Удручающая статистика, которая неизменно перед Настиными глазами, как заголовок из газеты: «Три погибших, в том числе водитель, двое в тяжелом состоянии – очередная страшная авария на 351 километре трассы Пермь-Екатеринбург».
Анастасии повезло. Сотрясение мозга, без последствий. Разбитый висок. Перелом руки в двух местах. И гематомы на теле. Врачи говорили: «Ни одного поврежденного жизненно важного органа, счастливица».
Она так не думала.
Почему?
Хоронить двух пятнадцатилетних воспитанников в один день, к которым она была привязана и которых по-своему любила, и смотреть в глаза сломленных горем родителей, сама по себе неоперабельная рана сердца.
А знать, что еще две талантливые девочки тринадцати и четырнадцати лет, Виктория и Ева, остались инвалидами, это повод раз за разом вскрывать рану в груди и обвинить себя, хотя никакой вины со стороны Анастасии не было. Просто несчастный случай. Еще одна автомобильная авария, которая унесла и искалечила жизни людей. Водитель не справился с управлением.
Но Настя все равно продолжала винить себя за то, что организовала поездку в театр Драмы на спектакль «Фатима», зная, что синоптики обещали к выходным снегопад и ураганный ветер до 25 метров в секунду.
Именно после аварии крепкие и по большей части нежно-доверительные отношение между Анастасией и мужем стали давать трещины. И все потому, что Настя не нашла в муже той поддержки и опоры, которой он должен был ей дать, когда её прежним мир рухнул, став историей. Вроде бы и утешал, и заботился, и помогал справиться со стрессом и растущей тревогой за здоровье остальных выживших воспитанников. Но делал это машинально и неискренне, потому что должен был. А не хотел.
Анастасия со временем поняла очевидную истину: мужу устраивало нынешнее положение дел. Анастасия большую часть времени проводила дома, а не в театре, с детьми, не тревожа его домашними заботами и делами, которые он ненавидел.
По дороге в театр Анастасия порывалась зайти к брату без приглашения, но совесть не позволила. Не звали, значит, никто не ждет, а гость, пришедший без приглашения, хуже возникшего из ниоткуда урагана. Сама не любила, когда муж приглашал коллег по работе, не предупредив её. Ведь надо было подготовиться и без лишней суеты: прибраться в доме, приготовить чего-нибудь вкусного, прихорошиться, надев лучший наряд, что висел в шкафу и ждал приема гостей.
Сам придет или позвонит, подумала Анастасия и перешла дорогу на зеленый свет светофора.
На часах было двадцать минут первого, а Ангелина Вячеславовна на рабочий стол выставила чайную пару и вытащила из закромов шоколадные батончики, которые любила Настя.
Настя постучались в кабинет Ангелины.
– Заходи уже, любительница приходить пораньше, – сказала Ангелина, зная, что за дверью мнется скромная Настя.
– Я смотрю, ты готова.
Поцеловав друг другу в щечки, крепко обнявшись, Ангелина усадила Настю за стол и предложила выпить лечебного ликерчика. Настя сначала отказалась, но после веских доводов Ангелины сдалась, и они пригубили по одной рюмке.
– Крепкий, – сморщилась Настя и предположила. – А лечебный напиток, наверное, пьют чайными ложками, а не рюмками?
– Пускай так французы пьют, – захохотала Ангелина. – Ты закусывай, закусывай. Твои любимые конфеты.
– Спасибо. – Настя была сладкоежкой. Пыталась бороться с собой, чтобы бедра не росли, но тщетно. Сладости победили, расширяя охват бедер с каждой съеденной конфеткой. – Хорошо подготовилась!
– Не каждый день встречаемся. Я соскучилась.
– Я тоже. – Снова обнялись. Настя заметила новую прическу Ангелины. – Когда укоротила?
– На прошлой неделе. Как? – Она правой рукой провела по огненным выпрямленным волосам, подстриженным в стиле каре.
– Тебе идет. Ты помолодела.
– Да ну тебя! – Ангелине перевалила за сорок пять. Но выглядела она моложе. Полные щеки, острый подбородок, широко расставленные бледно-зеленые глаза с паутинкой морщин по краям, на лбу и миниатюрном носике – веснушки.
– Правда. Вся светишься.
– Тут знаешь… муж хорошо работает.
Ангелина и Анастасия захихикали, как две школьницы во время урока. Выпили еще по ликерчику. По последней.
– Я для чего в театр пришла?
– Выпить с подругой.
– Я думала помочь подруге со спектаклем.
– Помогаешь опустошать мой лечебный ликер. – Ангелина посмотрелась в зеркало, поправила рукой прическу и спросила. – Как дети?
– Растут. Смотрю на них и не верю. Не верю, что они такие уже большие мальчишки.
– Наслаждайся, пока. Переходный возраст начнется – вот запоешь.
У Ангелины Вячеславовны был непоседливый и постоянно влезающий в какие-то передряги шестнадцатилетний сын. Единственный. Ангелина любила повторять: такой сынок – за семерых.
– Девочек еще не приводит? – спросила Настя.
– Лучше бы девочек приводил, ей-богу. Он знаешь, такого начудил. В отцовском гараже соорудил какую-то, простите, херню, которая при поджоге дымит и дымит. Вспомнила – дымовуха называется. Пришел хвастаться в дом. Давай показывать хитроумное устройство и как-то умудрился поджечь. Что там было! Весь дом в дыму! Проветривали целый день. Думала, муж убьет сыночка. Но стерпел. Терпеливый стал. Постарел, мой муженек.
– Бывает.
– У нашего сорванца – часто бывает. Не хочу про него, все нервы мне вымотал. Расскажи лучше, как там пьеса поживает? Пишешь?
– Пишу.
– Долго еще?
– Думаю, месяц, – врала Настя. Еще не у шубы рукав. – Возможно, чуть дольше.
– К Рождеству поставим?
– Не будем торопить событие.
– Ладно, ладно. Мне сказали, ты одну пьесу «Театру Драмы» продала. Правда?
– Правда.
– Поздравляю, милая.
– Спасибо. Сама не ожидала, что им понравится.
– Не ожидала она. Кого ты обманываешь? Твои пьесы – прекрасны. И не говори ничего. Ты знаешь, я не стану воду мутить. А как твой роман?
– Закончила еще три месяца назад.
– И молчит как рыба!
– Нечем гордиться. От всех издательств – получила отказ.
– Да ну их в жопу, этих зажравшихся издателей! – разозлилась Ангелина. – Им надо, чтобы все было по схеме. Традиционно. Консервативно. Сосунки! Принесла с собой роман?
– Нет.
– Хочешь, чтобы я материлась?
– Нет.
– Тогда я ничего не знаю, рукопись должна лежать сегодня на моем столе.
– Но…
– Без всяких «но», дамочка. Не вижу проблем.
– И что собираешься делать?
– Отдам куда надо.
– Куда?
– Ты, наверное, забыла, но я говорила, что мой двоюродный брат работает в Москве. В известном, между прочим, издательстве. Не помню в каком. Я отправлю ему рукопись, а он – передаст куда надо.
– Может, пьесу?
– Пьесы их не интересуют. Я уже узнавала. А ты что думала? Я не забываю о хороших людях, которые, правда, такие тихушницы, что стукнут хочется. Ты поняла?
– После репетиции проводишь меня до дома, я тебе вручу работу всей моей жизни.
– Договорились. Как называется роман?
– Ночная прогулка.
– Про любовь?
– Конечно.
– Со счастливым концом?
– Как в сказке.
– Мне уже нравится. Станешь писательницей. Станешь. Вижу я.
– Спасибо.
– За что? – удивилась Ангелина.
– За все.
– Милая, да не за что.
Воцарилось молчание. Ангелина задумалась, Настя все поняла.
– Ждешь, что я сама начну болтать про маленький секрет? – спросила Настя.
– Нет. Маленький секрет заключался в том, что я знала о твоем законченном и отвергнутом издателями романе.
Настя удивилась и спросила:
– От кого?
– От мужа твоего.
– Ясно. Болтун.
– Он в тот день волновался, заикался, тараторил похлеще меня.
– Где он тебе попался?
– В одном интересном месте. В кафе. На набережной.
– Во сколько?
– Около пяти.
– Наверное, с друзьями засиделся после работы.
– И он так сказал.
– И?
– Я попрощалась с ним и якобы вышла из кафе. Но через пару минут вернулась. Проверить, с какими дружками он просиживает в кафе. Ты готова?
– Наверное.
– Сидел он не один. С двумя дамочками. И парень еще был с ним молоденький, высокий. Смуглый очень.
– Артур, с работы. Я знаю его. Бывал у нас дома.
– Дамы были те еще пигалицы. Особенно одна – вся расфуфыренная блондинка.