самка вашего вида с такими же консервативными взглядами: только с человеком, причём земного типа. Странная самка, да. Я ей прямо сказал, что вероятность близится к нулю, и тут появляетесь вы. Удивительно, правда?
Значит, страшная или дура. Я не только консерватор, но и немного поэт с чувством вкуса
Любопытно, прозвучало за спиной, прочтёшь что-нибудь?
Я обернулся.
Она была именно такого роста, какого надо. С чёрными волосами и зелёными глазами.
И без всякого генетического анализа ясно: женщина Земли.
Планеты, которой нет.
* * *
Но время есть.
Возьми мою ладонь,
я покажу, что звёзды не огарки,
Тобою очарованные кварки
станцуют нам задумчивый бостон.
Пока живу люблю, отвергнув тлен.
Пока люблю дарю Вселенной шансы;
галактики кружат в игривом танце,
подолы задирая до колен
Красиво. Ты и вправду поэт.
Нежные лепестки её пальцев скользят, словно исследуют незнакомый материк.
А ты помнишь небо?
Да. И траву. И птиц.
Счастливчик, лёгкий, как весенний ветер, вздох, а я нет. Совсем маленькой была. Но вот воздух
Да!
Я дышал всякими смесями и суррогатами: теми, что закачивают в баллоны скафандров, и теми, что наполняют корпуса кораблей. Я даже побывал в Музее Миров Империи; но трава там была из адаптированного пластика, пластмассовые птички пели на пластмассовых ветвях, и воздух такой же искусственный. Хотя состав газов выдержан до сотых долей промилле, не было главного Запаха Земли.
Наверное, потому что его не существует нигде, кроме моей памяти. И, оказывается, её памяти тоже.
Счастливчик.
Да. У меня есть воспоминания. И даже есть Мечта.
Тут я прикусил язык. Рано. Может, потом. Спросил:
Как тебя зовут?
Зачем? Мы больше никогда не встретимся.
Ну почему же?
Я, солдафон, «равнодушный убийца» и «продажный берсерк», замер дольше, чем на секунду. И повторил:
Почему же? Знаешь, я давно живу, многое видел. Но такое у меня впервые. Ты удивительная.
Смешок в темноте.
Ты лучшее, что было со мной, сказал я.
Влажный поцелуй. Вздох.
Нет. У меня слишком странная жизнь, я ничего не могу обещать тебе. Я и себе-то ничего не могу обещать.
Подожди! Давай обсудим.
Я в душ. Вернусь, и обсудим.
Я слушал, как она шлёпает босиком, как шуршит одеждой. Как льётся вода, омывая её кожу нежную, гладкую. Горячую.
А потом хлопнула входная дверь.
Она ушла.
Не оставив ни надежды, ни имени.
* * *
Вы опоздали на четыре минуты.
Бывает.
Господин Спрутс передаёт вам своё неудовольствие.
В другой раз я бы сказал, в какое именно отверстие он должен засунуть своё неудовольствие. Но сейчас я любил весь мир, в том числе этого нескладного секретаря, составленного из хромированных трубочек и стекла.
Я даже Спрутса сейчас любил. Триллионера, торговца рабами и наркотиками, наживающегося на всех способах убийств и саморазрушений.
И дело было совсем не в полумиллионе монет. Ещё пара таких предложений, и можно будет завязывать с наёмничеством. Тогда хватит на Мечту. Да, дело было не в нулях, а в жарком дыхании и протяжном стоне, которые до сих пор бродили в моей голове и заставляли глупо улыбаться.
Извини, приятель. Эта ваша Миля Задержался немного.
Ваш конкурент тоже шёл через Милю, но не опоздал.
Ладно.
Сдайте оружие.
Я пустой.
Секретарь распахнул дверь:
Господин Спрутс ждёт вас.
Тусклый фиолетовый свет. Запах плесени и сырость. Не сразу разглядел мерцающую алмазную ванну, из который на миг выглянули выпуклые глаза. Головорукий забулькал:
Я рассмотрел кандидатуры лучших наёмников Галактики и остановился на двух. Первый Макс Шадрин, без гражданства, гоминид.