Серый и длинноухий, он не собирался убегать, хотя я и пихнул его ногой. Тогда я нагнулся и поднял его, ухватив за уши. Он испугался, хотя и не подал виду. Я почему-то понял это и взял его на руки.
— Тебе идёт, — заметила Салкхисс.
— Вот и ужин, — одобрительно кивнул Торгард.
Но вместе поесть нам не довелось.
— Талисманы сделали свой выбор, — торжественно произнёс Отец, — Завтра я научу вас пользоваться ими. А сейчас ступайте вниз, на землю, и осмотрите свои владения.
Я глянул в шахту. Дымка рассеялась и сквозь неё явственно проступили очертания морей и материков. Онегайя была прямо под нами.
Поручни плавно опустились вниз.
— Прыгайте, дети мои, — сказал отец, — Ничего не бойтесь, ибо отныне вы бессмертны. Это ваша земля, ваше небо и ваши океаны — ничто не сможет повредить вам.
И они начали прыгать, один за другим. Без страха, без сомнений. А вот мне было не по себе.
Но снова оказываться последним не хотелось. Потому я легонько оттолкнул в сторону собиравшуюся с мыслями Салкхисс и нырнул головой вниз.
Земля неслась мне навстречу с безумной скоростью. Я вошёл в атмосферу и воздух вспыхнул вокруг, окутав меня сияющим коконом. Но я ничего не чувствовал — вернее ощущал всё, но наслаждался этим. Ни боли, ни страха — лишь безумное чувство полёта.
Спустя миг, показавшийся вечностью, я упал на луг с высокой колючей травой, показавшийся мне периной. Заяц тут же выскочил из рук и унёсся куда-то прочь.
Я лежал и смотрел на звёзды. Они падали одна за другой и я знал, что это мои братья и сёстры.
Возможно когда-то где-то у меня была настоящая семья. Однако теперь ею стали они.
Вершины гор окутывала вековечная тьма. Должно быть солнце ещё не сотворено, подумал я тогда. Тем лучше. Ночь мне нравилась куда больше, всегда нравилась — я почему-то знал это.
Я блуждал по лугам в долине широкой полноводной реки, вившейся змеёй меж невысоких, покрытых редкими деревьями, холмов. Чувства мои обострились, но при этом не мучила меня ни жажда, ни голод, ни усталость — я вообще забыл о них, точно о каком-то призраке из давно ушедшего прошлого.
Тишина и одиночество. Мне кажется, я не любил их и в прошлой своей жизни, но теперь я их буквально возненавидел. Хотелось просто поговорить, хоть с кем-нибудь.
Бормоча себе под нос старые анекдоты и временами хихикая я бродил в долине реки, нетерпеливо катившей свои красноватые воды куда-то на юг.
— Наверняка Отец давно забыл про меня, — говорил я своему новому другу-дереву, — Заглянул к толстяку, блондинчику, а потом пошёл к дочкам, напрочь забыв про меня. Он никогда меня не любил… Никогда…
Комок подкатил к горлу, захотелось плакать от жалости к самому себе. Хотя я, конечно же, не мог позволить себе подобного.
— Сын мой, — услышал я голос Отца в тот самый момент, когда надежда совершенно уже покинула меня.
— Отец, — я поднялся и посмотрел в его сторону.
Таким я видел его впервые. Высокий крепкий мужчина с густой, аккуратно остриженной бородой и длинными чёрными волосами, сквозь заросли которых пробивались седые пряди.
И он был в одежде.
— Интересный фасон, — сказал я, тут же позабыв обиду, и разглядывая его яркую тунику, — Можно мне такой же.
— Такой же или любой другой, — кивнул Онагэ, — Теперь ты можешь выглядеть так, как тебе самому захочется.
— Что и одежда тоже?
Я наморщил лоб и мысленно попытался накинуть на себя какой-нибудь нехитрый наряд. Получилось хоть и не с первого раза, но результат был вполне сносным. Закутавшись в необъятное шерстяное одеяло — единственное, что мне удалось сходу создать — я вновь посмотрел на Отца.
— А ты не торопился ко мне, — заметил я.
— Ларс, — со вздохом ответил он, — Ты первый, к кому я заглянул.
— Тебя не было несколько дней.
— Не больше часа, — ответил он, — Тебе трудно ориентироваться во времени сейчас, когда ты находишь за его пределами.
Тут он меня здорово удивил. Признаться, я и сам подозревал нечто подобное, однако же, не настолько радикальное.
— Пожалуй, именно этому я и научу тебя в первую очередь. Для начала подумай об этом — о том, что хочешь изменить ток времени для себя…
— Для себя, — повторил я, — А как же остальные?
— Для тех, кто не способен скользить по течению времени, оно бежит, как обычно. Считай, что ты ускоряешь или замедляешь самого себя. Так ты сможешь часами наблюдать за падением капли воды или за секунду пропустить тысячи лет, словно погрузившись в сон.
— А как вернуться назад? — спросил его я.
— Это невозможно, — ответил он, — Реки не текут вспять. Ты не можешь ничего изменить, лишь попытаться снова — всё возвращается и повторяется вновь и вновь. Скоро ты это поймёшь. Начнём же!
Отец остановил время и лист, сорвавшийся с ветки моего друга-дерева, замер в воздухе.
Яркие фигуры и образы вспыхивали вокруг меня, точно на парящих экранах, а Отец объяснял, как взаимодействовать с ними и на что каждый из них влияет.
Машина — или что бы это ни было — стала неотъемлемой частью меня. Я знал это, потому как чувствовал каждую мышцу и кость, каждую клетку собственного тела и понимал, что во мне нет ничего постороннего. Чем бы ни был артефакт, подаренный Отцом, он сросся со мной на уровне сознания, мысли, души.
То, чему он учил меня, было сродни волшебству — чуду даже — но являлось всего лишь техникой, инструментом, созданным народом Онагэ.
Урок продолжался очень долго, но ни мне, ни Отцу отдых не требовался.
Когда дубовый лист наконец ожил и продолжил свой танцующий путь вниз с точки, на которой Онагэ остановил его, я знал более чем достаточно для того, чтобы выполнить возложенную на меня миссию.
Глава 2
Онагэ даровал своим детям власть творить и они приступили к делу. Крылатая Брумбалия соткала небесный свод, а Пресветлый Манус, прародитель рода людского, возжёг на нём лик нашего солнца. Его брат Гронто, ударив молотом, покрыл гладкий лик Онегайи высокими горами и глубокими пропастями, а яростный Торгар возжёг факелы вулканов и подогрел мириады источников, что согревают нас зимой. Прекрасная Шилена оживила спавшие моря и наполнила их рыбой, а печальная и добрая Иллерия покрыла Онегайю убором из трав и деревьев. Две сестры-близнеца Клоссидра и Салкхисс породили ночь и тень, и тьму, и грёзы, и вековечный сон, ибо нет жизни без смерти и нет восхода без заката. Один лишь Чёрный Лис ничего не делал, ибо был он слишком горд и упрям. Он помышлял лишь о том, как свергнуть Отца своего и истребить весь людской род.
Настала пора творить, создавать разумных существ. Я в принципе понимал, что именно от меня требовалось, но никак не мог начать. Два дня я бесцельно бродил по лугам, отыскивая подходящих зверей, однако никто мне не попадался. На закате третьего я наткнулся на зайца, того самого, что был рождён браслетом, когда тот выбрал меня на корабле Отца.
— Привет, — сказал я, поднимая того с земли, — Ты здесь один, приятель?
Внезапно меня осенило. Онегайя, эта планета, она всё ещё была пустынна. Я прикрыл глаза и протяжно застонал.
— Отец, неужели ты не мог сам?
Мне предстояло море работы. Разумеется, я выпал из мира ещё на неделю. Меня пугал не сам процесс, а то, с чего следовало начать.
И я не знал, с чего именно.
Три для и три ночи сидел я верхом на огромном валуне и глядел на реку. Из забытья меня вывела рыба — совсем крошечная — она выпрыгнула из воды и солнце заиграло на её серебристой чешуе.
В тот же миг я вскочил с места.
Шилена. Владычица морей уже начала творить, а я всё ещё нет.
Быть последним в этом состязании я не собирался. Собрав всё волю в кулак я наконец-то начал лепить жизнь.
Рогатые мыши. Я создал их коллективными животными, обитающими в огромных муравейниках — вернее мышатниках. Они стали моим первым детищем.
Разглядывая сидящие на ладони прототипы — самца и самку — я размышлял, как бы ещё их улучшить. Самцу, несомненно, нужны были куда большие, ветвистые рога. Как у оленя, или лося, проблема была в том, что они мешали бы ему двигаться по тоннелям. Помимо этого мне требовалось создать разом несколько вариантов, способных жить в разных климатических условиях.
Это была поистине титаническая и совершенно бесполезная работа. Я успел создать летучих ящериц. А ещё рыб с ногами — для этого я поймал одного из питомцев Шилены и как следует с ним поработал. Получилось презабавно.