Тот встретил меня на широком мосту, перекинутом между двумя облаками. Золотые волосы, золотая туника — парень был не особо оригинален в выборе наряда.
— Зачем ты явился сюда? — было первое, о чём он меня спросил.
— Хотел… поздороваться, — ответил я с улыбкой.
— Поздороваться? Также, как ты поздоровался с Гронто? Да, нам известно, что это ты украл вершину горы Сущего. И уж поверь нам — об этом очень скоро узнает Отец.
Парень определённо пытался меня запугать.
— Не припомню, чтобы он нам чего-нибудь запрещал, — ответил я.
— Так зачем ты явился? — вновь спросил он.
— Хотел взглянуть на твоих детей, — честно ответил я, — Ты ведь уже создал их?
Бог Солнца прищурился, точно пытаясь найти подвох в моих словах.
— Хорошо, — сказал он наконец, — Следуй за нами. Но не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус, мы видим всё.
Он провёл меня через открытую галерею к небесному озеру, в водах которого плескались летающие рыбы.
— Смотри же, — сказал он.
Манус хлопнул в ладоши и водная гладь разошлась в стороны, открыв вид на горную долину, где пряталась деревня, совсем крошечная. Однако это уже было настоящее поселение. От изумления я даже раскрыл рот.
Они были прекрасны. Люди — он создал их похожими на нас. Так странно было наблюдать за ними с облака. Уже тогда я понимал, что им суждено заселить всю Онагайю, от края до края, и я ничего не смогу с этим поделать. Манус создал подлинный шедевр.
Вернувшись в долину я попытался воссоздать людей. Браслет запечатлел образ деревни в мельчайших подробностях и сотворить их копию мне труда не составило.
Но радость была не долгой. Мои творения, пусть и неотличимые от созданных Манусом, отказывались вести себя правильно. Они бегали на четвереньках, выли и сторонились друг дружки. С горем пополам мне удалось наконец сделать их стайными, но лучше от этого не стало.
Копии, хоть и выглядели как настоящие, повадками не отличались от созданных мной животных.
Перебирая созданий вновь и вновь я наконец понял в чём проблема.
Душа, крошечная искорка, невидимая глазу, совершенно не соответствовало украденным мной моделям. В тот день я создал несколько её вариантов, прежде чем понял окончательно — я не способен сотворить полностью разумное существо. В творениях моих звериное всегда будет преобладать над человеческим. Видимо, отец мой так и задумал с самого начала. Я не должен был выиграть в этом состязании.
Но я не собирался сдаваться. Я решил, что у меня будет свой народ — так или иначе. Даже если мне придётся совершить невозможно, даже если придётся ждать, когда все звёзды сойдутся в нужном положении. Даже если придётся трудиться вечность ради одного крошечного успеха.
Той же ночью я пробрался в деревню Мануса в образе лисы и выкрал несколько человеческих детей.
Так я выполнил задание Отца.
Глава 3
Из всех творений Онагэ более всего любил род человеческий, что создал старший сын его, Манус — хранитель благодатного солнца нашего.
Все боги Светлого Круга признали первенство Мануса среди них, все кроме Чёрного Лиса. Коварный затаил обиду на своего брата и нашёл среди людей самых гнусных, тех, кто роптал на власть Солнца. Они последовали за Лисом в ночь и леса. И по сей день живут среди нас Лжецы — служители Чёрного Лиса — и творят свои чёрные дела.
Волки подняли головы, почувствовав моё приближение. Шерсть на горбатых загривках встала дыбом и оба низко зарычали, но тут же успокоились, почувствовав мой запах.
Старший подошёл и ткнулся мокрым носом в грудь. Больше трёх метров в загривке с пастью, способной перекусить хребет буйвола, он жалобно пискнул, напрашиваясь на ласку и угощение.
— Кто там? Шабас? Олхой?
Человек в одежде из шкур откинул занавесь и глянул из земляного тоннеля наружу. В темноте он был точно слепой, в отличие от меня и волков, стороживших стоянку.
— Это я. Друг.
Выступив на свет я показался мужчине в своём новом обличье — дряхлый старик с длинными седыми волосами и бородой, закутанный в рваный плащ из невыделанной кожи.
— Друг? Тебя знать?
Дети. Они были совсем ещё детьми, хоть и казались взрослыми. Даже говорить толком не научились.
Вот уже несколько циклов я внимательно следил за каждым шагом своих питомцев — родных и приёмных. Мои братья предпочитали являться к своим детям в истинном обличье — но я так не делал никогда. Слишком уж послушными были дети моих братьев и сестёр, слишком боялись своих творцов, слишком на них рассчитывали.
Мужчина окинул меня долгим взглядом со смесью жалости и насмешки и пригласил внутрь. Тяжело опираясь на длинный посох я проследовал за ним.
Холм был изрыт лисьими норами. Сквозь земляные стены коридора пробивались корни деревьев, ход уводил всё дальше вглубь земли.
Наконец мы вышли в просторное круглое помещение, освещённое огнём каменного очага в центре, едкий чад от которого поднимался к потолку и исчезал в узком дымоходе. Стены и потолок укреплены брёвнами, пол устлан шкурами — здесь было вполне уютно. В комнате было человек двадцать, кто-то — из молодых — с интересом разглядывал меня. Прочие делали вид, что не видят — они знали, что прежде чем говорить с гостем, следует убедиться, что он не мертвец и не злой дух.
Женщина хозяина встретила меня и проводила к огню, предложив миску с мутной вязкой похлёбкой. Громко чавкая, я принялся поглощать ужин.
Мне всегда хотелось развить у детей самостоятельность. Ничто не запретно, ничто не свято, никто вам не поможет.
Но любопытство всегда брало своё и я частенько наведывался к ним, приняв человеческий или звериный облик.
Ни тех, ни других они не боялись.
Шабас и Олхой остались снаружи, охранять сон людей. Умные зверушки — пожалуй, кто-нибудь сказал бы, что слишком умные. Но именно этого мне хотелось тогда — идиллии. К тому времени я успел создать уже несколько десятков видов разумных зверей и птиц и обучил их жить в мире с моими приёмными детьми — теми, кого я похищал из селений Мануса.
Я так и не решил проблему души. Через несколько поколений искры людей неизбежно впитывали в себя энергию леса и все они рано или поздно превращались в зверей. Становились другими, Далёкими, как их звали те, что остался в городах. Внешне они мало чем отличались от своих собратьев, но души зверей делали их слишком костными, слишком замкнутыми в собственных традициях, привычках, обычаях — они переставали думать о чём-то великом, стремиться к большему чем то, что уже было у них. А без этого у приемышей не было и шанса выжить в том странном мире, что окружал их со всех сторон.
Мне удалось заложить в них понимание этого и теперь я уже больше не воровал детей — это делали сами Далёкие. Иногда они приводили и взрослых — мужчин и женщин — но от тех пользы было мало. Ломкая душа взрослых быстро подавалась чарам долины Красной реки и они очень скоро сами становились Далёкими.
— Благодарю, — сказал я, откладывая миску.
— Старшие любят тебя, — сказал мужчина, присаживаясь напротив, — Меня звать Серый Коготь. Кто ты?
— Уже не помню.
— Откуда пришёл? — спросил он.
— С Северной горы.
— На Северной горе никто не живёт. Там духи и смерть.
— Я прожил там всё жизнь, — ответил я, в стариковской усмешке показывая три последних зуба, — Хорошая охота там. Зверя много.
— Зачем тогда спустился? — улыбнулся Серый Коготь.
— Старый стал, мясо жевать не могу.
Всю ночь я рассказывал им сказки и объяснял повадки зверей, которых они ещё не видели. Дети ничего не умели сами — жили в лесу, а на охоту посылали лишь моих волков. Разумные или нет, звери не смогут охранять их всё время. Пора им было научиться делать это самим.
Наутро я начал рассказывать им про копьё, как сделать и для чего. Орудуя своим заострённым посохом, я показывал им основные приёмы охоты.
Надо ли говорить, что далось мне всё это нелегко? Прежде чем явиться к ним я потратил полный цикл на то, чтобы самому научиться владеть таким оружием.
Изобретать велосипед не хотелось и я обратился за помощью к богу Огня. Здоровяку каким-то образом удалось сохранить часть своих воспоминаний и с оружием он обращался мастерски. Даже оказавшись в теле бога он не переставал упражняться.