– Покой вы не обретете. Вы ошибочно думаете, что вам станет легче, но так не будет. Каждый каторжник на этом острове тоже когда-то думал, что он убьет и станет легче, станет спокойнее, решатся проблемы, а становится только хуже. Думаете, у нее на душе спокойно?
– Мне наплевать, что у нее на душе, я уверен, что у нее и нет души совсем.
– Если вы это сделаете, я буду вынужден вас арестовать.
– Делайте, что считаете нужным. Мне все равно.
Они выпили чай, кухарка подала горячее, они долго разговаривали про былые времена, общих знакомых, и спустя время Хлыщин, узнав, где живет Анна, отправился к ней.
Анна весь этот день сидела у окна и ждала его прихода, Арман в это время ходил по комнате из угла в угол и не мог найти себе места. Когда она увидела силуэт мужчины, идущего по улице, она поняла, что это он. Она повернулась к Арману лицом, и он понял, что время пришло. Он взял со стола листы, оделся и вышел из дома. Он направлялся к Анатолию Герасимовичу. На улице уже темнело, проходя мимо идущего к нему навстречу Хлыщина, он пристально посмотрел на него, пытаясь как можно лучше его рассмотреть и понять, чего в нем такого, что Анна потеряла голову. Он не смог ничего в нем разглядеть. Хлыщин не обошел вниманием прохожего мужчину, увидев, что тот вышел из ограды дома, где должна жить Анна. Он отметил для себя, что незнакомец хорош собой и больше походил на военного в штатском, чем на заключенного. Остановившись у калитки и взявшись за ручку, он на секунду задумался, но быстро отошел от мыслей и уверенно повернул ее, дверь открылась. Учуяв незнакомого человека, собака начала лаять, но пес днем всегда был привязан далеко от дверей в дом и не мог достать до него. Хлыщин понял это и дальше уверенно прошел до дверей. Он постучал и, не дожидаясь приглашения, открыл дверь и шагнул в помещение.
Анна стояла в конце комнаты, держа руки у груди, она была напугана и полностью скрыть этого не могла, она смотрела прямо ему в лицо, пытаясь увидеть в нем былую любовь, которой, как она со временем поняла, и не было на самом деле, но смогла увидеть только измученное страданиями лицо и безжизненные глаза. На мгновение ей стало легко на душе оттого, что она получила то, чего хотела тогда год назад, она получила его страдания. Но эта радость быстро сменилась жалостью к нему. Его потухший взгляд и осунувшиеся плечи не напоминали того молодого мужчину, которого она когда-то встретила.
– Ждала? – с порога спросил он.
Анна молчала, Хлыщин снял с себя тулуп и повесил его на вешалку у входа. Осматривая комнату, он прошел через кухню в гостиную и сел в кресло.
– Хорошо тут у тебя, – выкрикнул он ей из комнаты.
Услышав быстрые шаги, он понял, что она хочет выбежать из дома. Он резкими прыжками бросился за ней и поймал ее у самой двери. Схватив ее за плечи, он повернул ее к себе лицом и прижал к стене.
– Даже не думай убежать, – схватив ее за руку выше локтя, он потащил ее за собой в гостиную.
Он подвинул одно кресло в центр комнаты напротив другого кресала и усадил в него Анну. Встал сзади нее и, положив ей руки на плечи, тяжело выдохнул, погладил ее по голове. Почувствовав под рукой, что она дрожит, он улыбнулся и, обойдя ее, сел в кресло напротив.
– Тебе идет это место. Ты рождена для него.
Анна молчала и смотрела ему в глаза.
– Холод, кругом несчастные люди, ты должна здесь хорошо себя чувствовать, это же цель всей твоей жизни – делать всех вокруг себя несчастными.
– Не всех, а только тех, кто это заслуживает.
Он поднялся из кресла, подошел к ней и наклонился так, чтобы их лица были рядом.
– Заслуживает?
– Да, ты заслужил страдать.
– А мой ребенок и жена тоже заслужили этого? – почти закричав, спросил он Анну.
Анна вжалась в кресло, ей начало становиться страшно.
– Они страдали бы больше, оставшись с тобой.
– Я любил их, – закричал он прямо в лицо ей и, резко вернувшись в кресло, сел в него и, опустив голову к коленям, закрыл лицо руками. – А ты возомнила себя невесть кем. Я же тебе ничего не обещал.
– У меня не было выбора.
– Выбор есть всегда.
– Но не когда нужно выбирать свою жизнь или жизнь другого. Ты бы выбрал свою жизнь, скажи? – Анна выпрямилась в кресле и немного наклонилась в его сторону.
– Я бы тебе помог, я бы спрятал тебя.
– Нет. Ты думал только о себе и не говори мне здесь про любовь к семье. Как бы ты меня спас, если ты их спасти не смог? Ты подставил меня, я сразу была разменной монетой в твоей игре. И когда люди, которых ты так хотел поймать, поняли, что ты через меня на них пытаешься выйти, они не оставили мне шанса: или я, или твоя семья, и тогда меня оставят в живых. Да, я долго не думала.
– И ты считаешь, что смерть хуже этого места и греха, что теперь на тебе? Как ты с этим живешь, тебе не снятся кошмары? Я уже не помню, когда последний раз проспал всю ночь.
– С того света не вернуться, а отсюда можно.
Анна встала и подошла к нему.
– Я заберу твою боль, – она подняла его голову, наклонилась к нему и начала целовать его в губы.
Хлыщин поднялся с кресла, обнял ее за плечи и продолжил целовать ее.
– Забери, – прошептал он в поцелуе.
Арман этим временем был у Анатолия Герасимовича и, положив ему на стол документы, объяснял ему, что выбора у него нет, и он должен помочь им с Анной воплотить их план. Начальник полиции не ожидал такого поворота событий, он и подумать не мог, что пианист и портниха обведут всех вокруг пальца.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. Двадцать первое марта
– Проснитесь! Проснитесь!
Голова у Хлыщина болела и, как ему казалось, хотела разорваться на части. Он с трудом смог открыть глаза. Молодой офицер толкал его в плечо и повторял: «Проснитесь!» Это был Алексей, он стоял над Хлыщиным и смотрел на него растерянным взглядом.
Хлыщин с трудом смог приподняться и сесть на диване, пелена перед глазами начала рассеиваться, и он смог рассмотреть, что происходит вокруг. В соседней комнате он слышал много голосов, один говорил другому, что нужно что-то записать в протокол. На столике перед ним стояли бутылки из-под вина, две были пустые, а в третьей на дне оставалось еще немного. Среди бутылок лежал револьвер, он ничего не мог вспомнить.
– Это ваше оружие? – спросил Алексей Хлыщина, указывая на револьвер.
Хлыщин утвердительно кивнул, тогда Алексей позвал другого офицера с соседней комнаты, когда тот вошел, Алексей взял револьвер в руки и откинул барабан.
– Запиши, в барабане револьвера, принадлежащего Хлыщину Макару Андреевичу, который он сам опознал своим, не хватает два патрона, – повернувшись к Хлыщину, он продолжил: – Вы можете пояснить, где патроны?
Хлыщин помотал головой, дав понять, что не знает, где патроны, и вообще не может понять, что происходит вокруг. Он попытался встать, но у него закружилась голова, и он обратно сел на диван.
– Вы помните, что произошло этой ночью?
– Нет, – Хлыщин смог выдавить из себя слово. – А что, уже утро? – собравшись с силами, спросил он.
– Понятно. С него пока ничего не получить, – крикнул кому-то Алексей в соседнюю комнату. Он вылил в стакан остатки вина из бутылки и протянул его Хлыщину. – Выпейте. Может, поможет, – и ушел в соседнюю комнату.
Хлыщин осушил стакан, попробовал еще раз вспомнить хоть что-то, но, поняв, что в голове только пустота, он собрал все силы, что у него были, и встал с дивана. Шатаясь, он вошел на кухню, остановившись в дверном проеме, он начал оглядывать помещение. Алексей тут же попросил остальных покинуть дом. Хлыщин опустил голову и увидел на полу два тела – это были Анна и Арман, они лежали на спине, их лица были бледные, одежда на груди пропитана кровью. Хлыщин сполз по косяку двери на пол. Безжизненное лицо Анны было обращено к нему. Он на коленях подполз к ней и начал раскачивать ее тело из стороны в сторону.
– Не трогайте тело! – закричал Алексей и начал оттаскивать мужчину от тела Анны.
– Я не мог. Я не помню, – бормотал он.
В этот момент в дом зашел Анатолий Герасимович, за ним вошли и два офицера. Он окинул комнату взглядом и покачал головой. Он посмотрел на бледного и растерянного Хлыщина, потом на тела на полу.
– Макар Андреевич, вы подозреваетесь в убийстве двух человек. Вы будете переданы следствию. Задержите его, – обратился он в конце к офицерам.
– Я хотел, но я не мог, – начал оправдываться Хлыщин.
Он продолжал что-то бормотать себе под нос, когда два крепких мужчины, взяв его под руки, выводили из дома.