Свобода для Анны была единственной ценностью, она всегда была свободна, свободна от чужого мнения, свободна от предрассудков, и, совершив преступление, которое повлекло за собой лишение этой самой свободы, она в глубине своей души корила себя за то, что упустила ее из рук.
Она уже знала, что она будет делать, оказавшись на Большой земле, где будет скрываться от рук правосудия, она нашла место и для Армана рядом с собой, изменив первоначальный план.
Выйдя из здания полиции, они отправились в отделение почты, где находился телеграф. Войдя в небольшое помещение, они вместе уверенным шагом подошли к одной из телеграфисток и протянули ей текст сообщения, который нужно было отправить. Заплатили они ей больше положенного, и девушка согласилась сама заполнить бланк и отправить сообщение при них. Прочитав текст послания, девушка смутилась и подняла глаза на странную парочку.
– Это шутка? – спросила телеграфистка.
– Конечно. Глупая выдумка, хотим проверить скорость работы телеграфа, как быстро такое послание достигнет адресата, наберите, пожалуйста, дословно, – ответил Арман почти шепотом, наклонившись через стойку поближе к ней. – И мы будем очень признательны, если вы об этом никому не расскажите, это будет наш маленький секрет, – и он положил ей под стопку бумаг на столе еще несколько купюр.
Текст сообщения, так смутивший девушку, был такого содержания: «Дорогие родители я умер со своей супругой Киперман Анной Александровной двадцать первого марта сего года. Прошу отправить к этой дате доверенного, который вывезет мое тело и тело моей супруги с острова для захоронения на родине. Ваш сын Арман Моро».
До прибытия Хлыщина оставалось меньше месяца, Анна отсчитывала каждый день до приближающейся беды. План был продуман до мелочей, но ее не покидали мысли о возможной неудаче. Еще одним пунктом их плана была кража лекарств из аптеки. Они еще никогда так слаженно не работали с Арманом, как сейчас, объединенные одной целью. Когда Арман попал на остров, в его голове ни разу не возникало мысли о побеге, он смиренно решил искупить свой грех на каторге, ведь только так он будет чист перед законом и получит прощение от самого себя. Он чаще представлял, как он будет доживать свои дни на острове, а не вернется на родину, но с появлением Анны, мысли о побеге не отпускали его. Анна ни разу не спрашивала, по какой причине он находится на каторге, и не спрашивала об этом Анатолия Герасимовича. Ей это было даже неинтересно, но она придумала для себя невероятную историю, что он был в любовниках у какой-нибудь богатой дамы, которая убила своего ненавистного мужа, то ли отравила, то ли застрелила – большого значения не имеет, и попросила его взять вину на себя, и он согласился. Она обещала ему писать, приезжать к нему на каторгу, но, когда он был отправлен отбывать срок, все ее обещания развеялись как дым, он получил одно короткое письмо от нее, и на этом все. А сама она отправилась колесить по Европе со своим новым воздыхателем. Анне нравилась выдуманная ею история, и эта история так, по ее мнению, подходила к Арману, что она больше не утруждала себя мыслями об этом, а его расспросами.
Они недолго спорили, как им завладеть нужными им препаратами: прийти в аптеку днем, отвлечь лекаря и украсть склянки или отправиться ночью, вскрыть замок и взять, что им нужно. Они быстро сошлись во мнении, что идти нужно ночью, замок хлипкий, и не составит труда его открыть. С приходом темноты, и как только улицы опустели, они отправились к зданию аптеки. Притаившись за углом, они подождали, чтобы точно не было прохожих, и, дождавшись нужного момента, Анна без труда смогла отворить замок, и они попали в помещение. Не зажигая свет, они спокойно ориентировались среди стеллажей и другой мебели, для этого они специально часто начали захаживать к аптекарю за всевозможными лекарствами и изучали расположение стеллажей с лекарствами на них. Найдя нужные им препараты, а это были в основном сильные транквилизаторы, они собрались уже уходить, как Анна почувствовала знакомый ей еле уловимый запах. Остановившись, она смогла определить, где стоит склянка, которая ее привлекла. Это была Ждановская жидкость. Она схватила достаточно увесистую бутыль и, положив ее в карман, вышла на улицу вслед за Арманом, который ждал ее уже снаружи. Закрыв замок, они быстрым шагом пошли домой. Дома уже они выставили на стол награбленное и начали проверять, все ли необходимое у них теперь есть.
– А это для чего? – спросил Арман, указывая на самую большую склянку на столе.
– Это Ждановская жидкость, – она открыла бутыль и поднесла ее к лицу Армана, он тут же отклонился от склянки, и Анна засмеялась. – Не нравится запах?
– Не самое плохое, что приходилось нюхать. И все-таки, для чего она нам?
– Она борется с запахом разложения трупа. У меня бабушка подобную делала сама, запах отличался, но был очень похож, я его ни с чем не спутаю. Для большей достоверности поставим ее по всему дому.
Шаг за шагом они шли к намеченной цели. Анна купила в лавке отрезы белой льняной ткани. Для себя – двенадцать метров, чтобы по иудейской традиции ее тело в нее завернули, а для Армана она сшила саван в виде белой длинной рубахи и штанов.
– Нам должен кто-то помочь, мы вдвоем не справимся. Кто установит смерть, кто не пустит посторонних? – начал разговор Арман одним вечером, когда Анна сидела за шитьем, а он сам пытался читать книгу.
– С этим проблем не будет, – спокойно ответила Анна, даже не отвлекаясь от работы. – Я еще не решила этот вопрос, но ты можешь быть спокоен.
– Я всегда в каком-то неведенье, все знаю только наполовину.
Анна подняла на него глаза, выпрямилась на стуле и кивком указала ему на картину на стене.
– При чем здесь пейзаж?
– Встань и сними картину.
Арман отложил книгу, поднялся и подошел к стене с картиной, аккуратно сняв ее со стены, перевернул обратной стороной к себе и увидел, что сзади к картине приклеены листы, он отклеил их и, повесив картину на место, с листами сел обратно в кресло. Перебирая листы и внимательно в них смотря, он понял, что не разбирается в том, что на них написано.
– Что обозначают все эти цифры?
– А все эти цифры обозначают то, что Анатолий Герасимович согласится с радостью нам с тобой помочь, – по виду Армана она поняла, что он нуждается в более подробном пояснении. – Из этих бумаг следует, что наш благопристойный Анатолий Герасимович занимается присвоением бюджетных средств. И сесть он может на нары, которыми сам и руководит.
– Ты собираешься ему угрожать?
– Нет, только предупредить и дать совет.
– Я ему не доверяю. Ты думаешь, это правильное решение – посвятить его во все?
– У нас нет другого выхода. Мы ставим все.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Встреча
Двадцатого марта пароход с новыми жителями острова и его гостями причалил к берегу. Весеннее солнце не дарило особого тепла, и все пассажиры, сойдя на причал, сморщили свои лица от холодного ветра, который дул особенно сильно сегодня. Хлыщина встретил сам Анатолий Герасимович, он догадался, что незваный гость будет легко одет, и, подойдя к нему первым, делом накинул на его плечи тулуп из овчины, а затем протянул руку для приветствия. Они молчали до самого дома начальника тюрьмы. Уже раздевшись и обогревшись от печи, Хлыщин начал приходить в себя.
– Красиво, конечно, у вас, но холодно.
– Мы здесь, Макар Андреевич, на погоду не серчаем, остров, он же как живой организм, чувствует все. Вот выйдешь утром, вроде дождь моросит, ругнешься, а он через час как стеной польет. Обиделся вроде как.
– Я в предрассудки такие не верю. Земля она и есть земля.
– Ваше право, Макар Андреевич. Вы к нам надолго? – спросил Анатолий Герасимович, садясь рядом с ним на диван, ставя чашку с чаем на стол.
– Нет, этим же пароходом послезавтра отправлюсь назад.
– Вы не создадите проблем за такой короткий срок?
– Я так понимаю, вы за Анну Александровну переживаете?
– Не без этого, но за себя я переживаю не меньше.
– Мне вас нечем утешить, скажу вам честно, я приехал сюда, чтобы покончить с ней навсегда, – Хлыщин достал из кармана пиджака револьвер и положил его на стол.
– Убив ее, вы не вернете свою семью назад.
– Верно, но я верну себе покой. Я не сплю ночами, я больше не возвращался на ту квартиру, но она в моей памяти навсегда, – тихим голосом отвечал Хлыщин, откинувшись на спинку дивана.