− Видите ли, в чем дело, сюда через некоторое время придут мои друзья. Вернее, друг и моя девушка. Мне бы хотелось встретить их получше…
− Я все прекрасно понимаю, но хочу вас предупредить, – голос официанта сквозил сочувствием, на глазах чуть не навернулись слезы, – у нас есть правило, запрещающее
распитие спиртных напитков до 18:00, а без них, как я по-
нимаю…
− Подойди поближе, – подозвал его Максим, вынимая из внутреннего нагрудного кармана толстую пачку двадцатипятирублевых купюр. Многозначительно подержав ее в руках и, убрав обратно, он произнес, лукаво усмехнувшись, – может, для моих друзей сделают исключение?
Глаза обслуживающего сразу вспыхнули хищным блеском, весь он при виде денег как-то преобразился. Пригнувшись к уху Максима, он подобострастно прошептал:
− Для вас, как для героя войны, мы сделаем исключение.
Пригнув шею, он удалился мелкими, бесшумными шажками, чтобы появиться вновь с серебряным подносом, на котором стояли две бутылки шампанского и пара бутылок водки.
− Что будем кушать? – елейным голосом поинтересовался он, аккуратно расставляя бутылки.
− Давай на свое усмотрение, и еще, сообрази, если сможешь, букет нормальных цветов.
− Сделаем, – послышалось в ответ, и официант вновь исчез, так же незаметно и бесшумно.
Стол был уже заставлен всевозможными закусками. В центре его в огромной хрустальной вазе величественно возвышались цветы, а те, кого с нетерпением ожидал Максим, все не появлялись. Прошло еще некоторое время, прежде чем у входа в кафе остановилось такси.
− Наконец-то, – вздохнул с облегчением Максим, все это время тревога, как холодная змея, заползала в его сердце.
Сандро был один. Не спеша расплатившись с водителем, он вошел в помещение и, крепко стиснув зубы, решительно направился к сервированному столику. Максим поднялся ему навстречу, не чувствуя под собой ног.
− Что случилось? Почему ты один? На тебе лица нет.
− Что случилось? А ты не знаешь? – зло прохрипел Сандро, и с ходу, не останавливаясь, хорошо поставленным ударом свалил не ожидавшего такого разворота событий друга, – шишку, говоришь, на радостях набил, а может, это тебя шваброй огрели, сволочь?
Удар пришелся в переносицу и на несколько мгновений вывел Максима из строя. Быстро собравшись, опираясь одной рукой на стул, он попытался подняться, но не успел, получив сильный пинок коленом в левую скулу. Не понимая, что произошло с его лучшим другом, он сделал кувырок назад, встав на ноги, автоматически приняв боевую стойку, и, к счастью, вовремя. Потому что в следующую секунду Сандро, быстро приблизившись, попытался достать его «крюком» справа. Максим перехватил руку предплечьем левой руки и, сделав подшаг навстречу, локтем правой нанес хлесткий удар снизу вверх в подбородок с такой силой, что нападавший отлетел в противоположную сторону. Не давая ему опомниться, Максим подбежал и, не желая больше наносить увечья взбесившемуся другу, схватил его за обе руки, сделал подсечку ногой, уложив его на живот, и, навалившись сверху, чуть придушил, обхватив правой рукой за шею.
Немного подергавшись, как попавший в капкан зверь, Сандро постепенно затих, потеряв от недостатка воздуха сознание. Максим, оглядевшись по сторонам, схватил стоявшую на столе вазу, отбросил в сторону заботливо установленные официантом цветы и, склонившись над другом, стал приводить его в чувство, обильно опрыскивая водой его лицо. Сзади подбежал администратор кафе с аптечкой в руках и, судя по тому, как он оперативно отреагировал на происходящее, можно было судить о том, что драки в заведении далеко не редкость и оказание первой помощи дело для него привычное. Сделав несколько вдохов из склянки, поднесенной к носу, Сандро стал понемногу приходить в чувство. Открыв глаза, он мутным взглядом осмотрелся вокруг и, увидев склонившегося над ним Максима, глухо прошипел, – отойди от меня, Иуда.
− Что произошло, черт возьми, скажешь ты, или?… – непонимающе спросил Максим, взяв лежащего за грудки кителя и одним движением поставив его на ноги, – ты что, друг, белены объелся?
− Я тебе не друг, а ты для меня, если не враг, то просто никто, прохожий, до которого мне нет никакого дела, – с презрением во взгляде проговорил Сандро, отдергивая от себя руки Максима и потирая ушибленный подбородок. Выругавшись на грузинском языке, он безнадежно махнул рукой и, не оглядываясь, покинул помещение кафе, громко хлопнув дверью. Ничего не понимая, Максим быстро расплатился и вышел следом. Поймав первую попавшуюся машину, он машинально бросил на колени водителю десятирублевку, называя адрес общежития, где проживала Лена, и где он надеялся выяснить, что же происходит.
Первой, кто ему встретился у входа в здание, была пожилая вахтерша, которая при виде его демонстративно отвернулась и вошла внутрь.
− Доброе утро, вернее, уже добрый день, тетя Маша, – делая вид, что не заметил показного недовольства старушки, поздоровался он с плохо скрываемой тревогой.
− Чего тебе, кобель? Чего приперся? Мало тебе вчерашнего скандала, ты еще имеешь наглость приходить сюда? Ну иди, я тебя вчера шваброй огрела, а сейчас вот веником отхожу, – и в подтверждении своих слов стала грозно надвигаться на Максима, который, чтобы не быть отделанным орудием труда всегда такой доброй тети Маши, беспомощно хлопая ресницами, отошел в дальний угол.
− Да что вы все с ума посходили, что ли? – недоуменно спросил он, – тетя Маш, подожди ты веником махать, меня уже сегодня отмахали, – в отчаянии проговорил Максим, потирая распухшую, начинающую синеть скулу.
− И поделом, мало тебе дали, раз ты опять приперся, – раздраженно бросила женщина, возвращаясь на свое, отгороженное от остального пространства место, – иди отсюда подобру-поздорову.
− Хорошо, я уйду, только скажите, пожалуйста, где я могу видеть Лену Цыганову?
− Ах ты, бессовестный, – вскипела было успокоившаяся вахтерша, поднимаясь со стула и запустив в него свой веник.
− Правильно, тетя Маша, гони его отсюда поганой метлой, – донесся до него чей-то голос, когда он уворачивался от метко брошенного в него предмета, – была бы моя воля, я бы таких как этот просто кастрировала, и весь разговор.
Максим посмотрел в сторону. Голос принадлежал женщине-врачу, которая работала в госпитале и сейчас как раз шла на ночное дежурство.
− Кто-нибудь мне объяснит, почему сегодня весь мир хочет меня или убить, или покалечить? – с негодованием выпалил Максим.
− А то ты не знаешь? Опозорил бедную девочку, чуть не довел до самоубийства и прикидывается дурачком. А ну пошел вон, пока я милицию не вызвала, видеть тебя не могу, – не унималась вахтерша.
Максим понял бессмысленность продолжения разговора, который только привлекал к себе внимание. Немного потоптавшись на месте, соображая, что ему делать, он принял решение пройти к себе, может, кто из ребят что-нибудь узнал или услышал. От общежития до госпиталя было десять минут ходьбы и он имел возможность неторопливо обдумать происходящее. Одно было бесспорно, он вольно или невольно стал участником чего-то очень нехорошего. Чего именно, это предстояло выяснить. Так, незаметно для себя, погруженный в раздумья, он приблизился к воротам КПП, где в это время всегда было многолюдно.
− Максим, – раздался знакомый голос у него за спиной, – подожди, не торопись.
Обернувшись, он увидел приближавшегося к нему «чайника», выражение лица которого не сулило ничего хорошего.
− Привет, я тебя жду, давай отойдем, мне надо тебе чтото сказать, – беря его за локоть и отводя в противоположную сторону, серьезным голосом произнес «чайник»:
− Ты, Макс, того, не ходи в палату, ребята очень на тебя разозлились, еще чего доброго, поломают. Я, конечно, не одобряю твое поведение, но и не принимаю все это близко к сердцу. В конце концов, это твое личное дело.
− О чем ты говоришь? – оборвал его Максим. – Что я сделал такого страшного? Давай, выкладывай.
− Страшного и необычного ничего, если не считать небольшой скандальчик, который ты устроил вчера вечером, когда, как я понял, проводил Лену домой.
− Продолжай, – глухо произнес Максим, чувствуя, как ноги под ним становятся ватными и, опускаясь на одну из рядом стоящих лавок, замер в преддверии чего-то страшного.
− Так вот, ты там вроде бы пытался ее домогаться, а когда она не поддалась, стал обзывать ее всякими грязными словами. Пол общаги на уши поставил своим криком.