Дуньязада не пропускала ни единого слова, потом подалась вперед, выставив подбородок, как тогда, перед схваткой с джинном.
Только посмейте его тронуть!выпалила она. - Я прикажу Султану подвесить вас за большие пальцы, пока вы не начнете молить Аллаха, чтобы вам отрубили головы, вы, вонючие бедуины, сучьи отродья, пожиратели потрохов, жалкие негодяи, верблюжий навоз!
Поток ругательств не иссякал. Биллингс только диву давался. Разбойники разинули рты. Первым опомнился Ибрагим.
- Джафир! - рявкнул он в попытке возвратить утраченный апломб. - Тащи новый кувшин. Этот почти пуст.
Приплюснутый метнулся, как на пожар. Остальные поспешили к барной стойке.
Разбойники опьянели еще недостаточно, чтобы сладить с Дуньязадой.
Впрочем, ждать оставалось недолго.
Без лишних вопросов Али-Баба поведал все, что узнал о жизни разбойников по обрывкам их разговоров и по собственным наблюдениям.
- Они именуют себя защитниками бедняков и не воруют у бедных. Правда, у тех и красть нечего. В благодарность им отдают красивейших дочерей. В свободное время они прикидываются купцами и ремесленниками. Ибрагим держит базар в Багдаде, Джафир известный портной и приторговывает невольницами на стороне. Награбленное перевозят только крупными партиями, а до той поры прячут. Странствуют они по ночам, днем спят в палатках. Лошадей у них восемь. Шесть для добычи, две для кувшинов с пивом. Достаточно оглядеться вокруг, чтобы понять, как они помогают беднякам, - резюмировал Али-Баба.
Грязные, презренные псы! - выпалила Дуньязада.
По-прежнему терзаемый головной болью, Биллингс промолчал.
Али-Баба снова завел шарманку про любимую козочку: как растил ее с ранних лет, как беседовал с нею, отправляясь в город за покупками. Люди считали его сумасшедшим, но он не обращал на пересуды внимания. Бадр-аль-Будур была прекраснейшей козочкой на свете, другой такой не сыскать.
Едва он умолк, Дуньязада рассказала их историю: как Биллингс выкрал ее из дворца Султана и хотел забрать в свой дворец, но по дороге волшебный ковер угодил за Занавес; рассказала про джинна и птицу рухх, как та, защищая яйцо, уволокла их в горы, как они спаслись и обнаружили пещеру; рассказала про долину и Медный город. После она повторила уже слышанное Биллингсом предание про Занавес и пустилась в детальные описания кольца - по счастью, разбойники не сумели стащить его с пальца. Наконец Дунни рассказала про великую войну Сулеймана с джиннами-вероотступниками; как Сулейман приказал заточить всех неверных в медные кувшины, а кувшины бросить в море Эль-Каркар; тем же, кто принял веру Сулеймана, дозволили поселиться в стране джиннов. Али-Баба жадно впитывал каждое слово и не сводил с девочки восторженного взгляда, каким он наверняка смотрел на любимую Бадр-аль-Будур.
Между тем пиво в кувшине убывало, вертикальные солнечные лучи, падавшие сквозь расщелину в потолке, все сильнее меняли наклон.
Дуньязада все говорила, а Али-Баба внимательно слушал. Настал черед сказки о рыбаке из арсенала Шехеразады. Естественно, не обошлось без джинна. Биллингс внезапно рассвирепел. Неужели они не понимают, в какой попали переплет! И как можно без умолку болтать, не выпив за день ни капли воды? Конечно, Дуньязада хотела как лучше и просто-напросто старалась развлечь своих спутников, но ведь всему есть предел!
Сгустились сумерки, один из разбойников зажег лампы, пиво лилось рекой. Вскоре Ибрагим с Джафиром, пошатываясь, двинулись к пленникам. Увидев у Джафира клинок с длинным лезвием, Биллингс понадеялся, что его освободят, дабы начать летный урок. Только бы правая рука не затекла от долгого бездействия, тогда спустить курок будет делом техники, Морозитель по-прежнему покоился в кармане брюк, Биллингс чувствовал его через ткань. Разбойники либо не заметили оружие, либо приняли его за грошовую безделицу. Однако, как выяснилось, Ибрагима волновал не ковер, а Дуньязада - главарь уже выпил достаточно, чтобы сладить с дерзкой пленницей. По крайней мере, он так думал. Ибрагим ткнул в девушку пальцем и приказал Джафи-ру разрезать путы.
Тот с плотоядной улыбкой повиновался.
-Поднимайся, собачья дочь! - скомандовал главарь.Защитники бедных желают танцовщицу.
Дуньязада смотрела на него с выражением, с каким обычно смотрят на выгребную яму.
- Хочешь, чтобы я станцевала?
- Танец живота, - осклабился Джафир.
Дочь визиря принялась растирать онемевшие конечности, потом встала и отпихнула от себя истекающую слюной парочку.
- Хорошо, станцую.
К вящему негодованию Биллингса и Али-Бабы она, кружась, направилась к бару.
X. Супер-джинн
Если не считать сокровищ, пещера теперь напоминала стриптиз-клуб двадцать первого столетия, где недавно прошел парад пожарной дружины. Дружинники сгрудились за барной стойкой, чтобы получше разглядеть стриптизершу. Воздух наполнился стуком глиняных чаш, оглушительным свистом и возгласами.
Горы слитков почти не загораживали обзор, и Биллингс ошеломленно наблюдал, как Дуньязада завиляла животом, точно профессиональная танцовщица. Потом, к его вящему ужасу и к радости зрителей, она сбросила туфли и начала стаскивать шальвары. По счастью, под ними обнаружились еще одни, розовые. Но если она снимет и эти?
Лавируя среди нагромождения домашней утвари, Дуньязада взяла лампу - ту самую, где якобы заточен джинн, и затрясла ею на манер цимбал, при этом незаметно потирая полированную поверхность.
Вконец осоловевший разбойник рванул вперед и попытался облапить танцовщицу, но та ловко огрела его лампой по затылку. Посрамленный ловелас плюхнулся на колени и под оглушительный хохот товарищей посеменил к бару.
Дуньязада продолжила тереть лампу.
Биллингса обуял праведный гнев. Ну не может она быть настолько наивной, чтобы верить в благородного джинна, который появится и всех спасет! Сначала бредни про кольцо, теперь это!
Тем временем, к компании примкнул новый дружинник. Настоящий великан, ростом под три метра, широкоплечий, с квадратным, словно вытесанным из камня лицом, и серыми глазами, в чьих недрах бушевал ураган. На великане был алый шелковый жилет, подчеркивавший могучий оголенный торс, небесно-голубые шелковые шальвары и длиннющие персидские туфли на высоких каблуках. С каждым вздохом из его ноздрей вырывался пар.
Благоговейный ужас, застывший на лицах разбойников, не шел ни в какое сравнение с тем, какой недавно испытал Биллингс. Дуньязада опустила лампу и тоже уставилась на великана; Биллингс видел, что она ошеломлена не меньше остальных. Выходит, он был прав: его спутница не верила в появление джинна, просто надеялась.
- Ты... ты, должно быть, раб лампы? - пролепетала она.
Великан подался вперед, в два исполинских шага пересек комнату и сейчас могучим дубом возвышался над Дунни. Его ноздри затрепетали, ураган во взгляде перерос в смерч; дружинника буквально трясло от ярости.
- Запомни, юная дева, ваши предания лгут: я вовсе не раб, а просветленный джинн, имя мне Дахиш. По доброте душевной я возложил на себя миссию помогать смертным вроде тебя, если они окажутся в беде и подадут сигнал бедствия, потерев лампу эстетики. Проще говоря, я суперджинн, способный перевернуть небо и землю одним лишь звуком своего голоса.
Дуньязада побледнела, но не дрогнула:
- Пускай тебе под силу перевернуть небо и землю одним лишь звуком голоса, но отныне ты подчиняешься мне, обладательнице лампы.
Могущественный джинн оскалился, однако через секунду примирительно вздохнул.
- Ладно, твоя взяла. Чего изволите?
Девочка без промедления ткнула в сторону четырнадцати разбойников.
- Эти вонючие бедуины держат нас с Али-Бабой ради выкупа. Еще они задумали расправиться с Биллом, как только он объяснит, как управляться с волшебным ковром. Хочу, чтобы ты прогнал их прочь!
Дахиш повернулся к коленопреклоненным разбойникам.
- Ложь! - крикнул Ибрагим. - Они едва не украли наши богатства, добытые непосильным трудом. Мы схватили воров, но намеревались отпустить перед возвращением в родной край. Мы люди честные, у нас дома жены, дети. Если кого и нужно покарать, так это девчонку с сообщниками!
Дахиш пожал плечами:
- Тем не менее, лампа у нее.
- Но она наша! - завопил Ибрагим. - Мы укра... купили ее в Багдаде и привезли сюда. Она наша, наша!