И эхом словно: «Боже, как темно!»
Душа и плоть навеки расставались,
Но каждая кричала о своем.
Перед разлукой будто признавались,
Как тяжко было им всегда вдвоем.
Глава 15, в которой Никодим отправляется на поиски Афанасия, а Марина хитростью выманивает деда Водяника из воды.
Когда Галины дух искал,
Гонимый ведьмой, водяного,
Он множество существ видал,
За исключеньем полевого.
Тот в чреве дуба почивал,
Минувшей ночью изнуренный.
Вполглаза, впрочемзасыпал
И тут же вскакивал, смущенный.
Рос дуб на берегу ручья,
Где дед Водяник затаился
И, в ожиданье мужичья,
О прошлом вспоминал и злился.
Эй, Никодим, дед окликал
И пробуждал того от грез. -
Зачем Творец людей создал?
Он этим в мир разлад принес.
Адам был глуп, мне говорили,
И принимал слова на веру.
Его не яблоки сгубили
Лолите доверял не в меру.
Следи он за своей женой,
Не позволяй шататься праздно
Та не сошлась бы с Сатаной
И не блудила всяко разно.
Не началась бы Та Война,
В наш мир беда бы не пришла.
Зря оклеветан Сатана
Слепец Адам источник зла!
Так дед Водяник рассуждал,
И, угождая духу злому,
Согласно Никодим кивал,
На пол кивке впадая в дрему.
Он, убаюканный журчаньем
Ручья ли, беса, что жил в нем,
Доволен был и мирозданьем,
И каждым им прожитым днем.
Адам, и Ева, и Лолита,
И даже прародитель зла
Давно им были позабыты.
Где цвел огонь, теперь зола.
Он был уверен, что былое
Не прорастет в грядущем дне,
И никогда начало злое
Не победит уже в войне.
А если так, то смысла нет
Творенье Бога ненавидеть.
Сосуществуют тьма и свет,
И глупо этого не видеть.
Живи и радуйся, пока
Старуха-смерть в глаза не взглянет
И не ухватит за бока
Тогда с тебя печали станет.
Как будет после, знает кто?
Был Никодим в одном уверен
Не обвинит его никто,
Что полевой себе не верен.
Служил, как мог, он Сатане,
Извечный страх тая пред Богом,
И за Лолиту в Той Войне
Сражался в рвении убогом.
Пал Сатана, и нежить с ним
Смирился духом полевой.
Был божий мир ему чужим,
И мир себе избрал он свой.
Отшельником в норе ютился,
Живя вольготно средь полей,
И в мыслях с прошлым распростился
Был день сегодняшний милей.
Со всеми ладил Никодим,
Не видя в ссорах много прока.
Домой вернувшись невредим,
Он не забыл войны урока.
Так тихо мирно жил бы он,
Но, Афанасия любя,
Превозмогал сейчас свой сон,
Троих охотников губя.
Их был не против проучить,
Как истый нежить, полевой.
Но наказать, а не убить,
И отпустить живых домой.
Всем рассказали бы они,
Какие страхи испытали,
И все оставшиеся дни
Пред нежитью бы трепетали.
Но Афанасий осерчал,
А водяной решил иначе,
И Никодим в ответ смолчал,
Ему желая неудачи.
И будто кто наворожил
Уж полдень был, а те не шли.
То ль Афанасий не спешил,
То ль стороной они прошли.
Как долго ждать прикажешь мне? -
Ворчал сердито дед Водяник.
И зябко же лежать на дне
А ведь я лешему не данник!
Он данник вечный будет твой,
Услуги этой не забудет, -
Ответил хмуро полевой.
А от тебя ведь не убудет!
И знаешь что? Ты полежи,
А я его потороплю.
В дупле я без своей межи,
Скажу по правде, плохо сплю.
Мы с Афанасием вдвоем,
Пугая слева их и справа,
Людишек быстро приведем
К ручью на скорую расправу!
Передразнив, замолкло эхо,
А в опустевшее дупло
Уже бродяга-ветер въехал
И листьев павших нанесло.
Помедли Никодим чуть-чуть,
И он с Петром бы повстречался.
Почти их пересекся путь,
Но полевой стремглав умчался.
Не видел он, как Петр тонул,
Ручей одолевая вброд,
Как водяной к нему прильнул,
Людской весь ненавидя род,
И опустился вмиг на дно,
Опутав длинной бородой.
И как ручей, с ним заодно,
Поил Петра своей водой
Ах, нежить, будь она неладна!
Но Никодим всегда считал,
Что смертьтранжира и накладна.
А он копить предпочитал.
На то ведь он и полевой.
Он даже воин так себе
Марината была иной,
Вся жизнь ее текла в борьбе.
И, не скрывая восхищенья,
Она, в кустах засев, следила,
Как без пустого сожаленья
Петра топила злая сила.
«В воде его не одолеть, -
Мелькнула мысль. Старик силен.
На берег должен захотеть
Каким-то чудом выйти он.
А там его уж как-нибудь
Не силойхитростью возьмем.
Неустрашимой только будь!» -
И глаз, скосив, сверкнул огнем
Топитьприятная работа.
Водяник в прошлые века
Людей губил с большой охотой,
И жизнь его была легка.
Все омрачилось в одночасье.
Однажды ведьму утопив,
Он навсегда утратил счастье,
Себе злодейства не простив.
Виновна та была бесспорно
Любовью плотской возлюбила.
Запрет Творца нарушив вздорно,
Сама себя приговорила.
Нельзя простить такое было.
Вся нежить в страхе замерла
Им кара лютая грозила,
Когда бы та не умерла.
Но казнь свершилась. Ночью лунной
Вскипев, разгладилась вода
Над головою ведьмы юной
И стороной прошла беда.
Все было по закону верно,
И дед Водяник это знал.
Но почему-то он безмерно,
Как никогда, в ту ночь страдал.
Гоня свои сомненья прочь
Закон не сорная трава!
Он ведуну подкинул дочь,
Всем объявивона мертва.
Ничто с тех пор не изменилось,
Топить вот только разлюбил
Ему порой та ведьма снилась,
Чье даже имя он забыл.
Дед Никодиму уступил,
Его речами вдохновленный.
Но без азарта он топил,
Казалось, чем-то утомленный.
И, завершив свою работу,
Исполнив нежити завет,
Он словно с плеч стряхнул заботу
И всплыл со дна, где тьма, на свет.
Сиянье солнца, птичьи трели
И равномерный плеск воды
Покой вернуть ему сумели,
Смирив предчувствие беды.
Природа ран любых целитель,
Ее целебен каждый звук.
Она великий утешитель
Душевных ли, духовных мук.
Но червоточина гнездилась,
И дед Водяник точно знал
Все то, что с ним уже случилось,
Ничто в сравненье с тем, что ждал.
И он почти не поразился,
Увидев, как на берегу
С русалкой леший разрезвился,
Ее лаская на бегу.
Нагие оба, словно звери,
Забыли всякий стыд они,
Закон безнравственно презрели,
Как будто были здесь одни.
Но и заметив водяного,
Они нимало не смутились.
Кидая камни в духа злого,
Ему грозили и бранились.
Да не сошли ли вы с ума? -
Был дед Водяник страшен в гневе.
Как будто выносила тьма
В своем бесстыдство ваше чреве.
Не зря я доверял примете:
Русалка с лешимжди беды!
И, позабыв про все на свете,
Ступил на берег из воды.
Был поступью он так тяжел,
Что воздух сотрясал шагами,
Но, с хрипотой дыша, побрел,
Упрямо шаркая ногами.
Дед руку мог едва поднять,
Куда ему за лешим гнаться.
Ну, разве только попенять
И запретить с русалкой знаться.
И, шаг умерив, дед Водяник
Окликнул лешего сердито:
Остановись-ка, ты, охальник!
Раскайсябудет все забыто.
Но будто эхо повторило:
И ты покайся, водяной! -
То ведьма вдруг заговорила. -
Не чаял встретиться со мной?
Из-за куста змеей скользнула
И к водяному подошла,
Глаза кося, в глаза взглянула
И ярой злобой обожгла.
Ты знаешь ли меня? спросила.
Да, вспоминаю я тебя!
Какой неведомою силой
Вернула к жизни ты себя?
Напуган дед Водяник был
В ней свой ночной кошмар узнал.
Года прошли, но не забыл,
И в ведьме этой ту признал.
Одно лицо И голос той
И та же ненависть глазах
Но вдруг ответ пришел простой,
Развеяв суеверный страх.
Ты дочь той ведьмы, он сказал.
Марина мрачно улыбнулась.
Ведь я просил Я приказал!
Но ты вся в мать. И ты вернулась
Спросить «зачем» не хочешь ты? -
Был шепот так похож на крик.
Я матери своей мечты
Тебе поведаю, старик.
Я знаю все, ответил он. -
Моей погибели ты жаждешь,
О мести мысли гонят сон.
Ты не живешь, Марина, страждешь.
Так не живи и ты, старик,
И это справедливо будет.
Судить других ты лишь привык,