Настя с томительным ожиданием и трепетом ждала школьные каникулы, чтобы уехать от повседневности к любимой бабушке, которая в отличие от матери, Розы Вячеславовны, понимала её и видела то, что другим было неподвластно увидеть в Настиных глазах. Поэтому внучка с открытым сердцем нараспашку делилась с бабушкой самым сокровенным, самым личным, зная, что в ответ получит поддержку (и никого осуждения и лишних тревог по пустякам) и ценный совет столь необходимый для несведущей девочки, ищущей ответы на непростые вопросы. Они могли болтать часами напролет в долгие зимние вечера, когда Валентина Григорьевна была не обрамлена домашними заботами, которым не было ни конца, ни края с наступлением теплых весенних деньков (что нисколько не пугало ни трудолюбивую Валентину Григорьевну, ни упрямую Настю, неуклонно тянущуюся к земле). А когда наступала пора ночной вакханалии, они предавались фантазиям и мечтам, как и полагается натурам творческим.
– Бабушка? – спросила девятилетняя Настя, лежа на скрипучей и старенькой кровати вместе с бабушкой; стрелки часов давно перевалили за полночь.
– Да, внучка, – ответила уставшая Валентина Григорьевна.
– А если моя мечта не сбудется?
– Сбудется, если не будешь сдаваться. И слушать других. Мечта – вещь неуловимая, почти непостижимая. Только прилагая огромные усилия можно добиться своего. Поняла?
– Да. А твои мечты сбылись?
– Больше, чем я загадала.
– Но ты сама говорила, что хотела бы дом теплее и просторнее.
– Не путай желание с мечтами. Моя мечта – быть свободной. Делать то, что душе угодно. Богу. Запомни – нет смысла разрывать себя на куски, если чувствуешь сердцем, что все порожнее и пустое. Лишенного смысла. Ты запомнишь, внучка?
– Запомню.
– Вот и хорошо. А сейчас баиньки. Завтра рано вставать. Скотину кормить.
– Спокойной ночи, бабочка.
– Бабочка, – прошептала Анастасия и улыбнулась бабушке, запечатленной на черно-белой фотографии явно не в лучшем настроении; не любила она фотографироваться. – Привет. Давно не общались.
И Анастасия начала говорить, слова бежали как из рога изобилия. Мысли путались, терялись, но она не останавливалась, не имела право. Хватит держать в себе то, что надо было давно высказать, вырваться из плена выстроенных самой же условностей, чтобы стать по-настоящему свободной. Как она.
Хорошо одно: никого не было дома. Со стороны могло показаться, что Настя помешалась рассудком, шепотом что-то бубня себе под нос, глядя на малахитовый колон.
Поток слов прекратился, дабы зазвонил стационарный телефон. Анастасия подошла к телефону и сняла трубку.
– Алло?
– Анастасия Степановна?
– Да, я слушаю.
– Извините за беспокойство. Вас беспокоит издательство «Ильиф и Петров», главный редактор раздела современная российская проза Власов Владислав Игоревич. Вам удобно говорить?
– Да.
– Хорошо. Я прочитал Вашу рукопись «Ночная прогулка», которую мне вручил один корректор, работающий в нашем издательстве. Илья Федоров. Вы знакомы?
– Да.
– Хорошо. Так вот, хм, скажу честно и без лишних слов – я от книги в полном восторге. Талантливо написано.
– Спасибо большое.
– И я намерен издать Ваш роман. Я думаю, вы не будете против?
– Я…
– Понимаю, не переживайте. Не каждый день такое случается. В общем, сейчас необходимо Вам приехать в наше издательство. Полагаю, вы знаете, где оно находиться?
– Да.
– Жду как можно скорее. Желательно в течение недели.
– Недели?
– Времени много, чтобы собраться. Поверьте мне. Просто купите билет на самолет – и через три-четыре часа, в зависимости от пробок на дорогах, вы будите на месте. Кстати, издательство полностью возместит расходы по трансферту.
– Меня не разыгрывают?
Вежливый смех в трубке.
– Нет, Анастасия Степановна, это не розыгрыш. Шутить я не привык. Вы сможете приехать в течение недели?
– Да.
– Хорошо. Тогда мы начинаем заниматься оформление необходимых бумаг для нашего, я надеюсь, плодотворного сотрудничества. А Вам хочу пожелать «счастливого пути».
– Спасибо.
– Спасибо Вам. Не прощаюсь. До встречи.
– До свидания.
Настя долго стояла в исступлении, не зная то ли плакать, то ли прыгать и смеяться.
– Бабочка, милая моя, – сказала она, сжимая в руках бабушкин «волшебный» кулон. – Кажется, у меня получилось. Получилось стать свободной.
***
Перед тем как забраться под теплый душ, Антон включил переносную колонку, настроив радио «Монте-Карло», на волнах которых звучал великий Фрэнк Синатра со знаковой песней: «New York, New York».
Грех было не спеть вместе с великим человеком, продолжающим сиять даже после смерти – и Антон пел так же красиво, как Фрэнк, но по-своему, как научили на зоне. Ангелина Петровна, тридцатисемилетний преподаватель из местной музыкальной школы, с уставшими глазами, но неизменной скромной улыбкой на миловидном лице, приходила каждый вторник и четверг к заключенным, чтобы научить не только игре на пианино и гитаре. А как важно открыться для музыки, заключить с ней сделку и постичь ее красоту и величие.
Антон не мог сказать за других музыкантов, что они открылись для музыки, но он точно прикоснулся к божественному – играя на гитаре, он отгораживался от привычного мира и растворялся в музыке, в колебаниях туго натянутых струн.
Ангелина Петровна сразу приметила Антона за усердие и рвение постичь азы за короткие уроки. Ангелина Петровна часто задерживалась после окончания занятий насколько это позволял тюремный режим.
– А петь ты не пробовал? – после очередного занятия спросила Ангелина Петровна, складывая методички в темно-коричневую сумку.
– Нет, – ответил Антон, наблюдая за Ангелиной Петровной, в которую был немного влюблен.
– Играть научился, пора перейти к пению.
– Не совсем научился.
– Основы тебе открыты. Дальше – сам. Все зависит от желания.
– Ну да.
– Так пел ты раньше?
– Я подозреваю, что вы и так знаете ответ.
– Знаю. Хотела услышать от тебя?
– Пел. В мальчишеском хоре.
– Долго?
– Два года.
– Удивительный ты молодой человек, Антон.
– Думаете?
– В четверг будешь петь.
– Нее…
– При всех.
– Тем более не буду.
– Я постараюсь пронести диктофон, чтобы записать твой голос. А потом разобрать по полочкам – сильные и слабые стороны. Решено.
– Ничего не решено. Я не согласен.
– У тебя время до четверга. Выбери любимую песню. И не смей отказываться. Это надо не мне, а тебе.
– Уверены?
– Я знаю. На этом урок окончен. До свидания.
– До свидания.
После освежающего душа Антон побрился, обильно смазав лицо приятно пахнущим лосьоном, и в прямом смысле выпорхнул из ванной комнаты под величественную музыку Нино Роты, написанную для классического кинофильма «Крестный отец».
Надел чистую белую футболку, спортивные серые штаны и натянул на голову новую бейсболку. И продолжая насвистывать, взял с комода ключи от квартиры и задумался, глядя на чехол, скрывающий гитару.
– Не глупи, – сказал сам себе Антон, перекинув за спину чехол, и вышел из квартиры навстречу к любимой девушке, в которую обещал не влюбляться.
Но разве сердцу прикажешь?
Это уже четвертая встреча. Четвертое свидание. Они подолгу разговаривали, гуляя по больничному парку (и вчерашний мелкий накрапывающий дождь был не помехой).
Катя, в основном, рассказывала по свою дружную и любящую собираться по праздникам семью, про Бима, про собачьи выставки, про увлечения – дайвинг и рисования.
Антон был менее красноречив и нехотя рассказывал о себе, но Катя умела расшевелить и ворохом вопросов вытянуть из Антона частичку своего мира: семья, работа, тюрьма, институт, наркотики, путь к музыке – так или иначе они затрагивали эти темы, иногда поверхностно, порой глубже, чем рассчитывал Антон, заставляя его потеть и нервничать.
По правде, Антон впервые так привязывался к человеку, особенно к девушке, обладающей естественной красотой и острым умом, способной понять его, по сути, незнакомца. Он сам часто не понимал себя, свои поступки, решения. А она видела его, словно он – открытая книга. И с легкостью объяснила, что и откуда возникало в его жизни. Даже объяснила ему, куда надо стремиться, чтобы стать свободным.