Иван Васильевич, двинув меня в сторону, прошел прямо в опочивальню, с подозрением осматриваясь по сторонам. «Чего это он такой? Опять на меня накапал что ли кто-то? Черти, все им неймется!».
Гулеванишь тут, брате. Меды, зелье свое забористое распиваешь,недовольно заговорил он.А фузеи твои скорострельные кто будет делати? Ляхи и немчины на державу скаляться, а ты... Ох! Что сие також? Якое диво...
Я тоже наклонил осторожно голову, чтобы не «расплескать» ее содержимое, и стал рассматривать лежащее на полу. Это что-то занимало почти весь пол опочивальни и до боли напоминалофизическую карту России. Тут же меня молнией пот пробил.
Сойдика, сыне, на пол,наследник, карапуз в нарядном кафтане и красных сапожках, услышал отца не сразу с открытым ртом разглядывая рисунки диковинных зверей на кайме карты.Сыне!Ваня сказал чуть громче.Знатная роспись, княже...
Было до боли интересно наблюдать, как быстро менялось настроение царя. Вот только что он гневно хмурил брови, метал глазами молнии и был готово едва ли не «скрутить меня в бараний рог». Мгновение спустя передо мною уже стоял словно совершенно другой человек. На лице его было глубокое удивление и даже, кажется, неверие. Мол, не может быть такого!
В какойто момент царь даже опустился на колени и начал водить пальцем по контурам рек, старательно повторяя темным ногтем каждый ее нарисованный изгиб. Шевеля губами, он еле слышно проговаривал странные и незнакомые для него названия.
Тавда, Чулым... Чудно сие, совсем чудно. Який ты ж Ямал? Ты вона как велик. А тута чта? Игарка, Тунгуска. Велика... Это ж сколько верстто она?
Рядом с отцом, повторяя его движения, ползал и наследник, который, по малолетству, видимо видел во всем этом действе какуюто занимательную игру. Маленький Дима, также как и его грозный батя, морщил брови, задумчиво почесывал подбородок, пытался что-то ногтем ковырять в карте.
Ай да, княже, ай да сукин сын! Это ж роспись державы нашей?растопырил руки царь.Это откуда же сие богачество? Агличашки привезли? Нет?я молча мотнул головой, пытаясь придумать, что ему в конце концов ответить, как объяснить лежавшее на полу чудо?Ляхи? Нашинские мастера постарались? Чьих это? Баско рисовано, с землями неведанными, речками чужедальними, с Северным морем-окияном.... Ответствуй, княже!настойчиво повторили он, пристально глядя мне в глаза.Ну?!
Что ему было ответить? Как все это объяснить? Чем оправдать появление в моей опочивальне карты или чертежа царства по сегодняшнему, где указаны еще не открытые острова, земли, реки, озера и горы? Что Ивану Васильевичу рассказать о тщательно прорисованных границах Арктики? Это же для местного мира вообще нонсенс! Божье откровение! Послание инопланетян! «Б...ь, расслабился называется! Гоблин! Ха-ха-ха! Маршрут бегства в Европу решил нарисовать?! Ха-ха-ха-ха! Нарисовал... Ваня же теперь с живого не слезет. Он вместо с этой медвежьей шкуры сдерет мою и заставит уже на ней такую же рисовать».
Ответствуй!продолжал наседать царь, грозно уперев кулаки в бока.Откуда сей чертеж державы нашей?
Взгляд моих забегавших глаз вдруг уперся в стол, а на нем в яркую картонную коробку от карандашей. На ее боку даже с другого конца опочивальни я ясно различил надпись «Made in China». «Вот оно! Китай! Китаем можно объяснить все и похоже всегда!». И за эту внезапно мелькнувшую мысль я мгновенно вцепился, как утопающий в соломинку.
Подарок сие, великий государь,задумчиво начал я, придав своему голосу характерной грусти.Подарок одного близкого друга, крупного купца из далекого-далекого Хорезма, которого теперь уже нет на этом свете. Мы росли с ним вместе в ханском дворце. Я сын хана, он одного из наших стражников. С годами пути наши разошлись...
Иван Васильевич, как показали мои почти ежевечерние чтения всякой художественной «развлекухи», был падок на такие истории. Правда, излишней слезливости он не любил и всякий раз морщился, когда я начинал описывать любовную линию героев будущих романов и повестей. Собственно, по этой причине, я и сейчас решил не перегибать палку с рассказом старомстаром верном друге, который трагически погиб.
И вот умирая он оставил мне эту карту, которую составил в своих долгих путешествиях. Со своими караванами он вдоль и поперек исходил таинственный Катай, бывал за Великой стеной на родине ужасного Темучина, плавал с покрытыми черными волосами айнамидалеким забытым народом на Востоке. Он рассказывал о том, что восточные земли твоего царства богаты зверьми в лесах, рыбой в реках и разными рудами в земле.
Сделав небольшую паузу, я припустил в голос тревоги.
Только на землицу эту многие глаз положили. Князьки да вождишки с востока изза моря, которых зовут циньцами и ханьцами,решил я Ваню пугануть немного; вдруг решит сначала на востоке войну начать, а с Ливонией чуть погодит.Спят и видят, как бы землицу ту себе прибрать
Рассказывая все это, я и сам удивлялся своей наглости. Выдать собственноручно, буквально только что нарисованную карту за едва ли не артефакт. При этом рядом с нами прямо на полу валялись цветные карандаши и тюбики с краской. К счастью, затуманенный увиденной картиной Ваня не замечал очевидного! Ему грезилось совсем иное
В какойто момент я замолк, давая возможность царю остальное додумать самому. Ваня еще долго потом сидел в моей опочивальне и, прикладываясь к кубку одной из моих презентованных настоек на калине, задумчиво разглядывал уже повешенную стене карту Евразии. Все это время я также молча наблюдал за ним, его характерными гримасами на лице, скупыми, но выразительными жестами, отражавшими бушевавший в его душе шторм.
Гляди сыне,наконец, он прерывает молчание и хриплым голосом обращается к замершему возле его ног сынишке.Вот она какая наша держава!широко раскрытыми глазами Иван Васильевич смотрел куда-то в центр карты.Людишками многолюдна, лесами и угодьями обильна сверх меры,растопыренная пятерня его порхала по европейской части России.Прямо до Северного мореокияна на севере и до Китайского на востоке тянется. И, рекешь княже, землица сия за Урал-рекой золотом и серебром богата?
А мне что оставалось делать? Карта с нарисованными коегде значками золотых и серебряных руд смотрела прямо на нас, не давая ни единой возможности солгать. Как говориться, сказал «А», говори и «Б».
Богата, Государь. На Урал-горе самоцветов много. На Аргунреке и Шилке серебряные руды,царь вновь впился взглядом в карту, ища глазами произнесенные названия.У Соловецкого монастыря меди много. Есть и золотишко здесь немного
А Иван Васильевич меня уже не слушал. Я просто физически ощущал, как он с высокой крепостной стены обозревает свои владения, полные серебра, золота, драгоценных камней. Все это заполняет сундуки и клади царских подземелий.
Что ты там таке рек? На землицу нашу роток разевают,вдруг дернулся царь, до которого, наконец, дошли мои слова о жадных соседях.Якие таки циньцы и ханьцы? Людны сие царства? Тюфяков, пищалей много? А крепостей, лыцарей сколь? Ах, ироды,накручивал сам себя Иван Васильевич.На отчину нашу идти хотят. На землицу, Богом нам данную, зарятся. Не бывать сему! Не бывать!
Царь пришел в неимоверное возбуждение. Его деятельная натура, вспыхивающее ха порох воображение, требовало немедленного действия.
Людишек оружных потребно собирать Припасы, зелье огненное,забормотал он, шагнув к двери.А ты, брате, чертеж сей, в мои покои отправь. Не след ей здесь быть,с этими словами он исчез за дверью; забытый им наследник, позыркав по сторонам любопытными глазенками, тоже поспешил к двери.
Едва дверь за мальцом закрылась, я устало опустился прямо на пол, на карту. Дрожавшие от пережитого ноги меня больше держать не хотели. «Отдохнул, мать его, расслабился. Карту родил». Я сокрушенно провел ладонью по шершавой, бархатистой поверхности медвежьей шкуры, теперь ставшей главной картой Российского царства. «А языком чего с похмелья наболтал? Про земли богатые, золото, камни драгоценные. У Вани аж глаза загорелись. Стратег, бь! Покоритель Сибири, доморощенный! Мать его! Сибирь! Так вон что он так загорелся! Ермак же уже должен в поход собираться или нет. Черт! Судя по такой реакции Грозного ни про какого Ермака и его поход он еще и слыхом не слыхивал. Получается, я это поход Ермака организовал Бь!». От всего этого мне неимоверно захотелось подышать свежим воздухом. Внутри меня едва ли не пожар бушевал, что захотелось на холод, на мороз.