Когда за начальником полиции закрылась дверь, он ехидно улыбнулся и начал усердно вытирать глаза платком. Его занятие прервал голос Дианы:
— К вам посетитель.
— Кто? — поинтересовался он.
— Какой-то молодой человек. Просится лично к вам.
— Хорошо... Приму минут через пять. Дочитаю документы.
Но и после ухода секретаря Владимиров продолжал сидеть неподвижно. Никакого документа ему дочитывать не нужно. Пусть подождет посетитель. Все должны знать, что у заместителя бургомистра по горло работы. Больше уважать станут.
Через несколько минут дверь тихо отворилась, и в кабинет проскользнул молодой человек. Он почтительно остановился у порога.
— У меня важное, — но тут же поправившись, посетитель добавил: — вероятно, важное сообщение. Может быть, оно вас заинтересует...
— Продолжай, молодой человек, чего замолчал?
— Моя фамилия Зоренко. Моя мама живет в Харькове. С ее разрешения я уехал сюда, к бабушке...
— Ближе к делу. Мне не обязательно выслушивать родословные всех посетителей.
— Но без этого не все будет ясно. — В глазах посетителя промелькнул испуг. Он боялся, что его не дослушают.
— Продолжай, только ближе к делу.
— Постараюсь. Я уже сказал, что живу у бабушки. Здесь я учился в школе. По соседству с нами живет Маша Барцевич. В одной школе учились. Так вот, эта Маша вчера встретила меня и предупредила, чтобы я уходил из дома, так как меня хотят отправить на работу в Германию. А я сам желаю туда поехать, — поспешно закончил Зоренко.
— Похвально, молодой человек, весьма похвально. Как звать тебя?
— Толя.
— Похвально, Толя, твое желание! — в голосе Владимирова уже не было прежней небрежности.
Через Диану он передал указание немедленно разыскать Дахневского. У него мелькнула догадка, что он напал на след, который может вывести на подполье. В душе уже торжествовал победу над начальником полиции, поэтому с нетерпением ждал его прихода. Когда тот пришел, Владимиров лишь мельком взглянул на него.
— Зоренко, повтори свой рассказ начальнику полиции, — с мальчишеским вызовом сказал он.
Тот повторил все, что раньше рассказал заместителю бургомистра.
— Откуда эта Маша знает, что тебя хотят отправить в Германию?
— Не могу знать...
— Где она работает?
— По-моему, нигде не работает.
— Разрешите от вас позвонить. — Получив молчаливое согласие Владимирова, Дахневский вызвал полицию. — Дежурный? Говорит Дахневский. Срочно свяжитесь с биржей труда и выясните, должен ли быть направлен в Германию Зоренко Анатолий. О результатах позвоните господину Владимирову, я у него. — И обратился к посетителю: — Что ты знаешь об этой Маше? Кто ее друзья?
— Девушка как девушка, ничего особенного... Была членом комитета комсомола школы... У нее много друзей.
— И сейчас?
— Сейчас?.. Не замечал, чтобы кто-то к ней приходил, — уже беспокойно ответил Зоренко. Ему показалось, что к нему пропадает интерес или же ему не верят. И, вдруг вспомнив, добавил: — Правда, пару раз видел, как к ней приходил полицейский Перепелица. Они в одном классе учились.
В это время раздался телефонный звонок и дежурный доложил, что Зоренко зарегистрирован на бирже труда и через неделю должен быть отправлен в Германию.
— Хорошо! — и Дахневский положил трубку. — От кого ж эта Маша может знать о подготовке для отправки в Германию?
— Честное слово, не знаю.
— Ну, гаразд, Толя. Ты никому не говори о том, что был здесь.
— Можете быть уверены! — с готовностью сказал тот. И, поколебавшись, попросил: — Хочу, чтобы на бирже меня оформили как добровольца.
— Твою просьбу выполним, — самодовольно произнес Владимиров.
— Толя, — вкрадчиво заговорил начальник полиции, — мы поверили тебе. И нам бы хотелось, чтоб в Великой Германии ты был также предан новому порядку. Мы с тобой еще встретимся до отъезда. У меня больше вопросов нет.
Зоренко поклонился и вышел из кабинета.
— Что скажете, милостивый государь? — самодовольно и с вызовом спросил Владимиров.
— Думаю, мы...
— Мы?!
— Прошу прощения, — несколько смутился Дахневский. — У меня нет сомнений, что мы напали на след подпольщиков.
— Вот и действуйте.
— Не сумлевайтесь. Нам нужно было ухватить за ниточку. Она хоть и тонкая, но это уже кое-что!
День тянулся медленно. Владимиров был доволен, что его больше никто не беспокоил. Потом позвонил Шеверсу и услышал его шелестящий голос.
— Герр гауптштурмфюрер, докладывает Владимиров.
— Да.
— Мне нужно с вами поговорить.
— У вас что-то срочное? Я не располагаю временем.
— У меня был сегодня любопытный посетитель, некий Зоренко...
— А-а!.. — протянул шеф СД. — Мне уже доложил начальник полиции. Что ж, молодцы ваши полицейские. Я ими сегодня доволен.
Вот, подлец, опередил! Настроение у Владимирова испортилось.
А Шеверс продолжал:
— С вами сегодня майор Штейнбрух говорил?
— Нет.
— Он позвонит. Его указание выполните беспрекословно.
На улице начало темнеть, когда зазвонил телефон. Говорил Штейнбрух. Владимиров выслушал майора и, закончив разговор, достал из кармана жилетки часы. Рабочее время закончилось. Вызвал Диану, которая вошла в кабинет с блокнотом и карандашом в руках.
— Вы мне сегодня очень нужны, — просительно сказал он.
— Хорошо, я приду, — с обыденной интонацией ответила она.
Дома Владимиров задернул на окнах тяжелые шторы, включил настольную лампу. Подошел к буфету, достал начатую бутылку коньяка. Налил рюмку и выпил залпом. Тишину нарушил бой стенных часов. Скоро должна прийти Диана. Он глубоко вздохнул и на его лице промелькнуло сожаление. Сегодня они расстанутся. Сожаление было искренним, но пойти против приказа Штейнбруха он не мог. А указание было лаконичное: откомандировать Диану в его распоряжение. Устное указание, и только для него. Для всех остальных секретарь переводится на работу в другой город.
От негромкого стука в дверь Владимиров вздрогнул, хотя и был готов к встрече. Диана привычным движением сняла пальто, поправила волосы и вошла в комнату.
По необходимости она приняла его ласку, и Владимиров почувствовал, как холодна она сегодня. Неужели почувствовала разлуку? — подумал он и со злостью вспомнил приказ Штейнбруха. Не решаясь начать неприятный разговор, начал перебирать пластинки. Отобрал одну из них. Несколько раз повернул ручку патефона, бережно опустил мембрану на пластинку и в комнате зазвучал знакомый эмигрантам голос певца: «Скажите, почему нас с вами разлучили?»
Диана вопросительно посмотрела на Владимирова. Ее тонкие брови изогнулись дугой.
— Это что, намек, Аркадий Мефодьевич?
— Нет, киса, не намек, — со сдержанной грустью в голосе проговорил он. — К сожалению, не намек! Мне очень тяжело расставаться с тобой, но завтра ты должна явиться в распоряжение майора Штейнбруха.
Диана ничего на это не ответила. Даже выражение ее лица не изменилось, лишь слегка вздрогнули длинные пальцы. Она молча надела пальто и вышла, тихо прикрыв дверь.
Владимиров был потрясен ее выдержкой. Нет, надменностью. Убежала, как от чумного, зло подумал он. Его взгляд остановился на гитаре с ярким бантом на грифе. Он сокрушенно покачал головой, взял ее в руки и тихо запел:
Вы не бойтесь, пес не будет плакать.
Но, тихонько ошейником звеня,
Он пойдет за вашим гробом в слякоть,
Не за мной, а впереди меня...
5
Штейнбрух распорядился подать кофе.
— Вилли, сделай одолжение, позвони майору Фурману. Скажи, я его жду, — попросил Рокито.
Пока ждали Фурмана, много говорили, но беседа была безликой. Вести́ такие ни к чему не обязывающие беседы полковник был большой мастер. Штейнбрух даже немного завидовал такому его таланту.
Вскоре Фурман пришел. Он был чем-то озабочен и не мог этого скрыть.
— У вас неприятности? — после приветствия поинтересовался полковник.
— Да... в некотором роде. Они постоянно преследуют разведчика. Провалился агент, — ответил он и по потускневшим его глазам было видно, чего стоило ему выдавить из себя это признание. — Было продумано все до мелочей, даже на случай проверки с той стороны.
— И что же? — обеспокоенно спросил полковник.