Турок в очередной раз улыбнулся и велел евнуху:
Отведи её к мальчику.
Мария снова поклонилась, а евнух уже хотел проводить её к Якову, но оказался остановлен господином:
Подожди. Заодно проследишь, чтобы она ничего лишнего не сказала. И встреча не должна быть долгой. Не более четверти часа.
Это стало неприятной новостью, но Мария подумала: «Даже за четверть часа я успею».
Она собиралась сказать Якову всё то, что обещала сказать, но также и другоечто Яков должен проявлять послушание и покорность всего лишь до наступления нынешней ночи. Потому что нынешней ночью Мария собиралась помочь ему бежать.
Главное былоузнать, где именно держат Якова. И оказалось, что его держат здесь же, на третьем этаже дворца, в покоях, которые предназначались для жены василевса и её служанок, но в последние годы пустовали, поэтому, если василевс устраивал во дворце праздники, здесь отдыхали жёны гостей.
Вот евнух повернул ключ в замочной скважине и открыл двери в общую комнату. Мария стремилась заглянуть ему через плечо, надеясь увидеть сына ещё издали, но вместо этого увидела другого мальчика, темноволосого, тоже лет четырнадцати. И рядом с нимтемноволосую девочку, чуть помладше.
Мальчик произнёс:
Добрый день, госпожа Мария. И только тогда память вдруг подсказала: «Это же Яннис, друг Якова. А девочка рядомсестра Янниса». Кажется, девочку звали Тамар. Вспомнилась встреча с женой и детьми Георгия Сфрандзиса. Встреча на ипподроме, которая состоялась всего три дня назад, но как будто минула целая вечность.
Надеюсь, этот день будет добрым, Иоанн. Мария попыталась ободряюще улыбнуться Яннису и его сестре, одновременно оглядываясь в поисках сына, а меж тем евнух прошёл через комнату и стал отпирать ещё одну дверь.
За этой дверью показалась спальня, в которой царил настоящий разгром. Подушки, валяющиеся на ковре. Опрокинутый стул, мешавший открыть дверь пошире. Серебряная тарелка, лежащая рядом. И всё это прикрывал слой белого пуха, часть которого продолжала летать по комнате, будто снег.
Мама! это крикнул Яков, выскочивший из комнаты и кинувшийся на шею.
Мария на минуту забыла обо всём на свете, прижимая к себе сына, пытаясь пригладить его растрёпанные волосы и собрать с одежды хотя бы самые крупные пушинки. Она заметила, что сын, находясь взаперти, даже не снял плащ, в котором ушёл вчера вечером. Так и сидел в комнате, готовый в любую минуту покинуть это место.
Мама, забери меня отсюда, попросил Яков и, казалось, вот-вот заплачет, поэтому от его слов Марии самой захотелось плакать:
Сынок, я не могу. Не сейчас. Может быть, позже. Но для этого ты должен стать послушным. Делай всё, что тебе скажут. Не противься.
А отец говорил наоборот, ответил Яков. Отец говорил, что я не должен так поступать, а если стану делать то, что хочет Великий Турок, тогда буду гореть в аду. Что Великий Турок от меня хочет?
Мария почувствовала, что кто-то тронул её за плечо. Она обернулась и увидела, что это был евнух. Он смотрел на неё очень пристально, а затем несколько раз цокнул языком и покачал головой. Значит, отвечать на вопрос сына не следовало.
Яков, прошу тебя: послушай, сказала Мария. Я знаю, что говорил твой отец. Вчера я и сама говорила, как он. Но сегодня всё иначе. Ты ведь знаешь, что из всех сыновей ты один у меня остался?
Яков всхлипнул и кивнул, а Мария оглянулась на евнуха. Как и следовало ожидать, тот смотрел на неё всё так же внимательно. Причём ловил каждое слово, поэтому она повернулась к сыну и продолжала говорить то, что обещала туркам:
Главное, чтобы ты не умер. Даже если ты совершишь какой-то грех, то позднее сможешь покаяться. У тебя будет целая жизнь на это. Главноесохранить твою жизнь.
Мария снова обернулась, чтобы посмотреть, не ослабло ли внимание евнуха. Вдруг он отвлёкся на что-нибудь. Однако тот по-прежнему следил внимательно, и тогда она посмотрела на Иоанна, будто прося у него помощи: глазами показала ему на слугу Великого Турка, а затемна своего сына. Увы, Иоанн не понял.
Мария опять обратилась к Якову и старалась по возможности тянуть время, говоря почти одно и то же:
И так слишком многие погибли. Слишком многие. Зачем умножать их число? Лучше смириться и покориться. Смирениеэто добродетель. Поэтому обещай мне, что будешь послушен, и тогда мы с тобой обязательно увидимся снова.
Следовало в очередной раз оглянуться, чтобы проверить, слушает ли евнух. Тот, конечно, полагал, что эти взглядысвоего рода вопрос: «Всё ли я говорю правильно?», поэтому ничего не заподозрил, но всё же оставался бдительным, поэтому Мария опять посмотрела на Иоанна. Она вновь показала ему глазами сначала на евнуха, а затем на сына. И на этот раз мальчик понял!
Шехабеддин-паша, заговорил он нарочито громко, я хочу снова попросить тебя: не запирай больше Якова. Я уже говорил тебе, что он мой друг и что я готов поручиться за него.
Евнух на мгновение обернулся и перестал слушать, что говорят Якову. Но лишь на мгновение. Этого было недостаточно. Так что Иоанн продолжал говорить громким голосом, привлекая к себе внимание:
Шехабеддин-паша, я обещаю, что Яков станет вести себя спокойно. Он ведь послушает госпожу Марию, а если не до конца послушает, то мы с сестрой будем говорить с ним и убедим. Шехабеддин-паша, если это нужно, отведи меня к своему господину, и я буду просить его. Шехабеддин-паша, ответь мне.
Иоанн говорил не переставая, поэтому евнух уже не мог сосредоточиться на Якове, как ни старался.
Хватит, строго сказал он, повернувшись к Иоанну. Я слышал твою просьбу. Я над ней подумаю. Перестань кричать. Но в то самое время, когда евнух это говорил, Мария шепнула Якову на ухо:
Сегодня не ложись спать и не гаси огня. Я приду под окно и принесу верёвку, чтобы ты мог бежать отсюда.
* * *
Вечер 31 мая 1453 года
Тодорис, узнав, что тёща вернулась от Великого Турка, начал верить в чудеса. В первый раз, когда она вернулась с ипподрома и приволокла тела своего мужа и старшего сына, это казалось не так уж удивительно. Было раннее утро, на улицах почти никого, и потому Тодорис вполне допускал, что госпожа Мария не повстречается с турками, которые захотят взять её в плен. Зато во второй раз, когда она направилась к западным стенам, то есть хотела пройти через весь Город в разгар дня, это было совсем другое дело. На успех не следовало надеяться, поэтому Тодорис не поверил ушам, когда уже после наступления сумерек челядинцы сказали ему, что госпожа Мария только что вернулась.
Конечно, Тодорис поспешил во двор это увидеть. Тёща была сильно утомлена, ей трудно было стоять на ногах, одежда запылилась, но в остальномвсё хорошо. Пожалуй, эта долгая прогулка оказалась госпоже Марии на пользу, потому что тень печали, лежавшая на лице со вчерашнего дня, стала как будто исчезать. Снова появилось желание заботиться о себе.
Ах, я так находилась за этот день! говорила она слугам и служанкам, сидя на каменной скамье неподалёку от главных дверей. У нас есть тёплая вода? Хочу вымыть ноги. И приготовьте мне, во что переодеться. А ужин есть? Я ужасно голодна.
«Голоднаэто хороший признак», подумал Тодорис, а меж тем тёща наконец заметила его и недовольно спросила:
А что это на наших дверях? Какой-то знак мелом Слуги сказали, что нарисовал ты.
Да, я, ответил Тодорис и объяснил, зачем.
Он ещё утром, как только стало известно, что янычары больше не охраняют дом, понял, насколько опасным сделалось положение тех, кто в этом доме остался. Любой турок, проходя мимо по улице, мог задаться вопросом: «А почему здесь двери не сломаны, а охраны нет?» Этот турок наверняка решил бы проверить, позвал товарищей, и в итоге случился бы ещё один штурм здания, как в день, когда Город пал.
Вот почему Тодорис, когда госпожа Мария сообщила ему новость о янычарах и ушла, тут же попросил Эву показать, где находится кабинет господина Луки. Там вместе с Эвой юноша перерыл все бумаги, чтобы найти хоть одно письмо с турецкой подписью. В итоге оно было найдено. А затем Тодорис взял мел и, сверяясь с подписью на листе, нарисовал такую же на дверях дома. Пусть турки, проходящие мимо, думают, что это метка, означающая «всё здесь принадлежит обладателю подписи».