Подростки тем временем чудили. Один из пубертатов выудил из высокого стакана с газировкой кубик льда и незаметно засунул его под майку прыщавой девахи. Раздался пронзительный визг, удачно совпавший с кодой музыкальной композиции. Привлеченный резким звуком, из кухни выглянул Бабик, озабоченно хмуря брови. Увидев меня, он расплылся в улыбке и подошел к стойке, вытирая на ходу руки полотенцем, заткнутым за пояс длинного фартука.
– Здорово, братан, – поприветствовал меня мангальщик как закадычного друга.
– Привет, Бабик, – ответил я, и наши ладони со звонким хлопком сошлись над стойкой.
Зажигательная инструменталка закончилась, и вслед за ней протяжно затянул женский контральто-вокал. Впрочем, «винная девушка» мне тоже нравилась.
Бабик что-то покрутил под прилавком, громкость уменьшилась, и он спросил:
– Тебе так же, шашлык с пивом?
– Нет, спасибо, не сегодня, – отказался я. – У меня какое-то расстройство. Дай мне лучше слабительного, если есть, конечно?
– Да ты че, какое еще слабительное? – гоготнул он. – У меня же не аптека.
Вел себя Бабик абсолютно естественно, но все же на миг мне показалось, что его глаза забегали в растерянности. Кто знает, может быть, просто вспомнил, что вовремя не уплатил за электроэнергию?
– Не удивляйся, Бабик, я только что от Недоумченко, – сказал я и многозначительно помолчал. – После встречи с этими двумя и стошнить может. У тебя есть минутка, хочу поделиться соображениями.
– Давай присядем, – он показал рукой на свободный диванчик у окна.
– Да нет, это ненадолго. Кстати, а ты, случайно, не знаешь, с ними еще кто-нибудь живет?
Бабосян кивнул головой:
– Да. Недоумычи год назад перетащили из деревни какую-то там своячно-золовочную родню. Это полностью свихнувшаяся тетка. Они ее даже на улицу не выпускают – боятся за окружающих, – Бабик рассмеялся. – Эта ненормальная пашет на них как рабыня: лепит туалетную бумагу и готовит деревенскую томатно-чесночную похлебку со свиными хвостами, от вони которой мухи дохнут по всей округе.
«Не померещилось, значит», – подумал я, а вслух спросил:
– Слушай, а ты, вообще, откуда узнал-то про туалетную бумагу?
– Так это все знают, – Бабик искренне удивился. – Поэтому-то местные по этой самой надобности ходят в соседнее кафе «Медвежья берлога», а к нему – только куропеты, которые не понимают, почему его бумага так воняет, – снова заржал он.
– Если бы ты знал, какое зловоние в его квартире, ты бы лопнул от смеха, – подтвердил я, но тут же осекся: – Хотя бедным соседям не позавидуешь. Так, значит, говоришь, никто из ваших к нему не ходит? Какие же тогда убытки он подсчитывает? Может, он просто свихнулся?
– Ага, он и мне тёр, что я у него клиентов увожу. Вот у меня точно посетители разбегались, когда этот вонючка каждый день прибегал сюда и орал как ненормальный. Какими только помоями он меня ни поливал. Я тебе точно говорю, он только косил под психа, скандалил лишь для вида, а сам затеял расправиться со мной, используя тебя. Он хитрый, я клянусь тебе.
– В одном ты прав, Бабик, Злослав действительно способен обоздрать человека с головы до ног, но только в прямом смысле слова, понимаешь? Снять штаны, нагнуться и…
– Ну не зна-а-аю, – разочарованно промычал себе под нос Бабосян, скривив толстые губы.
– Ладно, посмотрим, что будет дальше, – подытожил я. – А может, и не будет ничего. Мне вообще кажется, что он спустил весь пар и выдохся. Ну пока, а то я спешу.
– Давай, – недовольно бросил он мне вслед.
Глава 10
Я оставил Бабосяна в глубокой задумчивости, а сам вышел на террасу. По внутреннему радио звучало объявление: «Уважаемые покупатели, приобретая шубу летом, вы экономите половину ее стоимости. Полный размерный ряд – от семьдесят второго до восемьдесят шестого размера – ждет вас на рынке "Сухогруз" в павильоне номер сорок семь "Мех-стайл". Желаем хорошего настроения».
Прямо по курсу, через восемь павильонов от бабиковской шашлычной, была закусочная «Додер кебаб Хаус», хозяина которой все здесь называли дядя Додик, в том числе и я – его постоянный клиент на протяжении вот уже нескольких месяцев, – и дальше я направился именно туда.
В додерной витал изумительный запах крылышек гриль под «горнотравным» соусом. Негромко играла музыка семидесятых, и Дядя Додик, пританцовывая в такт зажигательной мелодии, рубил что-то ножом за высоким прилавком. За его спиной в левом углу располагался «горячий цех», а точнее, угол. Там были: небольшой электрогриль, жарочный шкаф с каруселькой, на которой кружились румяные цыплята, и открытая вертикальная жаровня с большим куском мяса, нанизанным на длинный шампур. В правой части стояли разделочный стол со встроенной раковиной и высокий стеллаж с кучей посуды.
Отгороженной кухни как в шашлычной у Бабика здесь не было в целях экономии пространства для зала, и это было мудрое решение, поскольку, когда дядя Додик кулинарил, это было целое театральное представление с интригующим действием и захватывающей кульминацией, за просмотр которого можно было бы брать дополнительную плату. Так что многие постоянные посетители с удовольствием сходились сюда не только за вкусной едой, но и для развлечения и, конечно же, ради общения.
Дядя Додик был виртуозным поваром и фанатом общепита, посвятившим себя этому делу сразу по окончании кулинарного училища. Еще в те далекие времена он плюнул на «Сборник рецептур» и стал самостоятельно разрабатывать оригинальные рецепты и придумывать к ним неожиданные наименования, примером чему служило его фирменное блюдо, производное от его собственного имени, давшее название и самой закусочной – «Додер кебаб». Посетителей дядя Додик очень ценил и очень баловал: ни одной недели не проходило без новинки в его меню. Даже если сегодня ты ел крылышки гриль, и тебе справедливо казалось, что они ничем не отличаются от тех, что ты ел на прошлой неделе, то ты глубоко ошибался, поскольку на этой неделе они уже назывались не «Дикий Запад», а «Огненный Юг». Но такой подлог случался крайне редко, лишь в моменты творческого кризиса, а в основном неугомонный дядя Додик старался поразить гурманов новым вкусом. В общем, было очевидно, что своим делом он занимался не ради денег, а для души.
К большому огорчению повара, я гурманом не был, поэтому всегда заказывал так полюбившийся мне «Додер кебаб» в пресной лепешке. Дядя Додик прекрасно знал о постоянстве моих вкусовых пристрастий и за это называл меня неблагодарным клиентом, всякий раз, когда я отказывался от всяких там «Додерини» или «Додероллов», но все же великодушно не подсыпал как бы «случайно» в мой «Додер» «горнотравных приправ», оставляя классический рецепт неизменным.
Я тихонько подсел к стойке, не отвлекая дядю Додика. Он выглядел внушительно, как горный пик Большого Скалистого хребта, в почти белом халате с двумя незастегивающимися пуговицами на тугом, как барабан, и мохнатом животе. Его белоснежная короткостриженная борода резко контрастировала со смуглым морщинистым лицом и серой войлочной шапочкой, прикрывающей абсолютно лысую макушку.
Хозяин закусочной поднял на меня глаза и выразил радость от моего прихода:
– Сёмочка, здравствуй!
– Здравствуйте, Дядя Додик! – ответил я и пожал его крепкую, мозолистую руку.
После приветствия дядя Додик с хитрецой спросил:
– Я слышал, ты был у Барбосяна.
– Вы только не расстраивайтесь, дядя Додик.
– А что тут расстраиваться? Просто больше не пущу на порог и все. Ты меня знаешь.
– Знаю, дядя Додик, и все вас знают и только с наилучшей стороны, так что не наговаривайте на себя понапрасну.
Польщенный, он рассмеялся:
– Ну и как тебе угольки на вкус?
– Да, я ел его шашлык, но я его не переваривал, – шутливо ответил я. – А вообще-то, есть можно, но на любителя. Мне больше по вкусу Фуа-гра с трюфелями или рябчики под дюжонским соусом, желательно с шампанским «Мон Парнас».
Пока я отшучивался, дядя Додик уже заворачивал начинку в пресную лепешку, размером с небольшую тарелку, хотя я и не просил его об этом, просто это было излишне. Через минуту он поставил на стойку готовый «Додер кебаб» на бумажной тарелочке и запотевшую бутылку «Морского».
Глядя мне прямо в лицо своими проницательными карими глазами, он нетерпеливо спросил:
– Ну рассказывай, что, начал работать?