Боже, какая красота! восхитилась Лиза. Как точно вы все вымеряли и сделали! Я уже вижу, как чудесно будет сидеть на нем платье! Вы кудесник, Максим!
Тьфу, тьфу, тьфу! произнес Макс, вычурно "плюя" через левое плечо. Вот когда я это платье на вас увижу, тогда и будем либо радоваться, либо плакать. Вы не забыли, что сначала на каркас надо смастерить нижнюю рубашку?
Все я помню, не волнуйтесь. Сейчас буду его обшивать
Часа через три в квартиру вошла довольно тяжеловесная хозяйка и сразу стукнула в дверь к постояльцу:
Могу я к вам войти, Максим Федорович?
Милости просим, Олимпиада Модестовна, отозвался Городецкий.
Здравствуй, Лиза. Ой! До чего же обширно это платье! поразилась дама. Но и красиво, что там говорить! Напоминает наряды времен Екатерины. Но почему оно совершенно бесцветное?
Это нижняя рубашка, Олимпиада Модестовна, опять зарумянилась Лиза. Драпировать тканью я буду после.
Ладно, я тогда пойду посмотрю, что там готовит Маланья нам на обед. А Максим Федорович тебе нужен?
Я постоянно помогаю, поспешил всунуться Макс. Платье действительно обширное, а Елизавете Кузьминишне то булавка нужна, то ножницы. Она все колени наверно уже изодрала
Ну, помогай, помощник
И гранддама пошла на свою половину.
Вы же просто глядите на меня, Максим, с легкой укоризной сказала Лиза.
Не только. Еще говорю ободряющие слова. А хотите, я буду рассказывать вам сказки или басни?
И тем сбивать меня с мысли? Впрочем, расскажите сказку, только новую.
Про конька-горбунка слышали?
Нет. А кто автор?
Ершов. В прошлом году напечатан, в "Библиотеке для чтения".
Нет. Я только Пушкина читала. "Руслана и Людмилу". Очень красивая поэма
Тогда я вам почитаю (вчера купил на книжном развале), а вы продолжайте творить, слушая одним ухом.
Тут Городецкий вспомнил аудиозапись сказки в исполнении Табакова и стал читать, подражая его интонациям:
За горами, за лесами, за широкими морями
Не на небе, на земле жил старик в одном селе
Когда Олимпиада Модестовна пришла звать работников на обед, она услышала под дверью финальную часть сказки:
Царь царицу тут берет, в церковь божию ведет и с невестой молодою он обходит вкруг налою
Тут она не выдержала, вошла в комнату и сказала:
Так и знала, что вы, Максим Федорович, будете речами обольщать мою портниху! Сейчас идем все обедать, а потом извольте сидеть рядом со мной и спрягать французские глаголы!
Часам к шести Лиза наконец позвала Макса и барыню в комнату и продемонстрировала на себе произведение швейного искусства.
Боженька ты мой, говорила Олимпиада Модестовна в восхищении. Оно же при каждом движении колышется и так завлекательно! Скажите Максим, вы же мужчина!
Очень сексапильно, очень, подтвердил Макс.
Что, что? встала в недоумении барыня. Как вы сказали?
Это американское слово, означающее, что такую девушку хочется сразу схватить в объятья и тащить на сеновал.
Вы наглец и грубиян! Единственное, что вас извиняетвыражение неподдельного восхищения в глазах! Извинитесь перед Лизой немедленно!
Виноват, сказал Городецкий, вытянувшись и попытавшись щелкнуть пятками домашних туфель. Буду исправляться, Елизавета Кузьминишна. Но теперь попытайтесь сесть
Лиза села на диван, но как-то боком и скукоженно.
По-другому никак? спросил Городецкий.
Не получается, кивнула портниха.
Значит, надо вырезать снизу часть колец, сказал задумчиво попаданец и добавил:Как же они-то там управлялись?
Кто и где? резковато спросила дама.
Женщины в Америке, ответствовал он.
Глава одиннадцатая. Урок Маланьи
В середине июня Макс проснулся в своей уютной кровати, потянулся до хруста в суставах и решил полежать еще, перебирая в голове события прошедшего месяца. В целом он был ими доволен: по всем избранным направлениям достигнуты успехи и немалые. В "Молве" он стал фактически ведущим журналистом, обеспечивая ее растущий тираж. Ини-циатива профессоров МГУ по перевозке горожан в вагонах по железным колеям на конной тяге получила полное одобрение генерал-губернатора. Новые платья произвели фурор на московских бульварах и улицах и заказы на них посыпались сотнями. Макс уговорил Олим-пиаду Модестовну Гречанинову (такова была ее фамилия) создать свое ателье (дворяне име-ли право это сделать, не вступая в гильдию и не платя значительный налог), а также нашел пару жестянщиков для изготовления каркасовосновными же швеями и совладельцами ста-ли Лиза и Катя. Он нашел через собратьев-журналистов толкового поверенного, который взялся оформить патент на новый фасон платья (теперь уже на имя Городецкого) и пообе-щал, что в течение года он будет получен. Пока же Макс имел по устному соглашению с женщинами 5 % дохода с каждого проданного платьядо 5 рублей ассигнациями. В конце месяца таких платьев оказалось 40, и он ощутил себя богачом.
Тут он усмехнулся и поморщился. Большая часть успехов его была виртуальной. У прекраснодушного губернатора Голицына не оказалось в бюджете лишних денег (кто бы со-мневался!) и потому прокладка конки повисла в воздухе. Отчисления за платья Макс тоже пока не получал: Олимпиада Модестовна уговорила его повременить, так как она понесла значительные расходы при организации ателье. Единственное дополнительное поступление денег произошло от Надеждина, который выплатил ему премию за увеличение тиража "Мол-вы" (в 2 раза!) в размере месячного оклада.
И тут Городецкий совсем помрачнел. В жизни Николая Ивановича (единственного дружелюбно настроенного к нему мужчины) только что произошла катастрофа: он имел не-осторожность влюбиться в дворянскую дочь, Елизавету Сухово-Кобылину, и попросить ее руки. Его (поповича по рождению) унизили со всей возможной спесью и отказали от дома. Потеряв голову, он подговорил ее бежать с ним за границу. Лиза согласилась, но опоздала к намеченному сроку. Побег не удался, а о подготовке к нему узнали. Теперь Надеждин дол-жен был срочно эмигрировать, иначе его могли закатать в тюрьму. Газета же и журнал оста-вались на Белинском, с которым Городецкий находился фактически в состоянии вооружен-ного нейтралитета
Встав, наконец, с постели, Макс провел гигиенические процедуры и, запахнувшись в халат, пошел на кухню, где орудовала Маланья.
Что, Олимпия учесала в свое ателье? спросил он об очевидном.
Туда, болезная, проворчала домработница, сверкнув глазами на квартиранта. Черт тя к нам принес, окаянного! Жили мы, не тужили в тепле и сладости, а теперь што? Вертитца Ли-па подобно егозам своим, Лизке да Катьке! Денег лишних тщитца заработать! Тока вместо прибытков пока одни убытки!
В этой фразе ключевое слово "пока", Маланьюшка, сказал с назидательной ноткой Макс. Поверь, через месяц ты по-другому заговоришь. Сама будешь ходить как барыня. Глядишь и замуж вдруг выскочишь!
Што в том замужестве хорошево-та? Суета одна да криводушие. Уж я-то знаю, нагляделась на Липу с ее Лексеем Иванычем
Давай подробности, хохотнул Макс, занимаясь приготовлением кофе.
Подробности те? На милай, учись. Бывало, токо Лексей-то за порог ступит, а к Липке го-голь катит, усами шевелит. Ухватит ее за бока да в спаленку. То-то визгу оттуда, стонов да стуков! Потом на кухне сидят красные да кофием отпаиваютца
Нда, бедный Алексей Иванович
Беднай? Хе, хе Не знаю што на стороне, а дома стоит Липке уйти, как он мя за тити схва-тит да в ту жа спаленку тащит. Так накидывалса, будто век бабьих телес не мял да манды не имал
Кха, кха, закашлял Городецкий, но добавил:Сладок запретный плод, давно сказано
Пожалуй што так, согласилась Маланья. Слабоватый был мущщина Лексей Иваныч, не то, что дворник наш Федька, а мне нравилось все жа с ним барахтатца. Млела и все А щас гляжу на тя с Лизкой и чаю: с какова теста ты сделан-то? Девка млет прямо, на все готова, а ты не мычишь, не телишса. Ты не думай, она уж откупорена, упиратца шибко не будет. При том чиста да ласкова, какова рожна те ищо нада?
Макс вскинул на нее ошалелые глаза и спросил первое, что пришло в голову: