Сунуть ноги в сандалии в стиле ремешков было довольно легко. Направляясь к двери, он прошел мимо зеркала на комоде, с которого не взял чистое нижнее белье. Он тоже не брился, а это означало, что его щеки и подбородок покрывала седеющая щетина.
Ты знаешь, как ты выглядишь? он сказал об этом своему отражению. Ты выглядишь как чертов алкаш. Было ли это страдание в его голосе или своего рода извращенная гордость? Хоть убей, он не мог сказать наверняка.
Выйдя на улицу, он убедился, что дверь заперта, затем повернул ключ в засове, который установил сам. Это была не самая лучшая часть города. У него было не так уж много, чтобы соблазнить грабителя, но то, что у него было, клянусь Богом, принадлежало ему.
Из-за больной ноги он пожалел, что не может позволить себе квартиру на первом этаже или здание с лифтом. Спустившись на два лестничных пролета, он вспотел и выругался. Подняться наверх, когда он вернется домой сегодня вечером, было бы еще хуже. Чтобы отпраздновать выход на тротуар, он закурил сигарету.
Каждый врач, которого он когда-либо встречал, говорил ему, что у него недостаточно легких, чтобы продолжать курить. Однако ни один из сукиных сынов никогда не говорил мне, как бросить курить, - сказал он и еще раз глубоко затянулся гвоздем для гроба.
Солнце светило с неба из эмалированной латуни. Тени были бледными, словно извиняясь за то, что вообще были там. Воздух, которым он дышал, был почти таким же горячим и почти таким же влажным, как кофе, который он выпил. Шаг за мучительным шагом он спустился к автобусной остановке на углу. Он со вздохом облегчения опустился на скамейку и отпраздновал это событие с другим Верблюдом. Прекрасные американские табаки, говорилось в пачке. Он вспомнил те дни, когда там было написано: "Прекрасные американские и турецкие табаки". Ящеры теперь правили Турцией, хотя соседний рейх создавал им там неудобства. Турецкие табаки остались дома.
Автобус остановился перед скамейкой. Ауэрбах пожалел, что сел, потому что это означало, что ему снова придется встать. Перенеся большую часть своего веса на трость, он справился. Он преодолел пару ступенек до билетной кассы, произнеся всего пару ругательных слов на каждую из них. Он бросил десятицентовик в коробку и продолжал стоять недалеко от двери.
Люди толкались мимо него, садились и выходили. Он покосился на пару симпатичных девушек, проходивших мимо; одежда, которую носили женщины в наши дни, предлагала много плоти для насмешек. Но когда подросток с голой грудью, с бритой головой и разрисованной грудью, имитирующей ранг Ящерицы, сел в автобус, Рэнс сделал все, что мог, чтобы не сломать трость о блестящую пустую голову панка.
Это враг! ему хотелось кричать. Это не принесло бы никакой пользы. Он пробовал это несколько раз и видел столько же. Для детей, которые не помнили войну, ящерицы были таким же постоянным атрибутом, как и люди, и они часто казались намного интереснее.
Его остановка произошла всего через пару кварталов. Дверь открылась с шипением сжатого воздуха. Водитель, который возил Рэнса пару раз в неделю, держал ее открытой, пока ему не удалось спуститься. Спасибо",сказал он через плечо.
В любое время, друг", ответил цветной мужчина. С еще одним шипением дверь закрылась. Автобус с ревом умчался, оставив за собой облако ядовитых дизельных паров. Форт-Уэрт не был богатым городом. Он еще довольно долго не стал бы покупать автобусы, работающие на водороде без вони.
Ауэрбах не возражал против дизельных выхлопов. Это был человеческий запах, а это означало, что он собирался одобрить его, пока не будет вынужден поступить иначе. Он шаркал вперед быстрее черепахи, но не намного, пока не добрался до поста Американского легиона на полпути вниз по кварталу.
У почты тоже не было много денег: не хватало на кондиционер. Вентилятор перемешивал воздух, почти не охлаждая его. Стол, полный мужчин с покерными фишками перед ними, помахал Рэнсу, когда он вошел внутрь. Всегда найдется место для еще одного, - сказал ему Чарли Торнтон. Ваши деньги тратятся так же хорошо, как и у всех остальных".
Чертовски много ты знаешь об этом, Чарли, - сказал Ауэрбах, вытаскивая бумажник из заднего кармана, чтобы купить себе место в игре. Я выигрываю у тебя деньги, а не наоборот.
Мальчик бредит",заявил Торнтон под общий смех. Его седые усы свидетельствовали о том, что он был ветераном Первой мировой войны, когда в последний раз у людей была возможность побыть наедине друг с другом. В то время никто этого не знал, но флот завоевателей Ящеров направился к Земле всего через несколько лет после того, как то, что люди называли Войной за прекращение Войны, закончилось.
Ауэрбаху не нравилось думать о флотах Ящеров, направляющихся к Земле. Ему тоже не нравилось думать о том, кто только что прибыл. Он изучил первую раздачу, которую ему раздали. Эти пять карт, возможно, никогда раньше не встречались. Испытывая отвращение, он бросил их на стол. С еще большим отвращением он сказал: Скоро мы будем по уши в Ящерицах.
Это факт, - сказал Пит Брэган, который сдал Рэнсу паршивую руку. У Пита была повязка на левом глазу, и походка у него была еще забавнее, чем у Ауэрбаха. Он был внутри танка "Шерман", которому не повезло столкнуться с одной из машин "Ящериц" за пределами Чикаго. Как бы то ни было, ему повезло: весь он, кроме одного глаза и последних нескольких дюймов правой ноги, вылез наружу. Чертовски стыдно, что ты спрашиваешь меня.
Один за другим ветераны, сидевшие за столом, кивнули. За исключением Торнтона, старожила, это были люди, которых Ящеры так или иначе уничтожили. Среди них отсутствовало достаточно кусков, чтобы создать довольно честный мясной рынок. Майку Коэну, например, никогда не приходилось тасовать карты и сдавать их, потому что он не мог делать это только одной рукой. Никто из них не работал на постоянной основе. Если бы они работали на постоянной работе, то не играли бы в покер ранним утром во вторник.
Выбыв из другой раздачи, Ауэрбах выиграл одну с тремя девятками, а затем, к своему отвращению, проиграл одну с туз-хай стрит. Военные истории ходили вместе с открытками. Рэнс уже говорил ему об этом раньше. Это не помешало ему рассказать им снова. Через некоторое время он проиграл еще один стрит. Господи Иисусе, я собираюсь перестать приходить сюда!воскликнул он, глядя на полный дом Пита Брэгана. Моя пенсия не простирается достаточно далеко, чтобы позволить мне позволить себе многое из этого".
Аминь",сказал Майк Коэн для всего мира, как если бы он был христианином. Это были приличные деньги, когда они его создали, но с тех пор все не стало дешевле.
Ворчание по поводу пенсии было таким же ритуалом, как обмен историями о войне. Ауэрбах покачал головой, когда эта мысль пришла ему в голову. Истории о том, как свести концы с концами, были военными историями, историями о тихой войне, которая никогда не заканчивалась. Он сказал: Им наплевать на нас. О, они довольно хорошо разговаривают, но в глубине души им просто все равно.
Это факт, - сказал Брэган. Они получили от нас все, что могли, и теперь не хотят вспоминать, кто спас бекон. Он бросил фишку в банк. Я увеличу это на четверть.
То, как обстоят дела в наши дни, похоже, что некоторые люди хотели бы, чтобы Ящерицы победили, - сказал Ауэрбах и описал подростка в автобусе. Он положил пару фишек. Я посмотрю на это и подниму еще четверть.
Мир катится в ад в корзине для рук",сказал Брэган. Когда до него снова дошло, он поднял еще четверть.
Ауэрбах изучал свои три валета. Он знал, что за рука у него в руках: достаточно хорошая, чтобы проиграть. Он пожалел, что поднялся раньше. Но он сделал это. Выбрасывать хорошие деньги за плохимилучший рецепт, который он знал, чтобы потерять и хорошие деньги тоже. С гримасой он сказал: Колл, - и сделал все возможное, чтобы притвориться, что фишка, которую он бросил в банк, попала туда сама по себе.
Брэган показал три десятки. Я буду сукиным сыном", радостно сказал Ауэрбах и сгреб горшок.
Не думаю, что кто-нибудь заметит какие-то особые изменения, - сказал Брэган, что вызвало смех. Другой раненый ветеран покачал головой. Да, мир катится в ад в корзине для рук, все в порядке. Чья это сделка?
Как и каждый день, игра продолжалась и продолжалась. Кто-то, прихрамывая, вышел и купил бутерброды с героями. Кто-то еще вышел немного позже и вернулся с пивом. Время от времени кто-нибудь вставал и уходил. У игроков в покер никогда не возникало проблем с поиском кого-то другого, чтобы сесть. Большинству из них больше нечем было заняться в своей жизни. Рэнс Ауэрбах знал, что это не так. Он никогда не был женат. У него уже давно не было постоянной подруги. Его приятели по покеру были в той же лодке. У них были свои раны, свои истории и друг у друга.
Ему претила мысль о возвращении в свою квартиру. Но в зале Американского легиона не было раскладушек. Он обналичил свои фишки, обнаружив, что в тот день он был на пару долларов впереди. Если бы у него было больше того, что он хотел купить, он бы чувствовал себя лучше по этому поводу. Как бы то ни было, он воспринял это как должное вознаграждение за мастерствои кофе в следующий раз, когда пойдет за покупками.
Вернувшись в многоквартирный дом, он проверил свой почтовый ящик. У него была сестра, замужем за парнем, который продавал машины в Тексаркане; она иногда писала. Его брат в Далласе, вероятно, забыл, что он жив. Когда его нога и плечо начали болеть, он тоже пожалел, что не может забыть.
Ничего от Кендалла. От Мэй тоже ничего: Рэнс задолжал ей письмо. Но среди циркуляров аптек и объявлений о быстром обогащении для лохов, предлагающих продавать чудо-ящерицы от двери до двери, он наткнулся на конверт с маркой с изображением королевы Елизаветы, а на другом изображен крепкий парень в кепке с высоким козырьком и надписью "Великий РЕЙХ".
Так, так, - сказал он, переводя взгляд с одного из них на другого, прежде чем приступить к долгому, болезненному делу подъема наверх. Он улыбнулся. Его лицу почти стало больно, когда оно приняло новое и незнакомое выражение. Он мог бы провести часть своего времени, желая, чтобы он умер. Если вообще повезет, Ящерицы потратят больше времени на то, чтобы пожалеть об этом.
Моник Дютурд иногдачастозадавалась вопросом, почему она изучала что-то столь далекое от современного мира, как римская история. Лучшее объяснение, которое она когда-либо находила, заключалось в том, что современный мир слишком часто переворачивался с ног на голову, чтобы она могла полностью доверять ему. Ей было одиннадцать, когда немцы захватили северную Францию и превратили ее родной Марсель в придаток Виши, города, ранее известного, если он вообще был известен, своей водой. Два года спустя Ящеры захватили юг Франции в свои когтистые объятия. И через два года после этого, когда боевые действия наконец пошли на убыль, они отступили к югу от Пиренеев, передав часть Франции, которую они удерживали, немцам так же небрежно, как один сосед может вернуть одолженную сковороду другому.
Нет, с Моник было достаточно и без того несчастий, предательств и разочарований в ее собственной жизни. Она не хотела изучать их более подробно, чем знала, пока переживала их. И так
И вот, сказала она, проводя щеткой по своим густым темным волосам, я исследую катастрофы, предательства и разочарования людей, умерших две тысячи лет назад. Ах, это действительно улучшение.
Это было бы забавно, если бы только это было забавно. Ни в одном человеческом университете в мире больше не преподавали курс под названием "древняя история". Штаб-квартира повелителя флота Ящериц в Каире смотрела через Нил на Пирамиды. Они появились более четырех тысяч лет назадпримерно в то время, когда Ящеры, давным-давно объединившие свою планету, завоевав два других соседних мира, начали жадно поглядывать на Землю. Для них весь период записанной истории человечества не был древнимэто было больше похоже на оглядку на позапрошлый год.
Взгляд на часы на каминной полкебесшумные, современные электрические, а не громко тикающая модель, которую она знала в юности, заставил ее рот сморщиться в смятении. Если она не поторопится, то опоздает в университет. Если бы преподаватель-мужчина опоздал на свою лекцию, можно было бы предположить, что у него есть любовницаи простить. Если бы она опоздала на свое, можно было бы предположить, что у нее есть любовники ее могли бы уволить.
Как всегда, она потащила свой велосипед вниз. Она скромно гордилась тем, что никогда не теряла ни одного из них из-за воров. Прожив в Марселе всю свою жизнь, она знала, что ее соотечественникилюди легкомысленные. Марсель специализировался на неофициальной торговле с тех пор, как греки основали это место более чем за пятьсот лет до рождества Христова.
Чайки пронзительно кричали над головой, когда она крутила педали на юг по улице Бретей в сторону кампуса, который вырос на пару кварталов, разрушенных во время боев между Ящерами и войсками правительства Виши. Марсель был одним из немногих мест, где сражались войска Виши, без сомнения, потому, что они, по крайней мере, так же боялись того, что с ними сделают местные жители, если они этого не сделают, как и того, что Ящеры сделают с ними, если они это сделают.
Полицейский в кепи и синей униформе махнул ей рукой, чтобы она шла через улицу Сильвабетт. Привет, милая, - позвал он на местном диалекте со вкусом прованса, который он, как и она, считал само собой разумеющимся. Красивые ноги!
Держу пари, ты говоришь это всем девушкам, - ответила Моник с насмешливым жестом. Полицейский оглушительно расхохотался. Он чертовски хорошо знал, что говорил это всем девушкам. Он не был плохим парнем. Может быть, это помогало ему трахаться раз в год или около того.
С неосознанным мастерством Моник прокладывала себе путь сквозь поток движения велосипедов, автомобилей и грузовиков. Загорелый блондин в полевой серой униформе подъехал к ней на мотоцикле. Перекрикивая рев двигателя, он заговорил на парижском французском с немецким акцентом: Вы едете куда-нибудь особенным?
Она подумала о том, чтобы притвориться, что не понимает. С истинной парижанкой она могла бы это сделать. С немцем она не совсем осмелилась. Если бы немцы захотели этого достаточно сильно, они могли бы устроить несчастные случаи. И поэтому она ответила правду: Я еду на работу.
Ах, так, - сказал он, а затем, вспомнив свой французский, Quel dommage. Моник не думала, что это было жалко; она не испытывала ничего, кроме облегчения, когда мотоцикл умчался прочь. Целое поколение подчинило ее немцам как хозяевам Франции, но не оставило в ней энтузиазма.
Затем она проехала мимо синагоги на восточной стороне улицы Бретей. Его окна были закрыты ставнями, дверной проем заколочен досками, как это было с тех пор, как Ящеры ушли и пришли немцы. Может быть, здесь еще уцелело несколько евреев. Если они и сделали это, то не из-за недостатка немецких усилий. Моник покачала головой, затем ей пришлось откинуть волосы с глаз. Неудивительно, что так много евреев так хорошо ладили с Ящерицами.